Многочисленные свидетельства доказывают, как серьезно и король, и городские власти воспринимали «карту» – вскоре ее стали называть только так, как будто она была единственной картой Парижа. В законодательном акте от 4 ноября 1684 года король с явным удовольствием отмечает, как значительно продвинулись работы над новым «променадом». Декрет от октября 1704 года доказывает, что карта Бюлле – Блонделя по-прежнему служила единственным достоверным планом: король бранил городские власти за то, что проекты, изображенные на карте, еще не были начаты. А в декабре 1715 года в декрете, подписанном совместно «Людовиком и Герцогом Орлеанским, Регентом», напоминал новым главам муниципалитета, что декрет от 1704 года все еще не исполнен до конца, несмотря на то что «усопший монарх повелел составить карту Парижа, сделанную для того, чтобы его пожелания находились всегда у нас перед глазами». Три месяца спустя после смерти Людовика XIV в сентябре 1715 года и через сорок лет после того, как Бюлле и Блондель впервые напечатали карту, ее все еще считали официальным чертежом будущего Парижа.
Как видно из документов, даже «король-солнце» не мог изменить лицо города так быстро, как бы ему хотелось. План создать просторное место для общественного отдыха и прогулок был в принципе прост. Быстро снести фортификационные валы, от которых должны были остаться кучи бутового камня и земли. Камень использовать для засыпки рвов, а землю, которая прежде укрепляла валы, – для посадки деревьев. Но как и в случае с любым грандиозным проектом, архитекторы постоянно сталкивались с трудностями – и масштабы их были соответствующими. Так, в начале 1680-х, когда была сделана примерно половина «променада» на Правом берегу, около нынешней Опера Гарнье (Opéra Garnier), королю было доложено об огромных колдобинах на дороге: «Необходимо будет выровнять несколько земляных насыпей».
Buttes, или насыпи, имевшиеся в виду, были размером с небольшие холмы; это хорошо видно на картинах XVII века. Самые высокие из них были застроены домами; гребни увенчивались ветряными мельницами. Фактически это были гигантские кучи мусора или компоста. Пока Париж был укрепленным городом, многие его жители решали проблему мусора очень просто: вываливали его за городскую стену. С глаз долой – из сердца вон, и buttes росли в течение многих веков. Затем стены были снесены, и Людовик XIV объявил их «неприятным зрелищем для тех, кто получает удовольствие, прогуливаясь по променаду», и немедленно принялся издавать декреты, предписывающие парижанам избавиться от закоренелой привычки. Каждый район был обязан назначить инспектора, который докладывал о нарушениях непосредственно руководителям проекта. Инспекторы должны были как можно чаще обходить променад, дабы удостовериться, что «вокруг него нет никакого мусора». Тот, кого уличали в выбрасывании мусора, платил штраф в пятьсот ливров, а также у него конфисковали дом и средство передвижения – и это во времена, когда главный повар в богатом доме зарабатывал три сотни ливров в год!
У инспектора были и другие обязанности. Например, он следил за дорогой и отмечал места, где земля была недостаточно ровной для приятной прогулки, и в таких случаях ямы засыпались. Если где-то замечали дурные запахи, добавлялись дренажные системы. В ведении инспектора находились также свежепосаженные вязы. В основном приходилось иметь дело с двумя проблемами: каретами, которые проезжали слишком близко и задевали стволы, и лошадьми, объедавшими листья. Были введены новые штрафы за «повреждение деревьев».
Карта Делагрива 1728 года показывает последнюю городскую площадь, построенную при Людовике XIV: Place Louis-le-Grand, или площадь Людовика Великого, ныне Вандомскую площадь, расположенную на равном расстоянии и от самой новой тогда секции бульвара, и от сада Тюильри
Существовала также проблема проезда. В 1670–1671 годах было объявлено о постройке нескольких новых улиц от площади Руаяль до первой секции бульвара возле Сент-Антуанских ворот. Бульвар строился, и по ходу прокладывались улицы. В апреле 1672 года планировщики озаботились тем, как попасть на променад из верхней части квартала Маре, около нынешнего Страсбург-Сен-Дени (Strasbourg-Saint-Denis). А в июне 1700 года была возведена площадь Людовика Великого, теперь Вандомская площадь, и перед архитекторами встала новая задача: встроить ее в сетку улиц и таким образом «обеспечить доступ к променаду жителям этого района». Эта карта начала XVIII века показывает бульвар, протянувшийся сразу позади новой площади, и действительно легкий доступ к нему.
Иногда архитекторам приходилось признать, что ради общего плана ту или иную улицу необходимо убрать. В октябре 1679 года городские власти подписали контракт с художником Луи Дюменилем касательно «наблюдения и ухода за бюстами, которые мы начали воздвигать и будем продолжать ставить на углу каждой закрывающейся улицы». Бюсты, как пояснил английский путешественник Мартин Листер, представляли собой «головы Великого Монарха». Каждый раз, уничтожая кусочек прошлого Парижа, Людовик увековечивал его память собственным изображением.
Многие иностранцы посещали Париж в период правления Людовика XIV, но, возможно, самые экзотические гости, чей приезд вызвал наибольшую шумиху, прибыли в столицу в августе 1686 года. Делегация, состоявшая из самых высокородных аристократов и государственных чиновников, известная как «сиамские послы», была послана королем Сиама Пхра Нараи в рамках его плана открыть свою страну Западу. Каждый шаг делегации отображался в прессе. Из периодических изданий мы знаем, что, когда «сиамские послы» посетили городскую ратушу, им предъявили самое роскошное издание «карты». А обозрев будущий бульвар, послы вынесли прозорливое суждение: «Когда эти работы будут завершены, они будут достойны Парижа». В 1686 году, однако, конца этим работам еще не предвиделось.
Только в конце XVII века была более или менее доделана первая половина променада, на Правом берегу Сены. Архитекторы – к тому времени уже совершенно другая команда – вовсю трудились над планами Левого берега, поскольку именно там, в месте, где встречаются Правый и Левый берега, тогда это была западная граница Парижа, они столкнулись с наиболее серьезными трудностями. Сегодня это один из самых живописных районов города, с площадью Согласия (Place de la Concorde) на Правом берегу и Домом инвалидов на Левом, но в 1700 году развитие этой весьма немаленькой территории только начиналось.
Когда архитекторы добрались до этого критического пересечения, стало ясно, что «великий план» просто невозможно претворить в жизнь, а «карту» нужно основательно переделать. К тому же архитекторы 1700 года предпочитали не просто широкие улицы, как их предшественники, но гораздо более просторные «магистрали», которые вскоре стали эмблемой Парижа и французского городского планирования в целом, – бульвары и авеню.
Карта Делагрива 1728 года показывает «большой boulevart», или бастион, возле крепости Бастилия. Темные двойные линии, идущие от него, обозначают обрамленную деревьями аллею для прогулок, ныне известную как бульвар
Ни одно, ни другое слово не было новым для французского языка, однако в 1700 году оба получили новое значение. Boulevard происходил от голландского bolwerk, которое превратилось в bulwark в английском и boulevart или boullevers во французском. Этот военный термин использовался для обозначения различных типов укреплений, особенно крепостных валов или бастионов. Стены Парижа изначально через равные интервалы были укреплены boulevarts – эта деталь карты аббата Делагрива 1728 года показывает grand boulevart возле Сент-Антуанских ворот и площади Руаяль.
Когда был начат проект по сносу укреплений, бастионы оказались не нужны. Таким образом, вскоре boulevart превратился в boulevard, слово, которое сначала обозначало часть аллеи на Правом берегу, а затем стало известно как бульвар.
Большую часть XVII века термин advenue относился к любой дороге, то есть полосе земли, предназначенной для передвижения. В конце же века слово приобрело новое современное написание (avenue) и новое определение: «пешеходная дорожка, обсаженная по обеим сторонам деревьями». Первые авеню появились в тех местах, где необходимо было изменить конфигурацию карты. Именно там была проложена самая мифологизированная авеню из всех, Елисейские Поля (Champs-Élysées).
В конце 1660-х годов, когда любимый ландшафтный архитектор Людовика XIV Андре Ленотр расширил сады Тюильри, в различных документах, касающихся перепланировки сада, стала упоминаться некая «авеню Тюильри». К 1709 году она получила свое настоящее имя – Елисейские Поля. Эта деталь карты Делагрива одна из первых называет улицу «авеню Елисейские Поля». На ней хорошо видно, что это важнейшее связующее звено между городом (справа можно разглядеть край сада Тюильри, сразу над ним – улицу Фобур-Сент-Оноре (rue du Faubourg Saint-Honoré) и большим лесным массивом, по направлению к которому разрастался Париж.
По воскресеньям и праздникам Елисейские Поля и окружающая их территория служили чем-то вроде современного городского парка, где, как объяснял один из путеводителей, парижане из рабочего класса могли насладиться выходным днем среди зелени и деревьев.
На карте также показан Дом инвалидов, сразу за Сеной, и от него расходятся такие же широкие улицы. Но называли их не авеню, а бульвары, или, вернее, «новые бульвары» – les boulevards neufs, чтобы отличить их от собственно «бульвара» на Правом берегу. С тех пор слова «авеню» и «бульвар» используются как синонимы.
Карта Делагрива одной из первых запечатлела только что проложенную авеню Елисейские Поля и окружающий ее район с улицами, расходящимися от центрального круга, l’Étoile
К 1707 году, как докладывает путеводитель Бриса, зеленая стена Людовика XIV «окружала половину города, представляя собой непрерывную аллею для прогулок». Можно было начать от реки, сразу за островом Сен-Луи, миновать Бастилию и полюбоваться видом на площадь Руаяль слева. Затем пройти по краю Маре, обогнуть Вандомскую площадь и добраться до ворот Сент-Оноре, а оттуда направиться к Елисейским Полям. Это был далеко не тот полный круг, о котором мечтал «король-солнце» в 1670-м, но тем не менее очень длинный и очень приятный променад, который можно проделать и сегодня.