Целую тебя, думаю о тебе, жду тебя.
Твоя Наташа.
Действующая армия.
20. XII.1942 г.
[…] Наталочка, ты мне не ответила — получила ли вырезку из «Правды», которую я тебе послал, — стихотворение К. Симонова «Жди меня…»
Жди меня, и я вернусь
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: «Повезло».
Не понять, не ждавшим, им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Эти чудесные строки всегда со мной, они как бы лечат меня, вселяют веру, надежду. И не только на меня так действуют эти глубокие и чистые строки. Читаю бойцам их и по лицам вижу: оттаивают сердца, растет вера в завтрашний день, теплыми взглядами они подбадривают меня и себя. Жди! […]
Целую крепко-крепко тебя и дочурку.
Николай[765].
Переписка между Н. Н. Карташовой и Р. Ф. Шнейвайсом (Н. Карташовым) военных лет опубликована вдовцом два года спустя после кончины супруги лишь фрагментарно. Однако и этого достаточно, чтобы убедиться в том, что супругов связывали крепкие и нежные чувства. Карташовой повезло не только в профессиональной сфере, но и в частной жизни. У нее сложилась дружная семья, ее всегда словом и делом поддерживал муж, с которым она прожила 59 лет. Среди ее учеников одним из самых верных единомышленников была ее дочь Татьяна.
Татьяна Николаевна (Рафаиловна) Реус (1936–2006) окончила престижный факультет журналистики Свердловского государственного университета и работала на Челябинском телевидении, прежде чем в зрелом, 37-летнем возрасте получила второе, хореографическое образование в первом выпуске кафедры хореографии Челябинского государственного института культуры (1972). Но свой первый самодеятельный танцевальный коллектив она создала десятью годами ранее, в Венгрии, в военной части, где оказалась, выйдя в 1959 году замуж за офицера Г. П. Реуса. В 1971 году Т. Н. Реус создала при Дворце культуры Челябинского металлургического комбината ансамбль танца «Уральский сувенир» — настолько успешный, что пятью годами позже он получил почетный статус «народного». В 1960 — 1990-е годы она руководила рядом хореографических коллективов Челябинска и Свердловска.
Те, кому довелось тесно общаться с Н. Н. Карташовой, сохранили самые добрые воспоминания об атмосфере в ее семье. Челябинская журналистка Л. Федорова была не единственной, кто характеризовал ее как «удивительно талантливую и дружную»:
Сколько себя помню, столько, пожалуй, и знаю эту удивительно талантливую и дружную семью. Сначала через моего отца-журналиста (с Николаем Фадеевичем они проработали в «Челябинском рабочем» больше 30 лет), потом собственная журналистская работа сводила меня то с матерью, то с дочерью. Я любила «Уральский сувенир» Татьяны Реус и ездила в ДК ЧМЗ почти на все отчетные концерты. А за интервью далеко бегать было не надо, надо было просто позвонить и спуститься с девятого этажа на второй. Уже 30 лет нас соединяет один дом.
Наталья Николаевна, красивая, царственная, с мудрым взглядом — о таких обычно говорят: из породы старой интеллигенции, собеседницей была удивительной. Слушать ее хотелось бесконечно[766].
Из текстов Н. Н. Карташовой и о ней убедительно вырисовывается образ человека, поймавшего за хвост жизненную удачу на всех поприщах. Окруженный любовью учеников и зрителей успешный педагог и хореограф; обласканный государственным вниманием, признанием и осыпанный наградами «советский человек» по убеждениям; горячо и безоговорочно поддерживаемая близкими во всех начинаниях жена и мать — такой вошла Карташова в историю танцевальной художественной самодеятельности Челябинска. Лишь в годы перестройки в публикациях о ней начинает сквозить легкое беспокойство по поводу безусловности ее успеха. Впрочем, немыслимые ранее предположения о том, что жизнь советского гражданина может интерпретироваться как прожитая зря, в условиях только-только зашатавшихся советских ценностей и первых проклюнувшихся сомнений в незапятнанном сиянии славного советского прошлого неизбежно посещали тогда многих, чья жизнь и карьера в СССР сложились успешно.
Так, Л. Федорова в статье, посвященной 75-летию Н. Н. Карташовой, выразила некоторую тревогу, подмеченную в разговоре с юбиляром, которую не мог не заметить и внимательный читатель, несмотря на мажорную концовку текста:
Свою школу, свое направление в самодеятельной хореографии с присущей ее честному и сильному характеру прямотой ей, бессменному члену жюри и консультанту разного рода смотров, фестивалей, отчетных концертов, нередко приходилось, да и по сей день приходится, отстаивать не без риска быть признанной несовременной, отставшей от моды. Но всегда в этих «дискуссиях» правоту ее убеждений успешно доказывают ученики и творческие победы дочери. Одно печалит, что не родному городу победы эти принадлежат. (Вот уже полтора года Татьяна Реус, много лет проработавшая в Челябинске и создавшая два некогда сильных хореографических коллектива — во Дворце культуры металлургов и ДК «Смена», руководит юными танцорами ПТУ № 3 Свердловска. В эти дни ее коллектив, став победителем смотров нынешнего года всех рангов — от зонального до всесоюзного, принимает участие в фестивале самодеятельных талантов профтехобразования в Москве.)…
И все-таки есть на Урале (так уж теперь будем говорить) семейная династия хореографов — энтузиастов танцевального самодеятельного творчества. Есть традиции, есть ученики и даже уже ученики учеников, в которых все повторяется и которые обязательно продолжат «карташовскую школу»[767].
В заключительных строках юбилейной статьи верного «летописца» успехов Карташовой Л. А. Вайнштейн, опубликованной в те же дни, в конце августа 1987 года, также звучит заметная, несмотря на оптимистический финал, горечь:
«Незаменимых нет». Кем и когда высказана впервые эта жестокая и несправедливая формула?! Каждый человек неповторим. К художнику это относится вдвойне. Поэтому так дорого нам творчество Наталии Николаевны Карташовой — балетмейстера, педагога, воспитателя талантов[768].
Однако наиболее ощутимый удар судьбе Н. Н. Карташовой, по моему убеждению, готовила не перестройка. Серьезный вызов своей карьере она должна была испытать в начале 1960-х годов, с приездом в Челябинск ее «ученицы» В. И. Бондаревой.
Но сначала пусть читатель переведет дух на очередном лирическом отступлении.
Переводчик гастролирующей самодеятельности
А в ГДР я все-таки съездил, осенью того же 1983 года, но будучи уже не студентом, а школьным учителем. Причем опыт той поездки был для меня уникальным. Он имел прямое отношение к теме этой книги: я ездил в качестве переводчика с гастролирующей группой художественной самодеятельности от одного из крупнейших предприятий Челябинска. Можно было бы сказать, что я тогда познакомился изнутри с жизнью успешной заводской самодеятельности. Можно было бы, да, как говаривала моя няня, «бы мешает».
Про школу и свое участие во «взрослой» школьной самодеятельности я расскажу позже. Сейчас же, немного забегая вперед, должен честно признаться, что ту поездку я помню очень плохо — смутно и отрывочно, словно это было не со мной, а если и со мной, то не по-настоящему, а во сне. Во время поездки я, как и многие советские туристы, вел дневник, который где-то затерялся во время переездов всей семьей с квартиры на квартиру и в связи с двумя крахами семьи, когда я переезжал один. Поэтому мне даже трудно вспомнить точно, состоялась ли та поездка в 1983 году или годом позже. Мои близкие, знающие, как я люблю точность в упорядочивании собственного прошлого, скажут, что этого не может быть. Как оказалось, может.
Мне думается, что причина моей «амнезии» по поводу той поездки очевидна: я не делился впечатлениями о ней с окружающими, во-первых, потому, что почти не встречался больше с ее участниками; во-вторых, потому, что в школе, где я тогда работал, я себя чувствовал особняком и делиться воспоминаниями не мог или не хотел; в-третьих, потому, что эта поездка для меня неразрывно слилась с неприятными переживаниями, которые из соображений душевного комфорта я постарался вытеснить из памяти. То, что не обсуждается с «референтными персонами», с которыми нас связывают общие воспоминания, как известно, забывается[769].
Итак, я поехал переводчиком гастролирующего самодеятельного коллектива крупного челябинского завода. Это была уже вторая моя поездка в ГДР в качестве переводчика. Тремя годами ранее, летом 1980 года, группа наиболее продвинутых в немецком языке студентов, в которую входил и я, должна была ехать на месячную стажировку в университет имени братьев Гумбольдтов в Восточном Берлине. Поездка не состоялась: из-за летних олимпийских игр Москва оказалась закрытой для проезда. В этот университет я попаду лишь через четверть века — приглашенным профессором…
Несостоявшимся стажерам в качестве компенсации предложили турпоездки в Польшу и Болгарию. Я решил ждать путевки в ГДР. Годом позже моему терпению было воздано сторицей: мне предложили бесплатное место переводчика в туристической группе, отправлявшейся в Восточную Германию. Что называется, не было бы счастья, да несчастье помогло… Так состоялась моя первая зарубежная поездка — своеобразный результат вынужденного решения.
Предложение поехать двумя годами позже переводчиком с самодеятельными гастролерами я получил, наверное, не потому, что имел опыт синхронного перевода, а благодаря поддержке со стороны руководителя гастролирующих хореографов, весьма авторитетного в челябинской танцевальной самодеятельности Владимира Сергеевича. Бывший балетный танцовщик и инспектор челябинского балета, он издавна знал моих родителей и помнил меня с младенчества. Как и многие бывшие балетные артисты, он подрабатывал в самодеятельности, причем весьма успешно: администратор он был превосходный, завод на дорогие костюмы и приглашенных для постановок хореографов не скупился. Участникам, в том числе студентам и преподавателям института культуры, заводской профком доплачивал — это явление идеологи и практики советского самодеятельного художественного творчества не смогли победить, несмотря на все старания.