— Меня не так учили.
— Учитель переделал некоторые пословицы, чтобы детям было понятнее.
— Что же это за Учитель такой? — спросил Куинн. — Можно будет его повидать?
— Не сегодня, он плохо себя чувствует. Вот когда вернетесь…
— Откуда такая уверенность, что я вернусь? Вы плохо знаете картежников, Сестра.
— Я знаю о картежниках все задолго до того, как вы впервые увидели туз пик, — ответила Сестра Благодать.
Глава 2
Куинна разбудили, когда было еще темно. Кто-то бесцеремонно тряс его за плечо. Он открыл глаза.
На него сквозь толстые стекла очков глядел маленький, толстый человечек. В руках он держал фонарь.
— Боже милостивый, я уж совсем было подумал, что вы умерли. Вставайте скорее!
— Почему? Что случилось?
— Ничего. Пора встречать новый день. Я Брат Верное Сердце. Сестра Благодать велела мне побрить вас и накормить завтраком до того, как поднимутся остальные.
— Который час?
— В Башне нет часов. Я буду ждать вас в умывальной.
Вскоре Куинн понял, почему у Братьев царапины на макушках и подбородках. Бритва была тупой, свет фонаря слабым, а сам Брат Сердце — близоруким.
— Да вы неженка, — добродушно заметил Брат Сердце, — и нервы, наверное, не в порядке.
— Ваша правда.
— Хотите, я вас заодно подстригу?
— Нет, спасибо. Мне и так неудобно, что вам приходится меня брить.
— Сестра Благодать сказала, чтобы я постарался. Она о вас так хлопочет, что я прямо-таки теряюсь в догадках.
— Я сам теряюсь, Брат.
Видно было, что Брат Сердце с удовольствием поговорил бы на эту тему еще, но не решается, боясь быть неделикатным.
— Пойду приготовлю завтрак. Печку я уже растопил, так что яйца сварятся в одну минуту. Позавтракаем вдвоем.
— А почему только вдвоем?
Пухлое лицо Брата Сердце порозовело.
— Сестра Смирение, конечно, хорошая кухарка, но без нее спокойнее, особенно утром. В нее как будто бес вселяется! По утрам нет ничего хуже, чем злая женщина.
К тому времени как Куинн оделся, Брат Верное Сердце поставил на стол вареные яйца, хлеб, джем и снова вернулся к прерванной беседе.
— В мое время женщины не были такими острыми на язык. Они были тихими, хрупкими, с маленькими ногами. Вы заметили, какие у наших женщин большие ноги?
— Я не присматривался.
— Увы, очень большие. И широкие, как капустные листья.
Несмотря на традиционную для парикмахеров болтливость, Брат Сердце заметно нервничал. Он едва притронулся к еде и то и дело поглядывал через плечо, будто опасался, что их подслушивают.
— Почему вам не терпится отправить меня прежде, чем встанут остальные? — спросил Куинн.
— Ну-ну-ну, это не совсем так.
— А по-моему, так.
— К вам это не относится, мистер Куинн. Я бы сказал, это всего лишь мера предосторожности.
— Может, и я бы так сказал, если б знал, о чем идет речь.
Брат Сердце с минуту колебался, покусывая губу, словно она чесалась от желания поговорить.
— Почему я, в конце концов, должен от вас скрывать? Это из-за Кармы, старшей дочери Сестры Смирение. Когда грузовик в прошлый раз ездил в город, она спряталась в кузове среди мешков. Брат Терновый Венец обнаружил ее уже на полпути в Сан-Феличе. Она чихала от пыли. До этого она год училась в школе, вот и напридумывала себе невесть что. Хочет, видите ли, найти себе в городе работу и жить там.
— А это невозможно?
— Конечно нет. В городе девочка пропадет. Здесь она, по крайней мере, бедная среди таких же бедных.
Солнце уже начинало свой подъем, и небо окрасилось в розоватый цвет. От невидимой Башни поплыли звуки гонга, и почти сразу же в дверях столовой возникла запыхавшаяся Сестра Благодать.
— Пора ехать, мистер Куинн. Не заставляйте Брата Терновый Венец ждать. Дайте-ка мне ваш пиджак, я его почищу как следует.
Куинн уже чистил его, но спорить не стал. Сестра Благодать вынесла пиджак за порог и наградила несколькими энергичными шлепками.
— Пойдемте, мистер Куинн. У Брата Венец сегодня еще много хлопот.
Надев пиджак, он последовал за ней по направлению к дороге. Она ничего не сказала ни о деньгах, ни об О'Гормане.
«Уж не забыла ли она о вчерашнем разговоре», — подумал Куинн. В таком случае Сестра Благодать определенно была не в себе.
Посреди дороги стоял с зажженными фарами и включенным мотором старый грузовик «шевроле». За рулем, низко надвинув на бритую голову шляпу, сидел Брат, которому было от силы сорок. «Самый молодой», — подумал Куинн. Когда Сестра Благодать познакомила их, Брат улыбнулся, обнаружив дыру вместо переднего зуба.
— В Сан-Феличе Брат Венец высадит вас, где вы ему скажете, мистер Куинн.
— Спасибо, — сказал Куинн, забираясь в кабину, — а как насчет О'Гор?..
— Счастливого пути, — прервала его Сестра Благодать с непроницаемым видом. — Езжай осторожно, Брат Венец. И помни, если в городе тебе встретятся соблазны, повернись к ним спиной. Если любопытные будут смотреть на тебя, опускай глаза. Если станут делать замечания, не слушай.
— Аминь, Сестра. Что касается вас, мистер Куинн, то постарайтесь вести себя осмотрительно.
— Послушайте, Сестра, те деньги…
— Au revoir,[3] мистер Куинн.
Грузовик покатил по дороге. Куинн оглянулся, чтобы еще раз посмотреть на Сестру Благодать, но она уже скрылась за деревьями.
«Может, ничего не было и я безумнее их всех, вместе взятых?» — подумал он и проорал сквозь шум мотора Брату Венец:
— Славная женщина Сестра Благодать!
— Что-что? Не слышу!
— Я говорю, славная женщина Сестра Благодать, но чувствуется, что стареет. Становится забывчивой, да?
— Если бы!
— Но время от времени все-таки забывает всякие мелочи?
— Ничего подобного! — раздраженно и в то же время с невольным уважением отозвался Брат Венец. — У нее память как у слона. Вы бы закрыли окно. Воздух Господень сегодня холодноват.
Действительно было холодно. Куинн закрыл окно, поднял воротник пиджака и сунул руки в карманы. Его пальцы коснулись гладких, прохладных банкнотов.
Он оглянулся в направлении Башни и произнес:
— Что ж, Сестра, au revoir.
Дорога петляла, старый мотор капризничал, и им понадобилось два часа, чтобы добраться до Сан-Феличе, узкой полоски суши, зажатой между горами и морем. Это был старый, богатый и консервативный город, державшийся особняком среди других городов Южной Калифорнии. Его улицы заполняли нарядные пожилые дамы, загорелые пожилые джентльмены и атлетического сложения молодые люди, которые выглядели так, будто родились на теннисном корте, на пляже или на поле для игры в гольф. Увидев опять этот город, Куинн понял, что Дорис, с ее платиновыми волосами и толстым слоем косметики на лице, выглядела бы здесь неуместно, а поняв это, постаралась бы выглядеть совсем уж вызывающе, и все бы кончилось плохо. Нет, Дорис сюда никак не вписывалась. Ее уделом была ночь, а в Сан-Феличе жили люди, предпочитавшие день. Для них рассвет был началом дня, а не концом ночи, и Сестра Благодать с Братом Венец, несмотря на странную одежду, выглядели бы здесь куда естественнее, чем Дорис. «Или я… — подумал Куинн, чувствуя, как теряет уверенность в себе и в осуществимости своих планов. — Я здесь чужой — слишком стар для подводного плаванья и тенниса и слишком молод для шашек и канасты».
Он погладил лежавшие в кармане деньги. Сто двадцать долларов плюс те триста, что ему должен Том Юргенсен, — это четыреста двадцать. Если он вернется в Рино и начнет играть осторожно, если ему повезет…
— Где вас высадить? — спросил Брат Венец. — Я еду в универмаг «Сиэрс».
— Отлично, я тоже.
— У вас друзья в городе?
— Был один. Может, есть до сих пор.
Брат Венец вырулил на стоянку возле «Сиэрса» и остановился, скрипнув тормозами.
— Ну вот, доставил вас в целости и сохранности, как обещал Сестре Благодать. Вы ее знали раньше?
— Нет.
— А чего ж она с вами так носится?
— Наверное, я ей кого-то напоминаю.
— Мне вы никого не напоминаете.
Брат Венец спрыгнул на землю и направился к универмагу.
— Спасибо, что подвезли, Брат, — крикнул ему вслед Куинн.
— Аминь.
Было девять утра. Прошло восемнадцать часов с тех пор, как с ним настороженно поздоровалась Сестра Благодать, так трогательно опекавшая его после. Он снова коснулся пальцами денег и ощутил нити, потянувшиеся от них. «Зачем я только взял эти сто двадцать долларов?» — подумал он и чуть было не окликнул Брата Венец, чтобы попросить его вернуть деньги Сестре Благодать, но вспомнил, что в Башне денег держать не разрешалось. Отдав деньги Брату Венец, он навлек бы на Сестру Благодать неприятности.
Куинн повернулся и быстро зашагал по направлению к Стейт-стрит.
Том Юргенсен торговал лодками и страховал от несчастных случаев на воде. У него была маленькая контора на молу, окна которой были украшены надписями «Продается!» и фотографиями яликов, шлюпок, катеров и шхун, несущихся на всех парах по морю.
Когда Куинн вошел, Юргенсен курил сигару и разговаривал по телефону. Трубка торчала у него над плечом, как попугай возле уха у Брата Голос.
— Подумаешь, паруса «Рэтси»! Все равно это обыкновенная лохань. И не пудри мне мозги!
Положив трубку, он перегнулся через стол и пожал Куинну руку.
— А вот и Джо Куинн собственной персоной! Как ты, старик?
— Да вот, постарел. И сижу на мели.
— Я надеялся, что ты этого не скажешь, Джо! Уж больно плохо идут дела в последнее время. Богатых в этом городе больше нет. Сюда пролезла всякая прижимистая шушера, а ей не нужно красное дерево! Ее устраивает… — Юргенсен вздохнул и помолчал. — Ты совсем без гроша, Джо?
— Если не считать скромной суммы, которая принадлежит не мне.
— С каких пор тебя это стало тревожить, Джо? Шучу, конечно, ха-ха.
— Смешно, ха-ха, — отозвался Куинн. — У меня при себе твоя расписка на триста долларов. Я хочу получить их сейчас.