о собрания дожидаться не стали.
Да, кстати, об Учредительном собрании. Временное правительство потому так называлось, что управлять оно должно было до его созыва. Но вот с выборами почему-то никто не спешил. Прошла весна, лето, наступила осень, а «временные» все еще сидели в Зимнем. Потом пришли большевики, выгнали их оттуда и тоже обещали созвать «учредилку», поэтому и Совнарком тоже объявили «временным правительством». Однако, в отличие от предшественников, тянуть резину они не стали. Выборы были назначены через две недели. Не то, чтобы большевики были какими-то особыми демократами, просто они трезво оценивали свои перспективы.
Уже 26 октября, на следующий день после прихода к власти, Троцкий открытым текстом говорил: «Всю надежду свою мы возлагаем на то, что наша революция развяжет европейскую революцию. Если восставшие народы Европы не раздавят империализм, мы будем раздавлены». А пока Совнарком еще не разогнали, надо было успеть совершить как можно больше политических действий — всё это пригодится, когда начнется грядущая, настоящая революция. То есть на победу они не рассчитывали, но при этом действовали так, как будто пришли навсегда. Это и спасло как их самих, так и Россию.
О. Тихон Шевкунов. «Надо сказать, выборы в Учредительное собрание были проведены на самом деле свободно и честно. Право голоса впервые получили все граждане. Возрастной ценз снизили с двадцати пяти лет до двадцати. Впервые разрешили голосовать женщинам и военным. К избирательным урнам пришли граждане России всех сословий без различия имущественного положения, национальности или веры… И вот выборы состоялись… 91 % депутатов являлись представителями партий, открыто провозглашавших в качестве инструмента своей политики — террор. Это были эсеры и большевики».
Ну, население Российской империи террором было не испугать. Солдаты с ружьями, казаки с нагайками, военно-полевые суды с розгами и виселицами… причем без всяких программных деклараций, просто по обычаю. Так что если какой-нибудь эсер кинет бомбу в губернаторский кортеж, мужик еще и поаплодирует. Кто о позапрошлом годе вызвал казаков и велел всю деревню перепороть?
А кроме бомб, у партий ведь была и программа. Какому-нибудь бедняку Пахому дела не было до того, взорвут ли эсеры губернатора или министра. А вот то, что они выступают против Столыпинской реформы, касалось его непосредственно. Ну, и за кого он голосовать будет?
О. Тихон Шевкунов. «Соратники Ленина оказались более последовательными террористами: в январе 1918 года они позволили провести единственное заседание Учредительного чобрания и без раздумий разогнали “Учредилку” как уже не нужное им демократическое сборище».
Интересно, а с каких это пор подобный разгон считается террористическим актом? Большевики что — бомбы в делегатов бросали? На самом деле это и разгоном назвать было нельзя, прекращение работы Собрания было обставлено гораздо хитрее, с иезуитски точным соблюдением всех демократических процедур[147]. Но результат планировался и оказался именно таким.
Тут в чем было дело? В выборах участвовали 14 партий (даже какие-то непонятные «правые» получили одно место), но эсеры и большевики действительно шли с большим отрывом, причем первых было в два раза больше, чем вторых. И тут не надо быть пророком, чтобы предсказать: результатом работы Собрания станет коалиционное правительство, в которое войдут эсеры, большевики, левые эсеры и кто-нибудь еще, вроде меньшевиков или бундовцев. Опыт «демократического периода» России показывал: такое правительство утопит в дебатах все, к чему прикоснется[148], став по дееспособности еще одной, причем худшей, реинкарнацией «временных». А поскольку эсеров финансировали французы, то первым делом оно торпедирует долгожданный мир, да и вопрос о земле тоже зависнет (новым хозяевам нужна земля в собственность). А что дальше? А дальше — еще один социальный взрыв обманутого российского населения, тотальная пугачевщина, в которой все убивают всех, а потом на руины придет Белый Господин и сделает так, как хотел.
Да, демократия и вправду была изнасилована большевиками в извращенной форме, зато Россия уцелела, поскольку единственное на тот момент дееспособное правительство осталось у власти.
О. Тихон Шевкунов. «В октябре в конечном счете победили те, кто обращался к народу с самыми простыми и самыми лживыми лозунгами, кто пообещал народу мир, землю, фабрики и заводы и будущее ни с чем не сравнимое благоденствие…»
А что здесь не так? Почему лозунги лживые? Землю дали? Дали. О том, как и на каких условиях она была нужна крестьянам, мы уже говорили. Мир? Так большевики практически сразу начали мирные переговоры и в рекордные сроки (если бы не фокусы Троцкого, то и еще быстрее) вышли из войны. То, что выкинутая из русской жизни прежняя элита попыталась отнять своё обратно и привлекла к этому благородному делу всех мировых хищников, до которых могла дотянутьс, я — это уже следующая серия. Большевики войну не начинали. Они победили, а победителям драка не нужна…
И что-то я не припомню, чтобы на российских просторах нашлось много желающих возвращения прежних порядков. Царя не хотел никто вообще, помещиков не хотели крестьяне, прежних хозяев не хотели рабочие, сословного общества не хотел никто, кроме дворян, ну и так далее…
Фабриками и заводами рабочие сами не рвались управлять — не идиоты же! Но свой восьмичасовой рабочий день они получили и долго еще бодались уже с новой властью по части зарплат, как и положено нормальным рабочим, никто не был в обиде, большевики сами их тому научили. А благоденствие… его что, не было? В 30-е годы, если сравнивать с рабочими казармами, стало уже совсем неплохо, а если бы не война, то к концу 40-х можно было бы отчитаться о выполнении и этих обещаний. Не такие, право же, в России живут дураки, чтобы требовать благоденствия в разоренной стране на следующий день после революции. Но когда новое правительство не смотрит на тебя как на грязь под ногами, а глава государства, принимая представителей народа в Кремле, внимательно их выслушивает, а не милостиво прощает вину за то, что они посмели к нему обратиться, можно многое перетерпеть.
О. Тихон Шевкунов. «Победили те, кто сумел вызвать сильные низменные эмоции — зависть, гнев, ненависть и, не останавливаясь ни перед какими нормами морали, безучастно направлять на смерть против своих политических врагов обманутый народ».
Ну, в таком случае победило царское правительство — это как раз про него сказано. Та жуть, что выплеснулась в революцию и в Гражданскую, — она не извне немецкими агентами привнесена и в добрый русский народ насажена, она жила в нём и теперь просто вышла на поверхность — и вот сколько её было, и вот в каких формах… А в Отечественную, между прочим, такого не было. Когда Красная армия, которая три года шла по выжженной земле своей страны, видела то, что творили немцы, а потом вступила на территорию Германии… Если бы то были люди образца 1917 года, сейчас бы по-немецки говорить некому было. Но ведь такого не произошло! Еще одна тайна большевистской власти…
Да и «безучастно направлять на смерть народ против политических врагов» — тоже подходит. Причем царское правительство кинуло солдат даже не против собственных врагов — нам-то Германия ничего худого не делала и делить с ней было нечего, — а против врагов других стран, перед которыми русское общество холуйски преклонялось. А Временное правительство всего лишь бежало тем же петушком за теми же дрожками.
Что же касается большевиков… Когда политические противники власти хотят не только ее скинуть, но и вернуть помещиков и двенадцатичасовой рабочий день — тут интересы ка-ак начинают совпадать! Ка-ак становятся своими! Прямо до песни «Смело мы в бой пойдем за власть Советов».
Вот, кстати, и примерчик — маленький, но характерный. Лето, Поволжье, самое начало Гражданской войны. Деревни переходят из рук в руки постоянно. Население, пока находилось под красными, было ими недовольно: хлеб берут насильно по государственным ценам, да еще и мобилизацию объявили — за что боролись? Пришли белые — и сразу стало ясно, за что. Потому что белые тоже объявили мобилизацию.
«Крестьяне семи волостей Бугурусланского уезда отказались от явки на призывные пункты. В Ключевской волости молодежь, избегая мобилизации, скрылась. Для наведения “порядка” прибыл отряд в 200 казаков. Не желавших вступать в армию стегали нагайками, родителей скрывшихся призывников выпороли, 18 человек арестовали, двоих расстреляли…»[149].
Контраст с красными был ощутимый — те все же предпочитали агитацию, первыми не стреляли, да и то больше в воздух, а за эксцессы вроде порки жестоко карали своих же. В результате уже летом на всей территории, занятой белыми, начали вспыхивать восстания.
«По сообщению разведчика Строганова в политотдел штаба II армии от 15 сентября 1918 г., в занятом белогвардейцами Чистопольском уезде Казанской губернии настроение даже богатых крестьян изменилось в пользу советской власти, так как за малейшую провинность белые расстреливают крестьян… Теперь… все жалеют о Советах… Даже волости, которые при советской власти высказывались за Учредительное собрание, не мирятся с властью белых, хотят получить оружие для борьбы с ними…
…15–16 августа в селе Пролей-Каши Тетюшского уезда состоялось собрание, на котором присутствовало 120 представителей соседних волостей… решение сорвать призыв было поддержано как русским, так и чувашским крестьянством. Когда в село прибыли каратели, направленные местным помещиком, бывшие фронтовики обезоружили их. На следующий день прибыл усиленный отряд во главе с помещиком. Было арестовано 9 человек, при этом кулаки выдали карателям еще 16 крестьян из середняков. Село стало центром партизанского движения»