— Я плохо помню эти события. Это слишком волнительно. — Бросив на Доха пристальный взгляд из-под ресниц, я соблазнительно качнула грудью. Мужчина и так был возбужден, явственное подтверждение этого упиралось мне в бедра, и я надеялась, что в этом состоянии он меньше значения придаст моим странностям. — Что-то назревает? Будет осада, война? Или теперь все улажено?
— Между нами? Отныне мы — супруги. — Он подхватил ладонью одну грудь, слегка погладив большим пальцем сосок. Я вздрогнула от пронзившего меня острого удовольствия, его пальцы словно знали о моем теле что-то тайное, касаясь его в самых эрогенных точках. — Твоя судьба — быть со мной, служить мне как мужу. Что касается других планов, то моя жизнь неразрывно связана с войной. Сейчас редкое затишье, которое я позволил себе. Моя цель очевидна — я желаю разрушить цитадель и искоренить культ Богини Талл, подарив нашему миру покой.
— Цитадель? — переспросила я.
Странное дело, его слова вызвали в душе необъяснимое волнение.
Каким-то идущим из прошлой жизни жестом поднесла руку к горлу, сдерживая тревожный стон… и нащупала кулон странной формы, висящий на шнурке.
Нервно вздрогнув, перевела взгляд на собственную грудь. Действительно, кулон в форме небольшого узкого сосуда. И почему я не заметила его, пока не коснулась?
Кажется, и ладони Доха, что бессчетное число раз ласкали мою грудь, не натыкались на него…
— Я понимаю твою тревогу, — поспешил супруг успокоить мои страхи, обхватывая под водой руками мою талию. — Но я надеюсь избежать лишних жертв, достаточно ослабить влияние Богини. Тогда последовательницы культа жестокосердных сами начнут покидать крепость, подобно тебе.
Так я беглянка? Неужели предательница? Сделала это после встречи с ним?
— Я стремилась к тебе, — рискнула с предположением вновь.
Дох слегка сжал губы, испугав меня. Неужели ошиблась и оказалась в его лагере не случайно? Но мы же должны были какое-то время прожить тут вдвоем.
— Тебя вела судьба, — немного отстранение откликнулся мужчина. — И я не дам тебе сбиться с этого пути. Но будь осторожна.
Тон его был очень повелительным. Неумолимым. Доминантным. Этот мужчина точно не мог даже предположить за женщиной право самой распоряжаться своей судьбой.
— Мне что-то угрожает?
Неужели я все же предала своих? И могу ожидать мести?
— Ты теперь рядом со мной, а значит, можешь навредить мне.
— Мне порой кажется, — рассуждая вслух и продолжая ласкать грудь Доха, тихо заметила я, — этот эпизод войны — вот и все, что я знаю о мире.
Каждый раз, задавая вопрос с подтекстом, я отчаянно страшилась натолкнуть супруга на подозрения на мой счет.
Но и в этот раз он лишь понимающе улыбнулся, и как ни в чем не бывало сказал:
— Да, здесь у цитадели всегда так. Раньше было хуже — до того, как я смог собрать воинов и прижать жестокосердных к их проклятой горе. Я слышал, что во времена изначального мира Талл создала ее из костей целого моря жертв. Может быть, это и легенды, но магия этого места делает его неприступным. Все, чего мы достигли, это лишили их возможности собирать как прежде свой кровавый урожай по всему миру. Последние десятилетия гибнут только мои воины, мир маолхов защищен нами. Орда стала живым щитом между всем миром и гнездом жестокосердных.
— Почему орда?
Если отбросить в сторону воинственный вид супруга и его воинов, а в реалиях настоящей войны сложно ожидать иного, все, что я видела вокруг, не производит впечатления варварства. Логично было бы назвать свою армию воинством, или еще как-то. Но орда?
— Изначально те, кто встал под мои знамена, пришли отовсюду. Со всех уголков нашего мира, из всех земель и королевств. Ни один прежний военный союз и тем более армия какой-то отдельной страны не способны были сдержать силу жестокосердных. И их военачальницы — неудержимого палача, служащего земным воплощением Талл. Богиня дарила ей неуязвимость, позволяя держать во мраке ужаса целый мир. Она не знала ни милости, ни жалости и покрывалом смерти укрывала земли, куда являлась, оставляя за собой реки крови и лишенную жизни территорию.
Дох, скользнув ладонью вдоль позвоночника, вдруг яростно сжал мои волосы. Он жестко удерживал их и не позволял отвернуться, вынуждая смотреть прямо на него и вслушиваться в ужасы, что он рассказывал.
— И я решил стать тем, кто будет противостоять приспешникам Талл. Понял, что мир сломлен, нет силы, способной остановить жестокосердных, и они уничтожат всех маолхов. Я стал этой силой. И объявил о сборе армии. Ко мне пошли те, кто устал смиренно терпеть невообразимую жестокость последовательниц культа, но не видел способа что-то изменить. Пришли и воины, и селяне, и те, кто признавал только честный бой, и те, кто промышлял разбоем. Нас назвали ордой…
— И?.. — выдохнула я, настолько сильно затронул меня его рассказ. Вызов, сквозивший во взгляде Доха.
— Моей силы и воли хватило, чтобы противостоять жестокосердным. С каждым новым успехом крепла вера и росла орда. Целые армии королевств вливались в нее. Жители мира наконец-то смогли облегченно вздохнуть — извечная угроза пропала, орда оттеснила ее. Народы один за другим присягали мне на верность, провозгласив общим правителем освобожденных земель.
Ого! Я реально жена правителя целого мира!
— Как же ты правишь ими, всегда занятый войной?
Чуть качнувшись, ласково провела ладонью по мужской щеке. Сердце подсказывало, что этот долг был для него мукой. Я нутром чувствовала: супругу чуждо упоение властью, ему ближе спокойное уединение, отрешенность от проблем мира.
Жизненный опыт подсказывал, что передо мной просто воин, возможно, охотник или рыбак, но не король.
— К счастью, я могу себе позволить сосредоточиться на главном. У меня есть брат-близнец. Он тоже силен, но дух его не так жаждет боя. Он более мудр и сдержан. Он выбрал роль моего помощника, моей тени и принял груз ответственности за мир маолхов.
Слова о брате отозвались в груди странной болью. Предчувствием.
— А воительница, о которой ты говорил? Она и сейчас может атаковать орду?
Нелепо предаваться тут страсти, когда смертельная угроза так близко.
— Воплощение Талл? — Дох запнулся, на секунду его веки сомкнулись, скрывая от меня выражение глаз. Но когда наши взгляды снова встретились, в глубине его зрачков светилась только решимость. — Я единственный, кто мог сдержать ее. Не победить, нет. Но сдержать ценой собственной боли. Мы оказались равны своими силами, и в каждом бою я вставал у нее на пути сам. Иначе не было бы возможности остановить набеги жестокосердных и противостоять их отрядам. А сейчас… сейчас сами боги помогают нам. Сила Талл уменьшается, и это ослабляет всех ее приспешниц. Я надеюсь, что это ослабит и стены цитадели. Тогда мы наконец сокрушим их логово.
Руки мужа уже давно ослабили хватку на затылке, переместившись на мои бедра. Казалось, даже не сознавая этого, погруженный в воспоминания, он ласково поглаживал в воде мои ноги.
А я взглядом следовала за узором из множества шрамов на его теле. Неужели большую часть оставила эта женщина? Палач?
Значит, сейчас она ослаблена? И отсиживается за защищенными злом стенами?
— Пусть так и случится, — искренне пожелала я. Прекращение войны — всегда благо, в каком мире это случится, не важно.
Супруг бросил на меня короткий пристальный взгляд. Одними губами шепнул что-то. Поблагодарил?
Но думать о плохом сейчас было невозможно. Настолько интимной и располагающей к близости, как духовной, так и физической, была обстановка. Мы узнавали друг друга.
Оттого с облегчением встретила его движение. Слегка приподняв меня, Дох плавно опустил назад, насаживая на свою твердую плоть. Никто из нас и не собирался вести долгие беседы, это была лишь моя попытка узнать хоть что-то о жизни владелицы этого тела.
После чего, заведя мои руки за спину, соединил запястья, перехватив их сильной ладонью. Освободив одну руку, положил ее на основание моих широко разведенных ног.
Я задрожала от ощущения немыслимой твердости, наполнившей лоно. Невольно подавшись вперед в жажде мучительного трения, прогнулась, выпячивая грудь. Собственная плоть сжималась вокруг его плоти, желая сделать это соприкосновение наиболее тесным и жарким.
Когда пальцы мужа коснулись пульсирующего бугорка, сейчас практически притиснутого к основанию мужской плоти, не смогла сдержать стона. Так остро отреагировала на энергичное поглаживание подушечкой его большого пальца.
Дох откликнулся не менее страстным стоном, прижавшись лицом к одной груди. Горячий язык мужчины немедленно принялся ласкать ее вершинку, дополняя вспышку желания новыми ощущениями. К тому моменту, когда бедра воина подались вперед, совершая первый толчок, я уже была на грани.
— Пожалуйста, Дох! — Собственный прерывистый голос выдавал всю глубину охватившей страсти.
Глаза мужчины потемнели, сжигая ответным желанием. Он стал двигаться быстро и яростно, вскидывая мое тело при каждом новом выпаде. Великолепно!
Мои бедра импульсивно двигались ему навстречу. И с каждой новой встречей моя плоть жадно обхватывала сейчас самую твердую часть его тела, стремясь к более глубокому проникновению. Это ощущалось истинно волшебной пыткой.
Капли влаги скопились на его груди, собираясь во влажные ручейки и сбегая к поверхности воды. Я никак не могла отвести от них взгляда, чувствуя, что и в моей крови происходит нечто подобное.
Сотни крошечных искорок, разбежавшихся по телу, стекают в низ живота, усиливая разгорающийся там костер. Прогнувшись сильнее, поняла, что почти полулежу на муже, вцепившись в его плечи когтистыми пальцами.
В узкой, наполненной водой лохани очень трудно было не скользить, не тереться о его торс сосками, да и просто удержаться на его ритмично вздымающихся бедрах.
— Никогда не испытывала ничего лучшего.
Язык жил какой-то своей жизнью, передавая вслух мои потаенные мысли.
С довольным стоном Дох обнял мою грудь широкой ладонью. Поймав губами сосок другой груди, он принялся жадно сосать, вынуждая меня едва ли не биться в агонии самых мощных ощущений. Осталось ли в этом геле место, что не вспыхнуло ноющей жаждой прикосновени