Беседую с молодым балетмейстером, пытаюсь ей объяснить нетактичность ее поведения.
— Ах, Наталия Николаевна, — восклицает она, — с ними никаких нервов не хватит, будь они хоть железными. Разве в такой обстановке можно выбирать выражения!
Можно и нужно!
Грубое, неосторожное слово не только оскорбляет человеческое достоинство, вызывает протест. Оно нередко убивает у танцора веру в себя, надежду на то, что он сумеет одолеть трудное, коварное па. «Комплекс неполноценности» порой начинается именно с неосторожного слова, брошенного необдуманно, сгоряча[738].
Другие приведенные в ее книге ошибочные, на взгляд Н.Н Карташовой, практики, которые, по ее справедливому замечанию, могли привести к последствиям, тяжким для воспитания самодеятельного танцевального коллектива, связаны с нередкими нарушениями, особенно в пору смотров, принципов самодеятельности — бесплатности и любительства:
В последнее время нередко практикуется «подкармливание» участников самодеятельности. Исходя из принципа самодеятельности, считаю порочными в основе попытки регулярного денежного премирования участников коллектива, которое неизбежно превратится в «заработную плату». А заработная плата и самодеятельность — понятия несовместимые. Я — за поощрение, оно крайне желательно, если будет разнообразным по форме и не станет носить характер дополнения к зарплате.
Следует решительно возражать и против попыток подменять самодеятельных артистов профессионалами. Кому нужна такая «показуха», подрубающая на корню принцип самодеятельности? Ложно понятый профессионализм, всякого рода «подкармливание» в самодеятельном искусстве — это солома, на которой могут сгореть любые способности, любой талант. Это подрывает все наши усилия по воспитанию добрых чувств. Чувства дружбы, товарищества, доброты, честности, бескорыстия, чуткости должны прививаться так же, как опрятность, вежливость, обязательность. А «подкармливание» неизбежно ведет к разобщенности, жадности. Забывать этого нельзя[739].
Вопрос о нарушении принципов самодеятельности заботил Н. Н. Карташову и ранее, демонстрируя застарелость этой проблемы, возникшей отнюдь не в 1970-е годы. Почти за пятнадцать лет до этого она подняла эту тему в редакции журнала «Художественная самодеятельность», которую посетила после получения звания «Заслуженный деятель искусств РСФСР» вместе с другими награжденными. Ее критическое выступление вызвало понимание и поддержку коллег:
Серьезный вопрос подняла руководитель танцевального коллектива Дворца культуры Челябинского тракторного завода Н. Н. Карташова. Она привела несколько примеров, когда отдельные клубы и дома культуры с целью «блеснуть» на смотре посылают туда профессиональных исполнителей, выдавая их за рабочих и служащих предприятия. «Этим самым мы обманываем самих себя, — сказала Н. Н. Карташова. — Пользу самодеятельности такая система принести не может»[740].
Грубость в отношении подопечных, их развращение скрытой «зарплатой» и разобщение внедрением профессионалов — вот негативная дидактическая программа Н. Н. Карташовой, из которой вытекала позитивная программа: тактичное отношение к участникам, воспитание бескорыстности, честности и коллективизма. Эти принципы Карташовой-педагога были положены в основу ее деятельности как преподавателя танцев.
«Огранка» танцевальных талантов
Как-то, будучи в Свердловске, мне пришлось побывать на гранильной фабрике «Русские самоцветы». Фабрике этой около 250 лет, продукция ее славится во всем мире.
Талантливые уральские мастера раскрыли людям дивную красоту камня. Обработка его — большое искусство. Ведь камнерез должен уметь увидеть в материале природную красоту. Осматривая знаменитые вазы, шкатулки, ларцы, я видела, как умельцы заставили камень «говорить», показать свою неотразимую прелесть. Вот эти яшмы, малахиты, лазуриты, мраморы, хрустали!.. Что это — куски холодной неживой природы? Нет! Искусные руки могут так огранить и отшлифовать камень, что, невзрачный на вид, он раскрывает свою «душу». Важно, чтобы поделочные камни попали мастеру-волшебнику.
Мне представляется, что труд балетмейстера — это тот же труд гранильщика и ювелира. Сколько среди наших юношей и девушек истинных талантов! Вот паренек — нескладный на вид, обычный, угловатый. Но стоит посмотреть на него внимательно, найти «изюминку», заставить показать «характер» — и как засветится, заиграет его талант!
Сколько труда надо было вложить, чтобы «огранить» этот «уральский самоцвет». Но все-таки он светится, играет, доставляет людям радость![741]
Этот пассаж о труде педагога танцев из книги 1965 года, видимо, неслучайно неоднократно повторен и в других, прижизненных и посмертных, публикациях о Н. Н. Карташовой[742]. Метафора труда гранильщика применительно к балетмейстерской работе удачно выполняет несколько функций: демонстрирует тяжелый и творческий характер балетмейстера, подчеркивает его ювелирную точность и красоту его работы, высоко оценивает природную талантливость и красоту самодеятельных «самородков» — танцоров. Не в последнюю очередь метафора огранки самоцветов создает иллюзию не прерванного после ухода из ДК ЧТЗ влияния Н. Н. Карташовой на созданный и руководимый ею в прошлом коллектив — ведь ансамбль получил название «Самоцветы» восемь лет спустя после того, как Н. Н. Карташову сменила В. И. Бондаревой.
Несмотря на обилие литературы о Н. Н. Карташовой и массу восторженных оценок ее как преподавателя танцев, лишь одна публикация конца 1950-х годов содержит целостное описание ее урока, из которого видна и его структура, и методика преподавания:
Очень интересно наблюдать преображение Карташовой в классе. Еще минуту назад мы видели спокойную, с мягкими движениями и тихим голосом женщину. Начался урок — и перед нами иной человек: волевой, твердый, решительный. Наталия Николаевна «видит» всех без исключения танцовщиков, не оставляет без внимания ничьей, пусть даже самой незначительной погрешности. Заметив недостаток, она тут же объясняет танцовщику, что именно он сделал неправильно, заставляет повторять все сначала.
Если ученик не сразу поймет свою ошибку, педагог прибегает к показу. Бывает, что и это не приносит желаемого эффекта, тогда назначаются дополнительные индивидуальные уроки.
Тренаж окончен. Перерыв. В зале толчея, шум, шутки, хохот. Но достаточно руководительнице хлопнуть в ладоши, и мгновенно наступает тишина. Все занимают свои места.
Наталия Николаевна дает своим питомцам этюд, построенный на материале народных танцев, прививающий участникам актерские навыки, правильную манеру исполнения данного танца.
Еще один небольшой перерыв, и Карташова приступает к репетиции. В медленном темпе разучивается танец. Балетмейстер уточняет его рисунок, фигуры, позы, намечает сценические взаимоотношения отдельных персонажей. По мере усвоения материала темп танца убыстряется.
Карташова больше всего любит вихревой темп. Такова главная, отличительная черта ее творчества. Это не значит, что она пренебрегает другими элементами русского народного танца, в частности его торжественной плавностью. Наталия Николаевна искусно сочетает особенности уральской хореографии, однако ее творческая индивидуальность, повторяем, ярче всего проявляется в бурной, не знающей удержу пляске. Стремительность придает удивительную выразительность каждому движению танцующих[743].
Перед нами — классический образ руководителя самодеятельного танцевального коллектива в репетиционном классе: внимательного, энергичного, твердого. Именно такой, какой пропагандировали профессиональные балетмейстеры. Занятие в классе для Н. Н. Карташовой — тренировка определенных качеств:
Тренируем так, чтобы они могли легче усвоить особенности народного танца. Занимаемся постановкой корпуса, добиваемся пластичности, четкости, выразительности, строгой формы движений, вырабатываем устойчивость, силу прыжка, технику вращений[744].
Одним из принципиально важных элементов урока танца и инструмента дисциплинирования и закалки тела и духа самодеятельных танцоров Н. Н. Карташова считала классический тренаж. Защищая жесткую манеру уроков в ансамбле И. А. Моисеева, она отстаивала прежде всего обязательность классического экзерсиса в самодеятельном хореографическом коллективе такого уровня, как ансамбль ДК ЧТЗ. Наличие классического экзерсиса в самодеятельном ансамбле указывало на высокий уровень коллектива и мастерство педагога:
Мне приходилось слушать по этому поводу такие реплики: «железная дисциплина», «беспощадная, жестокая хореографическая муштра». Пусть так. Но в основе этой скрупулезной выучки лежит система классического балета! Отсюда четкость и отточенность движений, сила и красота различных позиций, безграничное веселье, легкость и свобода танца, непосредственность, увлеченность и обаятельное простодушие исполнителей.
Нужно или не нужно переносить подобную «хореографическую муштру» в условия художественной самодеятельности? Однозначного ответа дать невозможно. Думается, что многое зависит от условий, в которых живет и развивается тот или иной танцевальный самодеятельный коллектив, его традиций, от опыта и таланта балетмейстера-педагога, от степени подготовки участников самодеятельности. Скажем, в народном ансамбле танца Дворца культуры Челябинского тракторного завода давно существует строгость танцевального тренажа, хореографическая «выучка», и это здесь вполне оправданно.
Но не может быть и двух мнений по поводу того, нужен ли или не нужен в самодеятельном танцевальном коллективе повседневный классический экзерсис. Нужен! Без этих танцевальных «предварений», без неистового упорства, без «штурма» технических трудностей не может быть достигнута и раскрыта красота народного танца