На производствах по обработке металлов соотношение — 400 рублей против 347 рублей, т. е. она даже понизилась. На Луганском паровозостроительном заводе прибыль за 13 лет увеличилась в 23 раза, зарплата рабочих — на 20 %. Ничего удивительного, просто рынок: хозяин покупает труд за ту цену, за которую рабочий согласится ее продать. А в нашей «бурно развивающейся державе» дефицита кадров в промышленности почему-то не было. Интересно, почему?
Точнее, дефицит-то, конечно, был — и еще какой! Иначе не стали бы платить слесарю Косыгину без малого 200 рублей. Но касалось это только высококвалифицированных рабочих. А вот кадров средней и низкой квалификации был жуткий переизбыток, усугублявшийся по мере разорения деревни. Поэтому хозяева не стремились приобретать современное сложное оборудование — кто на нем работать-то будет? Вчерашние селяне? Уж они наработают! Так что фабриканты старались иметь оборудование попроще и брать рабочих подешевле, желательно вообще женщин и детей. Валовый продукт и ВВП, конечно, все равно росли, но вот производительность труда и качество — извините…
Результат закономерен: в 1913 году Россия отставала по производительности труда от США в 9 раз, от Англии — в 4,9 раза, от Германии — в 4,7 раза[53]. То есть ситуация точно та же самая, что и в сельском хозяйстве за двести лет до того. Проще увеличить запашку, чем создавать интенсивные хозяйства. Проще нанимать вчерашних крестьян за гроши, чем покупать современные станки и обучать рабочих.
Так что технический прогресс в империи неминуемо упирался в кадровую проблему. А с другой стороны, отрасли, не работавшие на экспорт, как паровоз в скалу, упирались в проблему платежеспособного спроса. Что мы видели на примере пищевой промышленности, где все отрасли, кроме самых простых, составляли 10 %. Это к вопросу о перспективах развития «индустриальной державы».
Положение на Украине было еще хуже, чем в России. Богатейший край — черноземы, уголь, металл, а народ нищий. Или же нет?
О. Тихон Шевкунов о воспоминаниях Хрущева: «Как слесарь, в Донбассе до революции я зарабатывал 40–45 рублей в месяц. (Это какая же у него была квалификация в двадцать-то лет?! — Авт.) Черный хлеб стоил две копейки фунт (400 граммов), а белый — 5 копеек. Сало шло по 22 копейки за фунт. Яйцо — копейка за штуку. Хорошие сапоги стоили 6, от силы 7 рублей…»
Не будем составлять потребительскую корзину, воспользуемся уже готовыми исследованиями. В 1901 году было проведено обследование 200 шахтерских семей Донбасса. Выяснилось, что расходы на питание и одежду для самого рабочего составляли 12,33 руб., на жену — 9,24 руб., на двоих детей — тоже 9,24 руб. Итого на одежду и еду для семьи надо было потратить 30 руб. 81 коп. А средняя зарплата шахтера составляла 24 руб.[54] И ведь здесь еще не учитываются такие обязательные расходы, как жилье, отопление, освещение. Как же они выкручивались? По-разному. Экономили на питании, на квартире, пускали угловых жильцов, женщины и дети шли работать (пусть за гроши, но все в дом копеечку).
За 13 лет общий индекс цен повысился на 39,1 %, на хлеб — на 45,7 %, на животные продукты — на 53,7 %. На 40–47 % возросла квартирная плата. Так что, как видим, реальный заработок украинского рабочего еще и понизился. Как они жили на эти деньги?
В 1912 г. на питание, одежду и жилье одинокий квалифицированный киевский рабочий тратил около 75 % своего бюджета, семейный — 85 %[55]. Собственно, многие семьи так живут и сейчас. В чем разница? Да так, мелочи: в качестве питания, жилья и одежды.
Основными продуктами питания большинства опрошенных были картошка, капуста, каша и ржаной хлеб. А ведь это не офисные сидельцы, это люди, которые занимались тяжелым физическим трудом.
Вот еще пример.
«Питание рабочих Рыковских копей в Донбассе, работавших в сутки вместе со сверхурочными по 18 часов, состояло из следующего: завтрак — суп картофельный, на обед рабочие брали с собой хлеб и воду, ужин — борщ и каша или жареный картофель. Питание и жилье обходились рабочим в 12 руб. в месяц, а зарабатывали они по 15–20 руб., очень редко — по 25 руб. в месяц. Так питался рабочий, не имеющий семьи. Семейный рабочий питался еще хуже. Голодание было самым распространенным явлением в семьях рабочих»[56].
О жилье будет отдельная глава — это особая серия нашего фильма ужасов. Одежду тоже покупали самую дешевую или поношенную. Более того, мне попалась информация, что часто шахтеры работали под землей совсем без одежды — на работу в забое штанов не напасешься.
Такие вот дела.
Дом, милый дом…
Теперь о жилье. Кто не сочувствовал Филипу Филиппычу Преображенскому, великому ученому, зарабатывавшему на жизнь омоложением сексуально озабоченных нэпманов и криминальными абортами[57]. Для самого Булгакова квартирный вопрос был болезненным, хотя если бы он не сменил профессию, то, скорее всего, стал бы обладателем отдельной квартиры. Специалистов в СССР ценили и любили.
А вот кто были те люди, которыми «уплотняли» барские квартиры и которых не любил Филипп Филиппыч, ибо они оскорбляли его эстетическое чувство?
О. Тихон Шевкунов. «Семья Косыгиных жила только на зарплату отца, мать не работала. Они занимали трехкомнатную квартиру на Большой Вульфовой улице на Петроградской стороне… Детям дали отличное образование. У Косыгиных была прислуга… Жилище было обставлено добротной мебелью. Косыгины могли позволить себе качественное питание, хорошую одежду, обувь. А по воскресеньям всей семьей ходили в театр».
В 1900 году трехкомнатная квартира на Петроградской стороне стоила, по самому нижнему пределу, уж никак не меньше 25 рублей в месяц[58]. В 1913 году квартплата еще подросла. А какая у нас средняя зарплата? 35 рублей? Можно на такую снять не то что трехкомнатную, но даже однокомнатную квартиру? Комнату за 10 рублей в месяц? Разве что угол за пятерку, и то — если повезет. А вы думаете, рабочие из любви к грязи и тесноте селились по подвалам да казармам?
Кстати, Хрущев, вспоминая молодые годы, рассказывал не только о том, как хорошо жил, будучи слесарем, но и о рабочей казарме, в которой обитал его отец: пятьдесят человек, из мебели — двухъярусные нары и веревка для одежды, даже столов — и тех нет…
О. Тихон Шевкунов. «Уже к 1913 году бараки для проживания рабочих в целом ушли в прошлое. Точнее, в будущее: бараки снова вырастут в советских городах и рабочих поселках».
Вырастут-то они вырастут, но на стройках и в новых городах, как временное жилье. А те бараки, которые «в целом ушли в прошлое», а стало быть, в частности еще остались и в 1913 году, — это совсем другое. Да и тут, опять же, терминологическая неувязка — то, что сейчас в России называют бараками, деревянные дома коридорного типа с удобствами во дворе, — о таких условиях большинство рабочих того времени и мечтать не смели. А о. Тихон вовсе не о бараках говорит, а о рабочих казармах. Что это такое? Снова обратимся к Пажитнову.
На большинстве фабрик в глубине России помещения для рабочих подразделялись на две категории: казармы и каморки: первые для холостых рабочих, вторые — для семейных. Это огромный барак, либо перегороженный, либо не перегороженный на маленькие клетушки.
«Обстановка спален, будь это казармы или каморки, везде очень однообразна: по общему правилу в них обыкновенно помещаются в несколько рядов дощатые, большей частью голые нары; железные кровати имеются лишь на очень немногих фабриках или заводах… О подстилке рабочий обязан позаботиться уже сам, и в большинстве рабочие спят на собственном полушубке или кафтане…»[59]
Грязь в казармах обычно стояла невообразимая. Уборщиков не держали, а рабочим было не до того. Щели деревянных нар буквально кишели клопами, вшами и блохами. О вентиляции никто не заботился — вот еще! Рабочие обоих полов и всех возрастов спали вповалку.
Вот еще нюанс. «На крупных бумагопрядильных или бумаготкацких фабриках если не все, то часть рабочих имеет сравнительно лучшее помещение, но в них, при 6-часовых рабочих сменах, одним и тем же местом для спанья пользуются различные рабочие: один встает и уходит на работу, другой приходит и ложится на его место…
О том, что для здоровья человека нужно определенное количество свежего воздуха — по общему правилу, нигде не принято заботиться. В казармах очень часто нары делаются в 2 яруса, так что при обычной высоте комнаты в 3–4 аршина верхний ярус отстоит от потолка на 3/4; аршина (около 55 см. — Авт.).
Семейные рабочие стараются выгородить себя от остальных и с этой целью отделяют свои места на нарах как-нибудь занавесками, часто просто из разного грязного тряпья. Иногда фабриканты идут навстречу (?!) этому естественному стремлению рабочих и на помосте нар делают дощатые перегородки вышиною в 1 1/2; аршина (около метра. — Авт.), так что на нарах образуется ряд, в полном смысле слова, стойл на каждую пару»[60].
Все ж таки даже на стройках социализма рабочих обеспечивали отдельными кроватями и бельем, делили бараки на мужские и женские. Даже в многократно демонизированном ГУЛАГе зэк имел свое собственное место на нарах. А этим людям — за что им такое? Чем и перед кем они провинились?
Каморки — это тот же барак, но поделенный на отдельные клетушки, — такое «элитное» жилье предназначалось для семейных рабочих. Только не стоит думать, что в комнате помещается по одной семье — обычно по две-три, но иной раз и до семи.
Жилье, предоставленно