[98]. Вот догадайтесь, какая болезнь занимала первое место (среди выявленных!)? Чесотка — не смертельное, но крайне неприятное заболевание (4,75 млн чел.). Причина — отсутствие гигиены. Когда семья спит вповалку на полатях и вытирается одним полотенцем — ничего удивительного. Второе место занимал грипп (так в то время называли все ОРВИ). Ну, это дело житейское, хотя при отсутствии лечения он осложнялся бронхитами, пневмониями, от чего люди успешно помирали. Но дальше начинается жуть жуткая.
Третье место занимала малярия (3,5 млн) [99], затем шел сифилис (1,2 млн), завершая собой болезни-«миллионники». Вплотную к миллиону подходила трахома (970 тыс.). О ней сейчас вообще мало кто знает, а ведь это тяжелейшая болезнь глаз, завершавшаяся слепотой. Причины её распространения просты — грязь. Немытые руки, общие утиральники, мухи… А результаты — чудовищны.
Затем шел туберкулез — 835 тыс., тиф «разный» (то есть сыпной, брюшной, возвратный) — 570 тыс. Это снова грязь, антисанитария. Брюшной — немытые руки, грязная еда, сыпной — вши. За полмиллиона переходил коклюш — один из четверки самых страшных детских болезней (530 тыс.). Остальные три ненамного отставали: дифтерит — 432 тыс., корь — 420 тыс. скарлатина — 350 тысяч. Теперь желудочно-кишечные хвори: дизентерия — 436 тыс., эпидемический гастроэнтерит (то, что сейчас называют ротавирусом, отравлениями и пр.) — 353 тыс. Последний далеко не так безобиден, как кажется, — не менее трети младенцев в России умирало от поносов. Традиционные оспа, чума, холера на этом фоне уже не впечатляют,
И это ведь только видимая часть айсберга. В 1913 году число обращений за медицинской помощью в деревне составляло 529,5 человека на 1000 жителей, реальные показатели наверняка выше.
Сифилис вообще приобрел размеры национального бедствия[100]. К 1914 году в империи было аж целых 12 венерологических диспансеров, так что удивляться не стоит. А народ… народ просто о нем не знал.
Михаил Булгаков. Звездная сыпь. «Застегивайтесь, — заговорил я. — У вас сифилис! Болезнь весьма серьезная, затрагивающая весь организм. Вам долго придется лечиться!
Тут я запнулся, потому что — клянусь! — прочем в этом, похожем на куриный, взоре, удивление, смешанное явно с иронией.
— Глотка вот захрипла, — молвил пациент.
— Ну да, вот от этого и захрипла. От этого и сыпь на груди. Посмотрите на свою грудь.
— Слушайте, дядя, — продолжал я вслух, — глотка дело второстепенное. Глотке мы тоже поможем, но самое главное, нужно вашу общую болезнь лечить. И долго вам придется лечиться — два года.
Тут пациент вытаращил на меня глаза. И в них я прочел свой приговор: “Да ты, доктор, рехнулся! ”
— Что ж так долго? — спросил пациент. — Как это так два года? Мне бы какого-нибудь полосканья для глотки…
…
…Пробегая по полутемному коридору из амбулаторного своего кабинета в аптеку за папиросами, я услыхал бегло хриплый шепот:
— Плохо лечит. Молодой. Понимаешь, глотку заложило, а он смотрит, смотрит… то грудь, то живот… Глотка болит, а он мази на ноги дает…»
Вот так и болели — семьями, от стариков до младенцев. Съездил отец семейства в город на заработки, привез домой сифилис, заразил половым путем жену, бытовым — детей. Никто не спорит, двенадцать вендиспансеров на империю и даже сто двадцать через пять лет (темпы роста-то какие!) ситуацию изменили бы кардинально!
Вплотную к бедствию подходил и туберкулез. За годы царствования обожаемого последнего императора число больных в империи выросло в 3 (три!) раза: с 280 тыс. в 1896 году до 877 в 1913-м (в пересчете на 10 000 жителей — с 22,3 до 53,9 человека) [101]. Но Российская империя без государственных программ, силами частной и земской медицины, эту проблему непременно бы решила.
А ведь была еще и холера, постоянно нависающая над страной угроза. В 1909 году она наблюдалась в 50 губерниях и областях, но слабенько — всего 22 858 случаев (умерло 10 677 человек). В 1910-м — 72 губернии, зато больных — 230 232 человека (109 550 смертей). Как с ней боролись? А как можно бороться в таких условиях? Ждать, пока сама закончится.
«Согласно собранным в отчетном году данным о положении водоснабжения и удалении нечистот в городах и негородских пунктах, в коих число жителей превышает 10 тыс. чел., водопроводы общественного пользования имеются лишь в 190 из 1078 населенных пунктов, только при 58 из них устроены фильтры или приспособления для очищения воды. Между тем, например, в Германии в городах с населением свыше 20 тыс. жителей устроены водопроводы в 98 поселениях из 100, из городов с населением от 5 до 20 тыс. имеются водопроводы в 74 пунктах из 100. Сплавная канализация существует лишь в 13 городах и устраивается в трех. В большинстве остальных поселений удаление нечистот поставлено весьма неудовлетворительно… В результате обследования городов Киева, Харькова, Ростова-на-Дону и С.-Петербурга в 1907–1910 гг. оказалось, что одною из причин широкого распространения эпидемии тифа и холеры было загрязнение водопровода сточными водами»[102].
В столице, кстати, канализация как раз была. Но часть нечистот из не охваченных прогрессом предместий, по-видимому, попадала в Неву, откуда бралась вода для водопровода. С соответствующим результатом. И что — кто-то верит, что это санитарно-батальное полотно можно было переписать без госпрограмм, силами местных властей?
…По уровню смертности от инфекционных заболеваний Россия, может статься, и не опережала Индию, но в остальном гордиться было нечем. Вот данные по смертности на 100 тысяч населения на тот же наш любимый 1913 год в сравнении с США (нет, я знала, конечно, что все плохо, — но что настолько?!).
В общем-то, ничего неожиданного здесь нет. Крайне низкий уровень санитарной культуры населения, отсутствие государственных программ, отсутствие прививок (в свое время Екатерина II подавала пример подданным, первой в стране сделав прививку от оспы, но, судя по показателям, этот опыт был успешно забыт). Когда заботу о народном здоровье взваливают на плечи и без того перегруженных земских врачей, чего еще ожидать?
Возможно, какие-то государственные программы и существовали, но о них даже о. Тихон не пишет.
Все там будем. Вопрос — когда?
Согласитесь, что если речь идет о «сбережении народа», смертность — показатель не из последних. Удалось мне и на эту тему найти табличку[103]. Возьмем три государства — благополучная Дания, среднеблагополучная Германия и Россия. В 1871–1880 гг. смертность в них составляла соответственно 19,3, 27,1 и 36,4 на тысячу человек. В 1913 году — 12,5, 15 и 27,1 на тысячу. Как видим, в России показатели не просто больше — еще и темпы медленнее. В Дании смертность за это время уменьшилась на 35 %, в Германии — на 45 %, в России — на 25 %. Хотя сама медицина была примерно на одинаковом уровне.
Но и это еще не все. Есть такой весьма смутный показатель, как средняя продолжительность жизни. Когда мы в пятом классе проходили историю древнего мира, нам рассказывали, что в первобытные времена она составляла около тридцати лет. Мы еще немало тому поражались. А учительница объяснила: мол, на эту цифру влияла высокая детская смертность.
Не знаю, как уж там ученые подсчитывали продолжительность жизни у первобытных людей, но в России в 1914 году она была как раз такой: по разным данным, 32–34 года. И детская смертность была не просто высокой — запредельной. Попалась мне на глаза одна табличка — процент людей, доживших до определенного возраста[104].
Из этой таблицы мы видим, что почти половина российских детей так никогда и не становились взрослыми. И десять лет царствования столь любимого монархистами последнего императора не дали в этом смысле абсолютно никакого результата. За период с 1901 по 1911 г. смертность детей первого года жизни колебалась от 225 до 272 на тысячу рожденных, при этом никакой тенденции не просматривалось, она все время держалась на том же уровне.
Есть еще один показатель — число детей, умерших в возрасте до 5 лет. В среднем по 50 губерниям Европейской России в 1908–1910 гг. из тысячи родившихся 389 умирали, не дожив до пяти лет[105]. Причем любопытная прослеживается закономерность: чем западнее губерния, тем ниже показатель. Самые низкие — в Эстляндской, Курляндской и Лифляндской губерниях. А в Московской, Владимирской, Нижегородской, Вятской — соответственно 436, 446, 435, 449 детей. Почти половина. Вообще, показатель выше 400 наблюдался в 18 губерниях из 50, причем у детей рабочих она была даже больше, чем по деревням[106]. Что неудивительно — деревенские хотя бы в теплое время по травке бегали, всякие вершки-корешки в рот совали, не страдали от авитаминоза и рахита, а фабричные жили хоть и не так впроголодь, но в жуткой скученности, без воздуха и света.
Если бы Российская империя продолжала свое существование и впредь, ситуация бы изменилась? Что, в самом деле? Без государственных программ и даже без государственного интереса? Тогда расскажу вам одну историю, в свое время немало меня удивившую.
В 1921 году закончилась, наконец, длившаяся семь лет война. Страна была разрушена в ноль — казалось бы, народишко сейчас как начнет помирать! А в 1926 году показатель младенческой смертности составлял 174, в 1927-м — 193, а в 1928-м — 182,5 на тысячу родившихся.
Да, но как такое возможно? Ведь СССР находился в куда худшем положении, чем Российская империя, — разруха, международная изоляция, денег нет вообще ни на что…