Еще раз: европейские «великие державы» дрались за передел рынков и колоний. К нам это никаким боком не относилось.
Репарации? Не спорю, грабительские походы — дело достойное. Особенно когда непонятно, что больше: военная добыча или военные долги.
Черноморские проливы? Дело неплохое, но стоит ли овчинка выделки — это еще считать надо. Для локальной войнушки с турками такой приз сойдет, но вписываться ради него в мировую бойню?
Ну, а про Константинополь я промолчу. Поскольку в религиозные войны цинично не верю. Там всегда просматривается что-то еще — то нефтяные скважины приватизируют, то богатые города грабят…
Давайте лучше задумаемся над другим вопросом: а за контроль над какой именно колонией схлестнулись Тройственный союз и Антанта? Какая богатая ресурсами и одновременно нищая страна — идеальное сочетание для колонизации — была у немцев под боком? Какую страну делили на «зоны влияния» представители Антанты в декабре 1917 года? Нет, не Германию — с неё только репарации слупили.
Право же, как это чудно-чудно — влезать в драку между собственными потенциальными хозяевами, да еще и брать у избранного господина кредиты на войну за его интересы! Это вместо того, чтобы он платил! Вот умеют же англичане заставить кошку горчицу есть!
Розги для поднятия боевого духа
Впрочем, вопросы высокой политики для неграмотных мужиков — темный лес. Для населения война всегда означает одно и то же: мужчины ушли, цены повысились, жить стало труднее. Если есть мотивация все это терпеть — люди терпят и воюют. Как в Великую Отечественную — немцы шли грабить и убивать, наши защищали своё, всем всё понятно. Если правительство умеет, при отсутствии прямой мотивации, её внушить — всё тоже обстоит благополучно, хотя бы какое-то время. Ну а если война идет успешно, армия побеждает, окопы сухие, сапоги крепкие, пайки хорошие — то почему бы и не повоевать?
Российским верхам был прямой резон добиваться участия страны в войне. Услужение Белому Господину. Обогащение на военных поставках. Наконец, так называемому обществу попросту задурили головы — это нетрудно, никакого интернета не требуется, достаточно газет. Однако выразился общественный патриотизм большей частью в разгроме немецких магазинов и германского посольства в Петербурге, спешно переименованном по этому поводу в Петроград, чтобы не называлась столица на немецкий манер. (Попутно лишили имя города сакрального смысла — вместо града Святого Петра он стал просто городом Петра. Возможно, даже и царя, но обычного человека, не апостола.)
Однако читающее общество не сидело в окопах. Там сидели совсем другие люди, которые против немцев, в общем-то, ничего не имели. Всяко уж не больше, чем против англичан, которых было полно среди директоров фабрик и рудников. О том, насколько русский солдат понимал причины этой войны, в свое время писал генерал Брусилов:
«Даже после объявления войны прибывшие из внутренних областей России пополнения совершенно не понимали, какая это война свалилась им на голову. Сколько раз спрашивал я в окопах, из-за чего мы воюем, и всегда неизбежно получал ответ, что какой-то там эрц-герец-перц с женой были убиты, а потому австрияки хотели обидеть сербов. Но кто же такие сербы — не знал почти никто, что такое славяне — было также темно, а почему немцы из-за Сербии вздумали воевать, было совершенно неизвестно».
О да, этот народ, конечно, не был обманут. До такого российская элита не снисходила — чумазому политику втолковывать! Сказано воевать — вот и иди воевать! Это Брусилов еще не спрашивал у солдат, где находится Константинополь, — вполне мог получить ответ: «Вроде в нашей губернии такого нету — может, в соседней?»
С одеждой, пайками и пр. тоже было так себе. Торговцы наживались на военных поставках. Самое милое дело — получить госзаказ и поставить какую-нибудь дешевую заваль. Кто проверять-то будет — не свое ведь… Полковые интенданты тоже не отставали. Еще Суворов говорил: «Любого интенданта после пяти лет службы можно вешать без всякого суда». Читали великий роман «Петр Первый»? Там все сказано, вот только некому было повелеть: «Подряды все передать Бровкину!» Да и был ли такой Бровкин в каждом военно-промышленном комитете[126]?
Ну, и на закуску: армейские порядки определялись старой доброй практикой социального расизма — офицеры солдат считали за людей третьего сорта (если вообще держали их за людей). Не все — но многие, очень многие. А порядки в полку определялись полковым собранием, и тех, кто «миндальничал» с нижними чинами, могли очень сильно не одобрять.
Вот маленький штришок к портрету русской армии — фрагмент из воспоминаний Н.Т. Фомина, который во время войны был солдатом. Обратите внимание: дело происходит на фронте, причем Фомин — не простой солдат, а разведчик.
«Как-то раз настала моя очередь идти на кухню. Я должен был принести ужин для своих товарищей. Взял два котелка, получил четыре порции борща, иду обратно. А навстречу полковник Зайченко. Я вытянулся, повернул к нему лицо — ем глазами, что называется. Но, должно быть, вид мой не понравился командиру полка. Впрочем, и немудрено: огромные валенки, бумазейная цветная телогрейка не придавали мне бравого вида. А тут еще полные котелки не дают возможности вытянуться во фронт. Полковник остановил меня:
— Ты какой роты?
Отвечаю, как положено по уставу:
— Я рядовой солдат команды разведчиков 130-го пехотного Херсонского его императорского высочества великого князя Андрея Владимировича полка.
— А кто я буду?
— Вы изволите быть командиром 130-го пехотного Херсонского его императорского высочества великого князя Андрея Владимировича полка — полковник Зайченко.
— Перед кем полагается во фронт становиться?
Начиная от государя императора и государыни императрицы, я перечисляю, перед кем солдат должен становиться во фронт. У командира полка не хватило терпения выслушать до конца, и он прервал меня:
— А как ты думаешь, передо мною положено становиться во фронт?
— Так точно, положено!
— Почему не стал?
— Руки заняты котелками, ваше высокоблагородие.
— Вот оно что, — иронически протянул полковник. И вдруг как закричит: — Службу не знаешь! Слушай мою команду! Направо! Шагом марш!
Обливаясь борщом, я пошел, стараясь как можно лучше отбить шаг. Но в огромных валенках это невозможно было. Прошел шагов 50, слышу команду: “Кругом, марш! ” Повернулся я и пошел обратно. Поравнявшись с командиром полка, стал во фронт. А руки по-прежнему заняты котелками, в которых борща осталось уже наполовину.
Командир полка опять дает команду:
— Направо, шагом марш!
Я точно выполняю команду, отошел метров за 60, иду дальше — не слышу команды. Ну, думаю, оставил меня мой мучитель. Прошел еще немного, поворачиваю голову. А он издали наблюдает. “Кругом! — кричит. — Бегом ко мне! ” Добежал я до него, он как начал, как начал меня ругать, какое я, мол, имел право оглядываться. И устава-то я не знаю, и чинопочитания не понимаю. Стою, слушаю, молчу. Попробуй не то что возразить, а слово вымолвить в свое оправдание, еще хуже будет.
Когда устал ругаться, опять подает команду: “Шагом марш! ” Потом снова: “Кругом, марш! ” И так долго он еще, издеваясь, гонял меня туда и обратно.
Вернулся я в казарму с пустыми котелками. Товарищи накинулись на меня: где пропадал — люди в других отделениях давно отужинали. А я перевернул пустые котелки и рассказал, как полковник Зайченко оставил нас без ужина, учинив мне строевые занятия с котелками».
Такая вот мелкая история. Как господин полковник ради своих понтов оставил команду разведчиков без обеда. Сразу после Февраля, кстати, он тихо куда-то слился, и неудивительно — солдатский комитет многое бы ему припомнил.
А вот и общий портрет, кисти того же Троцкого — кстати, одной из его профессий была военная журналистика. Врет, конечно — правду ведь пишут только монархисты…
«Мобилизовано было около 15 миллионов человек, которые заполняли депо, казармы, этапные пункты, толпились, топтались, наступая друг другу на ноги, ожесточаясь и проклиная. Если для фронта эти человеческие массы были мнимой величиной, то они являлись очень действительным фактором разрухи в тылу. Около 51/2 миллиона числились убитыми, ранеными и в плену. Число дезертиров росло. Уже в июле 1915 года министры причитали: “Бедная Россия. Даже ее армия, которая в былые времена наполняла мир громом побед… и та оказывается состоящею из одних только трусов и дезертиров”.
…Все искали, на кого бы свалить вину. Обвиняли поголовно евреев в шпионаже. Громили людей с немецкими фамилиями… Штабы и Дума обвиняли двор в германофильстве. Все вместе завидовали союзникам и ненавидели их. Французское командование щадило свои армии, подставляя русских солдат. Англия раскачивалась медленно. В гостиных Петрограда и штабах фронта мило шутили: “Англия поклялась держаться до последней капли крови… русского солдата”. Эти шуточки ползли вниз и доползали до фронта. “Все для войны! ” — говорили министры, депутаты, генералы, журналисты. “Да, — начинал размышлять в окопе солдат, — они все готовы воевать до последней капли… моей крови”.
Русская армия потеряла за всю войну убитыми более, чем какая-либо армия, участвовавшая в бойне народов, именно около 21/2 миллиона душ, или 40 % потерь всех армий Антанты[127]. В первые месяцы солдаты гибли под снарядами, не рассуждая или рассуждая мало. Но у них накоплялся со дня на день опыт, горький опыт низов, которыми не умеют командовать. Они измеряли масштаб генеральской путаницы бесцельными передвижениями на отстающих подошвах и числом несъеденных обедов. От кровавой мешанины людей и вещей исходило обобщающее слово: бессмыслица, которое на солдатском языке заменялось другим, более сочным словом…