Правило такое: чем менее квалифицированный труд, чем больше работает женщин и детей, тем хуже положение. Их за то и ценили, особенно малолеток, которые были совсем уж дешевой и безропотной рабочей силой. А раз так — зачем напрягаться, всех всё устраивает. Ведь правда же устраивает — а, ребятишки?
80-е годы XIX века — картины яркие и запоминающиеся. Потом таких уже не было — не потому, что положение улучшилось, а потому, что после 1885 года отчеты фабричных инспекторов перестали публиковать.
В Царстве Польском по части условий труда было, пожалуй, самое лучшее положение в Российской империи. И вот что пишет фабричный инспектор Харьковского и Варшавского округов Святловский, который лично осмотрел 1500 (!) предприятий с 125 тыс. рабочих — то есть в основном мелких и средних. «Относительно рабочих помещений можно принять за правило следующее положение: если во вновь воздвигаемых фабриках далеко не всегда обращается внимание на требования строительной гигиены, то в старых фабриках и особенно в мелких заведениях эти требования всегда и благополучно игнорируются, и нигде не имеется приспособлений ни для вентиляции, ни для удаления пыли»[68].
Вот и пример: сушильни на махорочных фабриках таковы, что даже привычного рабочего, который пробыл там 15 минут, иной раз вытаскивали в глубоком обмороке. «При входе в сушильню дух захватывает почти в той же мере, как и при входе в помещение химических заводов, где вырабатывается соляная кислота».
Да, кстати, химические заводы — вот где были настоящие фабрики смерти. Московская губерния (относительно цивилизованная): «На химических заводах в подавляющем большинстве случаев воздух отравляется различными вредными газами, парами и пылью. Эти газы, пары и пыль не только вредят рабочим, причиняя более или менее тяжкие болезни от раздражения дыхательных путей и соединительной оболочки глаз и влияя на пищеварительные пути и зубы, но и прямо их отравляют… На зеркальных мелких заводах рабочие страдают от отравления ртутными парами. Это обнаруживается в дрожании рук, в общем упадке питания и дурном запахе изо рта». Кстати, один из таких заводов — по производству свинцовых белил — красочно описан Гиляровским в очерке «Обреченные».
Фабрики тогдашние мало походили на нынешние, где даже если есть проблемы с вентиляцией, то по крайней мере достаточно самого воздуха. Но исследователи условий труда на кустарных и полукустарных производствах, таких как табачные, спичечные фабрики и пр., пришли в ужас, когда измерили, сколько воздуха приходится на одного работающего. Получалось иной раз половина, а иной раз и треть кубической сажени. При этом единственной системой вентиляции зачастую служили открытая дверь и форточка в окне, которую рабочие закрывали по причине сквозняков.
Ну, а теперь дадим слово самим фабричным инспекторам. Вот рогожные фабрики (более половины работающих — дети!): «На всех фабриках без исключения мастерские дают на каждого рабочего, или, вернее, живущего, менее принятой нами нормы в 3 куб. сажени, а 2/3 из них дают менее 1 куб. сажени на человека, не считая при том массы воздуха, вытесняемого мочалой и рогожами. На 7 кожевенных заводах было найдено отопление “по черному” — без труб. Из 1080 фабрик Московской губернии периодическое (!) мытье полов существовало только на трех!»
Вот сахарные заводы. Казалось бы, чистый хороший продукт — но производство относится к числу особо вредных.
«На всех осмотренных заводах не имеется почти никаких особых вентиляционных приспособлений… нередко рабочие помещения бывают переполнены парами, а часто и резким запахом фильтрпрессной грязи. Поэтому рабочие часто сами устраивают вентиляцию, выставляя или выбивая окна, результатом чего являются постоянные сквозняки (это при высокой-то температуре в 36 градусов и выше!) …»
…
«Работа в паточной положительно вызывает особую, чисто профессиональную болезнь, именно нарывы на ногах. В паточном отделении рабочий все время стоит в патоке босиком, причем малейшая ссадина или царапина разъедается, и дело доходит до флегмонозных воспалений. Высокая температура и господствующие сквозняки вызывают ревматические заболевания…»
…
«К числу наиболее вредных работ на сахарных заводах следует отнести работы с известью, которые состоят в гашении, переноске и разбалтывании извести с водою. Мельчайшие частицы ее носятся в воздухе, покрывают платье и тело рабочих, действуют разрушающим образом на то и другое, разъедают глаза и, несмотря на повязки (российский фабричный «респиратор» — во вредных цехах лица обматывали тряпками. — Авт.), проникают в легкие и вызывают разного рода легочные страдания…»
На других фабриках дело обстояло не лучше.
«…Особенно часто плохи на суконных фабриках “мокрые” отделения — это настоящие сырые, промозглые подвалы, а между тем полураздетые работницы постоянно ходят из них в сушильню, где температура доходит до 40 °C».
…
«…Существует одна фабрика (Головиной), которая во время работы… ходит ходуном. Для того чтобы попасть в помещение, где установлены чесальные машины, нужно пролезть через входное отверстие, отстоящее от парового двигателя с его движущимися частями не более, как вершков на 6–7 (около 30 см. — Авт.); валы расположены на высоте ниже человеческого роста…»
…
«…Большая часть табачных фабрик отличается крайней скученностью рабочих… Воздух в них почти всегда спертый, душный, причем в порче его участвуют не только человеческие испарения, но и недостаток вентиляции, а также примесь продуктов горения газа, керосина и свечей… Желудочные скоропреходящие боли (гастралгии) знакомы всем табачным работникам. Это, можно сказать, настоящее профессиональное их заболевание. Вообще, нервные страдания (от отравления никотином) так часты на табачных фабриках, что зачастую на вопрос “Ну, как здоровье? ” получается от рабочих ответ: “Да мы все больны, у всех одышка, у всех головная боль”».
…
«…На перчаточной фабрике Простова пахнет не лучше, чем в общественных и притом никогда не дезинфицируемых писсуарах, потому что кожи на этой фабрике вымачиваются в открытых чанах, наполненных полусгнившей мочой (интересно: а покупатели перчаток в курсе особенностей технологического процесса? — Авт.). Мочу доставляют, конечно же, сами рабочие, для чего в помещении в нескольких углах находятся особые чаны, ничем не прикрытые. В небольших кожевенных заведениях люди спят и едят в тех же зловонных мастерских, где воздух не лучше, чем в плохом анатомическом театре…»
Эти доклады относятся к 80-м годов XIX века. Но, может быть, за 20 лет что-нибудь изменилось? Посмотрим. Мы снова на сахарном заводе, и снова слово фабричному инспектору.
«Работа на заводе продолжается 12 часов в день, праздников не имеют и работают 30 дней в месяц. Почти во всем заводе температура воздуха страшно высокая. Работают голышом, только покрывают голову бумажным колпаком да вокруг пояса носят короткий фартук. В некоторых отделениях, например в камерах, куда приходится вкатывать тележки, нагруженные металлическими формами, наполненными сахаром, температура доходит до 70 градусов. Этот ад до того изменяет организм, что в казармах, где рабочим приходится жить, они не выносят температуры ниже 30 градусов…»
Главный бич мануфактур, кроме ничем не огражденных машин, — это пыль, постоянная и всепроникающая. От нее у работников развиваются легочные болезни, болезни глаз. Если в Западной Европе, где тоже с рабочими не миндальничали, все же машины снабжали вентиляторами и кожухами, то в России все было открыто. К чему лишние расходы?
«После пребывания на льнопрядильных фабриках в течение только нескольких минут я выходил оттуда, весь покрытый пылью, как мукой… Там, где обрабатываются низшие сорта льна, становится трудно не только дышать, но и видеть, все в каком-то сером тумане»[69].
К безопасности труда примерно такое же отношение. Машины почти никогда не имеют никаких ограждений: кто зазевался — тот и попал[70]. В погоне за выработкой станки напихивают в цеха, не считаясь с элементарными требованиями безопасности. А зачем о чем-то думать? За травмы, даже за смерть рабочего хозяин не отвечает никак. Трешку в зубы — и за ворота. Долго ли набрать новых? Вот лишь один пример из многих сотен.
«На мануфактуре № 31 в опальне, или палильне, между двумя машинами с множеством зубчатых колес, вращающихся в разных направлениях, существует проход всего примерно в три четверти аршина[71], через который в течение суток проходят, нет сомнения, сотни рабочих. В том числе малолетние; малейшая неосторожность, особенно при господствующем шуме и жаре в этом отделении, один нетвердый шаг или толчок — и человек в этом проходе легко может зацепиться за ту или другую шестерню и быть изуродованным. Я обратил внимание на этот опасный пункт мастера, и он мне хладнокровно ответил, что для прикрытия этих машин есть у них деревянные футляры, но у одного из них, недели 2 тому назад, оторвалась крышка, и что никак не соберутся ее исправить»[72].
Стоит ли удивляться количеству болезней, травм, смертных случаев на рабочем месте? Администрация, как правило, никакой ответственности не несет. Правда, еще в 1862 году был выработан проект устава о промышленности, где хозяевам вменялось в обязанность оплачивать лечение рабочего, пострадавшего на рабочем месте, и хоронить в случае смерти. Но проект так и остался проектом.
Другой закон, разработанный аж в 1866 году, обязывал фабрикантов организовывать медицинскую помощь рабочим. Кое-где он даже соблюдался. Хотя большей частью фабричная больница ограничивалась приемным покоем с парой кроватей, а медицинский персонал — фельдшером. Иногда эту обязанность исполняли хозяин фабричной лавки или конторщик: а что — читать-писать умеет, человек образованный, чем не медработник?