ие в них не заглядывали.
— Он был для нее посторонним?
— В общем, да. Не исключено, что какое-то время они общались — когда О'Горман работал продавцом недвижимости у ее брата Джорджа, — но недолго, потому что больше месяца О'Горман у Джорджа не продержался. Он на Таити саронг[8] бы не продал, я же говорю, кишка у него была тонка, а кроме того, не настолько его интересовали деньги, чтобы он в покупателя клещом впивался, как положено настоящему продавцу. Он не стремился много заработать, и Марта на него не давила, хотя и волновалась, что не сможет послать детей учиться в колледж.
— Она получила за мужа страховку?
— Да, страховая компания в конце концов ее выдала. Но разве это сумма? Тысяч пять, кажется.
— Пять тысяч долларов — сумма более серьезная, чем два доллара.
— Что вы хотите сказать?
— То, что бродяга, которого О'Горман якобы подобрал на шоссе, получил два доллара, а Марта О'Горман — пять тысяч.
Лицо Ронды покраснело от Гнева, но голос звучал спокойно:
— Некоторое время Марту тоже подозревали, но скоро эта версия отпала. Удивительное дело: люди были гораздо добрее к Альберте Хейвуд, совершившей преступление, чем к Марте, которая была невинной жертвой. И здесь дело опять в новой мебели у бойскаутов и автобусе для детей-инвалидов. Глупые граждане Чикото не желали понимать, что ограбили их на сто тысяч, а вернули всего процентов пять от этой суммы. Остальное было проиграно на бегах.
— Альберта Хейвуд называла какие-нибудь имена и даты?
— Нет. Очевидно, не хотела никому неприятностей. Но владелец табачного киоска сообщил полиции, что она покупала тотализаторные бланки месяцев шесть-семь до того, как ее поймали.
— А как ее поймали?
— Директор банка заметил, что уровень вкладов понижается, в то время как в других банках он растет, и ему это показалось подозрительным. Он пригласил ревизоров. Сотрудники банка об этом, конечно, не знати. Когда один из ревизоров вызвал Альберту Хейвуд и попросил ее объяснить какую-то мелкую погрешность в первой попавшейся ведомости, она сразу поняла, что ее песенка спета, и призналась во всем. Потом был суд, и ее отправили в Теколото.
— У нее есть еще близкие родственники кроме брата?
— Младшая сестра Руфь, которая уехала из города примерно за год до истории с Альбертой. Она рассорилась с семьей из-за человека, который на ней женился. И мать, о которой можно рассказывать долго. Миссис Хейвуд не ходила на суд, прокляла Альберту и того же требовала от Джорджа. Он сестру всегда любил, тем не менее виделся с ней после ареста всего один раз, перед тем как ее увезли в Теколото. Это, конечно, влияние матери. Для семьи Альберта Хейвуд умерла в тот день, когда в банк пришли ревизоры. По крайней мере, для миссис Хейвуд и Джорджа. О Руфи сказать не могу. Она просто исчезла.
— Что такое миссис Хейвуд?
— Чудовище, — сказал Ронда с гримасой. — Джорджу нужно выдать медаль за то, что он с ней живет. Или отправить в сумасшедший дом.
— Значит, они живут вместе?
— Да. Джордж овдовел лет семь-восемь назад. Недвижимость большим спросом в наших краях сейчас не пользуется, но он неплохо сводит концы с концами. После того как Альберта села, мы ожидали, что Джордж уедет куда-нибудь, где фамилия Хейвуд никого не смущает. Но Джордж не побоялся остаться… Вот, собственно, и вся история. А мораль ее такова: если присвоишь чужие деньги, не играй на бегах, не давай знакомым. Зарой их в надежном месте, чтобы было чем обрадовать судебную комиссию.
— Когда будет второе слушание?
— В следующем месяце, — ответил Ронда. — Я напомнил об этом Джорджу пару недель назад, когда он к нам заходил, но он промолчал.
— А вас, я вижу, это интересует?
— Меня всегда интересуют новости, а слушание дела Альберты Хейвуд, безусловно, новость номер один для Чикото. Все, Куинн, рад был вас видеть, но у меня много дел.
— Вы замолвите за меня слово перед Мартой О'Горман?
— Попробую. Хотя вы ей, мягко говоря, не понравились.
— Если вы мне поможете, она изменит свое мнение.
— Ладно, — сказал Ронда. — Я постараюсь. Позвоните мне часов в одиннадцать.
Глава 6
Куинн позвонил в контору Джорджа Хейвуда из телефона-автомата в аптеке. Ему ответил человек, назвавшийся Эрлом Перкинсом, который сообщил, что мистер Хейвуд простудился и на работу не вышел.
— Могу я поговорить с миссис Кинг? — спросил Куинн.
— Миссис Кинг будет после обеда. Она за городом, показывает участок клиенту. Если у вас что-то срочное, позвоните мистеру Хейвуду домой, 5-0936.
— Спасибо.
Куинн набрал 5-0936 и попросил Джорджа Хейвуда.
— Он болен. — Женщина, взявшая трубку, была старой, но энергичной. — Болен и лежит в постели.
— Простите, я не мог бы поговорить с ним всего одну минуту?
— Нет.
— Это миссис Хейвуд?
— Да.
— Я в Чикото проездом и хотел бы встретиться с мистером Хейвудом по важному делу. Меня зовут Джо Куинн. Передайте ему, пожалуйста, что я остановился…
— Передам, когда сочту возможным.
И она повесила трубку, оставив Куинна в неведении, когда представится такая возможность: через час или под Рождество.
В закусочной он выпил чашку кофе и купил «Чикото ньюз». Международные события были изложены более чем скупо, страницы газеты заполняли нескончаемые, скучные списки людей, принимавших участие в нескончаемых, скучных событиях местной жизни. Ничего удивительного, что Ронда с благодарностью вспоминал об Альберте Хейвуд и О'Гормане, подумал Куинн. Второе рождение старой сенсации пришлось бы кстати. Уж она бы вытеснила с первой страницы пикник Ассоциации христианских юношей и бридж-турнир в женском клубе.
В одиннадцать часов он позвонил Ронде.
— Все в порядке, — радостно сообщил тот. — Марта, конечно, упиралась поначалу, но я ее уговорил. В двенадцать она ждет вас в кафетерии больницы, адрес: угол С-стрит и Третьей авеню. Кафетерий на первом этаже.
— Огромное спасибо.
— Вы виделись с Хейвудом?
— Нет. Он простудился, лежит в постели, и мать не пускает его к телефону.
Ронда тихо рассмеялся, будто знал секрет, о котором не хотел говорить.
— А как насчет Вилли Кинг?
— Она за городом.
— Похоже, вы выбрали неудачный момент для деловых встреч, Куинн.
— Зато Джордж Хейвуд и Вилли сочли, кажется, что для их встречи момент подходит.
— Вы подозрительный человек. Если вчера вечером в кафе все произошло так, как вы говорили, миссис Кинг ничего дурного в виду не имела. Она порядочная женщина.
— В Чикото нет непорядочных людей, — отозвался Куинн. — Надо мне у вас пожить, глядишь — наберусь порядочности.
Больница была новой. Широкие окна просторного, светлого кафетерия выходили на площадь с фонтаном. Возле одного из окон сидела за столиком Марта О'Горман, хорошенькая и аккуратная, в голубом халате. Лицо, которое в их предыдущую встречу искажал гнев, было спокойно.
Она заговорила первой:
— Садитесь, мистер Куинн.
— Спасибо.
— Так вы решили, что имеете право на вторую подачу?
— Не знаю. Судья еще не бросил на поле мяч.
Она подняла брови:
— Вы всерьез думаете, что в этой грязной игре будут судьи? До чего же вы наивны! Судьи следят, чтобы игра была честной, они одинаково защищают обе стороны. На меня и детей это не распространяется, не говоря уж о муже.
— Простите, миссис О'Горман. Я очень хотел бы… помочь.
— Те, кто хотели помочь, причинили мне больше горя, чем все остальные, посторонние.
— Тогда позвольте мне быть посторонним.
Она сидела, непреклонно выпрямившись и сжав на столе руки.
— Давайте не будем ходить вокруг да около, мистер Куинн. Что нужно той женщине, которая наняла вас?
— Я же предупредил Ронду, чтобы он никому о ней не рассказывал, — сказал Куинн, краснея помимо воли.
— Вы плохо разбираетесь в людях. Ронда болтун, каких мало.
— Ах так?
— Да. Причем болтает он не со зла — болтуны все такие добрые! — а потому, что любит посплетничать. И напечатать. Так кто эта женщина, мистер Куинн? Почему ее интересует мой муж?
— Я правда не знаю. Ронда вам, наверное, это тоже сказал?
— Разумеется.
— Я взялся узнать, где живет ваш муж, потому что сидел без гроша, — продолжал Куинн. — Эта женщина не задавала лишних вопросов, я тоже — думал, что мистер О'Горман ее родственник или старый друг, с которым она потеряла связь. Конечно, если бы я знал, в каком окажусь положении, то расспросил бы подробнее.
— Сколько времени она живет в этой секте — или общине?
— По ее словам, сын посылает ей на каждое Рождество двадцать долларов. Мне она дала сто двадцать.
— Значит, не меньше шести лет, — задумчиво произнесла Марта О'Горман. — Если они действительно живут уединенно, она могла не знать о смерти Патрика.
— Вот именно.
— Как она выглядит?
Куинн добросовестно описал Сестру Благодать.
— Не помню такой женщины, — пожала плечами миссис О'Горман. — Мы с Патриком поженились шестнадцать лет назад, и я знала всех его друзей.
— Возможно, она не совсем такая, как мне показалось. Когда на людях одинаковые серые балахоны, трудно отличить их друг от друга. Я думаю, они специально так одеваются, чтобы подавить индивидуальность. И им это удается.
Он понял, что преувеличивает, даже не кончив фразы. Сестра Благодать сохранила — хотя бы отчасти — свою индивидуальность, равно как и другие: Брат Свет Вечности больше всего на свете был озабочен тем, чтобы животные, отданные на его попечение, были сыты и ухожены, Сестра Смирение берегла детей от скверны, которая подстерегала их в школе, Брат Голос молчал, предоставив говорить за себя попугаю, Сестра Блаженство Вознесения набивала матрасы волосами других Сестер, Брат Верное Сердце брил и стриг, близоруко склоняясь над бритвой, — они навсегда останутся личностями, а не муравьями в муравейнике или пчелами в улье.
— Она была медсестрой? — спросила Марта О'Горман.