«Имеются в виду традиционные для России пшеница, овёс, рожь, ячмень, за исключением кукурузы, которая, как известно, у нас появилась чуть позже и при других обстоятельствах»[189].
Это по следам нашей дискуссии, когда я увидел, что с учётом кукурузы империя Николая II отставала даже от одних США. Тогда Его Высокопреосвященство указал:
«Расхождения с данными, приведёнными господином Нерсесовым, объясняются как раз тем, что, считая общий урожай, он включил в подсчёт и кукурузу. А это была новая и сравнительно мало используемая зерновая культура для России того времени. Появилась она у нас только с присоединением Бессарабии. И настоящее развитие получила, как известно, только при Н.С. Хрущёве. В то время как для Америки кукуруза — по сути исконная, традиционная зерновая культура, урожаи которой на этом континенте просто огромны. Конечно, при желании в список для сравнительного подсчёта можно включить и многие другие зерновые — от сорго до киноа. И тогда отставание России будет ещё более разительным»[190].
Все претензии — к авторам «Сборника статистико-экономических сведений по сельскому хозяйству России и иностранных государств». Кукурузу в статистику включили именно они. В таблице наряду с пшеницей, овсом, ячменём и рожью в числе главнейших указана кукуруза — и совершенно правильна указана. Если считать её малоиспользуемой в России, на том же основании из урожаев стран западного полушария нужно исключать рожь. Её в США и Канаде в последнем предвоенном году вырастили менее 70 тысяч пудов, а у нас — без малого 1,7 млн!
Гречиха ситуацию не меняет. Её, согласно тому же сборнику, в США и Канаде в 1913 году собрали 24,8 тысячи пудов, а в России вместе с Финляндией — 74,4 тысячи. Присовокупив к отечественным урожаям просо и полбу, которой кормил своего работника Балду жадный собрат Шевкунова из сказки Пушкина, можно добавить ещё 170,9 тысячи пудов, но до Штатов всё равно не дотянет. У них одних выходит 6377,4 млн пудов, а вместе с Канадой и Аргентиной 7945,3 млн. Тогда как у России с гречихой, просом и полбой 5711,7 млн.
Именно кукуруза составляла значительную часть продовольствия, которое отправляли в Россию во время голода 1891–1892 гг. американские благотворители. Сперва зёрна и мука доставлялись, как на картине Ивана Айвазовского «Корабль помощи», а потом развозились в голодающие деревни, как на его же полотне «Раздача продовольствия».
Вот и пришлось владыке Тихону немножко обкорнать кукурузные поля США и Аргентины, а заодно и канадские угодья британских лордов. Увы, изгнать из статистики и предать забвению зловредный злак так и не вышло. Могучий кукурузный початок гордо возвышается над подтасованными циферками, и ножик для обрезания, который иудеи называют измэлом, бессильно скребёт по жёсткому стеблю.
Поневоле приходится давить на эмоции читателей. Доказывая процветание российской дореволюционной деревни, митрополит на странице ссылается на человека, родившегося через семь лет после падения монархии.
«Замечательный русский писатель Владимир Алексеевич Солоухин, с которым мне выпала честь лично общаться, как-то заметил: “Когда нам хотят доказать, что крестьянство в России бедствовало, что Россия была нищей страной, то хочется спросить: откуда же взялись шесть миллионов зажиточных хозяйств для раскулачивания? Если в стране 6 000 000 богатых хозяйств, то можно ли ее называть нищей? ”»[191]
Шесть миллионов хозяйств, где в каждом муж с женой, да по нескольку детишек, да нередко и другие родственники, — это десятки миллионов человек! А сколько на самом деле? Согласно справке «Сведения о выселенном кулачестве в 1930–1931 гг.», подготовленной отделом по спецпереселенцам Главного управления лагерей, за указанные два года было сослано 1 803 392 человека, включая жён и детей раскулаченных. Ещё несколько сотен тысяч отправлено в лагеря. В сборнике «Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. Документы и материалы в 5 томах. 1927–1939» говорится о 123 716 осуждённых в феврале — апреле 1930 года.
Исследователь демографических аспектов репрессий, главный научный сотрудник Института российской истории РАН Виктор Земсков информирует о ссыльных 1932–1940 гг. Согласно его докторской диссертации «Спецпоселенцы в СССР. 1930–1960», 489 822 человека прибыли из республик, краёв и областей и 767 212 из лагерей, тюрем и следственных изоляторов и прочих подобных мест. Причём далеко не все сосланные — бывшие кулаки. Значительную часть спецпоселенцев из регионов составляли городские жители.
Но не всех же сослали? Руководитель группы по истории советского крестьянства в Институте истории АН СССР Виктор Данилов в работе «Коллективизация: как это было» говорит ещё о 450 тысячах семейств, так называемых «кулаках 3-й категории», которые были раскулачены, но высылки избежали, и о 250 тысячах зажиточных семей, которые «самораскулачились» добровольно. Это чистая правда: мой прадед, владевший мельницей в белорусской деревне Борковичи, как раз из таких.
Поскольку, по данным Земскова, в каждой раскулаченной семье в среднем было по 4,64 едока, это ещё 3,25 млн. Сложив с количеством сосланных и осуждённых, за вычетом горожан получим как раз примерно 6 млн вместе с бабами, девками, старухами и детишками обоих полов.
Солоухину маловато будет, и он вдохновенно врёт о 6 млн семей — то есть о 28 млн жертв раскулачивания. Однако митрополиту и этого недостаточно. С придыханием процитировав любимого писателя в 3-й серии, владыка слегка его поправил (4.50—5.11):
«Ну, на самом деле раскулачили более 4 миллионов хозяйств. Но всё равно представьте себе — 4 миллиона. Пусть в каждой семье ну хотя бы по 10 человек домочадцев. Это уже 40 миллионов человек».
Согласно переписи населения СССР 1926 года, в нём проживало 147 млн человек, в том числе 120,7 млн вне городов. Даже такой любитель приврать, как писатель-диссидент Александр Солженицын, ограничился 15 млн, а тут треть деревенских жителей! Неудивительно, что из книги 40 млн стыдливо исчезли.
Скажете, 6 млн тоже много? Да, цифра солидная, но от общего количества крестьян — всего 5 %. Не маловато для процветания? У кого бы уточнить?
Советских авторов отвергаем сразу — митрополит скажет, что они заведомо лгут, чтобы оправдать большевистский переворот. Разного рода дореволюционных либералов — тоже: эти клеветали, готовя свержение государя. Но есть ещё ярый поклонник Николая II, писатель и публицист Иван Солоневич, который описывал сельскую жизнь уже из эмиграции. Именно на него неоднократно и с удовольствием ссылается Шевкунов, называет его «замечательным русским мыслителем»[192]. Однако мысли Солоневича насчёт сельского хозяйства империи игнорирует. И понятно почему.
«Факт чрезвычайной экономической отсталости России по сравнению с остальным культурным миром не подлежит никакому сомнению. По цифрам 1912 года народный доход на душу населения составлял: в САСШ [Северо-Американских Соединённых Штатах, то есть в США. — Ю.Н.] 720 рублей (в золотом довоенном исчислении), в Англии — 500, в Германии — 300, в Италии — 230 и в России — 110. Итак, средний русский ещё до Первой мировой войны был почти в семь раз беднее среднего американца и больше чем в два раза беднее среднего итальянца. Даже хлеб — основное наше богатство — был скуден. Если Англия потребляла на душу населения 24 пуда, Германия — 27 пудов, а САСШ — целых 62 пуда, то русское потребление хлеба было только 21,6 пуда — включая во всё это и корм скоту. Нужно при этом принять во внимание, что в пищевом рационе России хлеб занимал такое место, как нигде в других странах он не занимал. В богатых странах мира, как САСШ, Англия, Германия и Франция, хлеб вытеснялся мясными и молочными продуктами и рыбой — в свежем и консервированном виде.
Русский народ имел качественно очень рациональную кухню — богатую и солями, и витаминами, но кладовка при этой кухне часто бывала пуста. Русский народ был, остаётся и сейчас, преимущественно земледельческим народом, но на душу сельскохозяйственного населения он имел 1,6 га посевной площади, в то время как промышленная и «перенаселённая» Германия имела 1,3, а САСШ — 3,5. При этом техника сельского хозяйства, а следовательно, и урожайность полей в России были в три-четыре раза ниже германской.
Таким образом, староэмигрантские песенки о России как о стране, в которой реки из шампанского текли в берегах из паюсной икры, являются кустарно обработанной фальшивкой: да, были и шампанское, и икра, но меньше, чем для одного процента населения страны. Основная масса этого населения жила на нищенском уровне»[193].
Если верить официальной статистике Российской империи, Солоневич слегка преувеличил наше отставание. Урожайность пшеницы в России была в 2,8 раза меньше, чем в Германии, а урожайность ржи и ячменя — в 2,3 раза. Зато по части потребления всё сходится. В 1913 году на душу населения приходилось 7,1 пуда пшеницы, 7,2 пуда ржи, 2,6 — овса и 4,9 — ячменя — всего 21,8. Возможно, у Ивана Лукьяновича при перепечатке шестёрка вместо восьмёрки нажалась.
При этом следует учесть, что рацион немцев куда сильнее, чем у нас, дополняется не только мясом и молочными продуктами, но и картошкой. Её в Германии в 1913 году вырастили 3,3 млн пудов на 67 млн населения, а в России — лишь 2,2 млн на 166 млн.
Недостаточное питание ослабляло организм малоимущих селян. Расстрелянный большевиками публицист националистического направления Михаил Меньшиков описывал российских призывников в самом мрачном виде:
«Ещё на нашей памяти среди могучих лесов, теперь повырубленных, на благодатном чернозёме, теперь истощенном, обитала раса богатырская в сравнении с бледными замухрышками, каких теперь высылает деревня. В 21 год нынешний деревенский парень является надорванным и полубольным. Врачи и ученые-теоретики чаще всего говорят на это: ну что ж, организм ещё не развился, — дайте ему год или два окрепнуть. Но через год или два новобранец возвращается в часть таким же полукалекой. Да и от чего бы надорванному организму окрепнуть? Лишних два года недоедания и бродячей жизни, пьянства и полового истощения вряд ли способны укрепить организм… Из 360 опрошенных кн. Багратионом