В этой поездке мне мало что запомнилось. Выступлений на сцене было немного — кажется, всего три, причем одно из них, если не ошибаюсь, в советской военной части (могу путать с поездкой 1981 года). Выступления чередовались с осмотрами достопримечательностей. Моя задача состояла в переводе экскурсий и, первоначально, выступлений конферансье на концертах. С первой я справился, со второй — нет. Однако обо всем по порядку, насколько этот порядок вообще восстановим.
Нас было человек сорок, то есть целый вагон в составе огромного «поезда дружбы» — традиционной в те годы формы туризма в соцстраны[770]. В группе преобладали хореографы. Небольшую, преимущественно мужскую группу составляли музыканты-«народники»: баянисты, балалаечники, домристы. Поехал кто-то из администрации заводского клуба. Владимира Сергеевича в зарубежную поездку не пустили: неофициально он был невыездным, поскольку ненадежным. Было известно, что он нелегально подторговывал дефицитными товарами — спекулировал, согласно тогдашней советской терминологии. Этот «недостаток» в сочетании с еврейским происхождением и нетрадиционной ориентацией делал его выезд за рубеж более чем проблематичным.
Возглавлял группу заведующий отделом культуры челябинского горисполкома Юрий Михайлович. Он мне явно симпатизировал. Узнав, что я собираюсь делать научную карьеру, он поинтересовался, умею ли я пить, то есть употреблять алкоголь не пьянея. Нет, сделать карьеру у нас невозможно, если пить не умеешь, — таков был его вердикт. Некоторыми полезными практическими советами в этой сфере он со мной тогда поделился, спасибо ему…
Мы ездили по Саксонии и Тюрингии. На большинство экскурсий группа выезжала вместе с другими участниками «поезда дружбы», с которыми проживала в одном отеле. В наш маршрут входили Лейпциг, Галле, Гера, кажется Дрезден (опять могу спутать с первой поездкой). Группа ездила также в Берлин, но без меня: я уговорил руководство не брать меня, так как меня в тот день навестил друг. С двухметровым тюрингцем Берндтом я сдружился в 1981 году, когда тот по линии Свободной немецкой молодежи — аналога советского комсомола — сопровождал нашу группу. Кстати, встреча с ним осталась единственным ярким пятном из воспоминаний о той поездке.
При нас была говорившая по-русски сопровождающая моего возраста, то есть лет двадцати пяти, имени которой я тоже совершенно не помню. Пусть будет Эльза. Незадолго до возвращения на родину я предложил пригласить ее на неофициальные дружеские посиделки. Меня поддержали двое музыкантов из института культуры. Собрались в номере у одного из них, баяниста. К нам присоединилась девушка, сопровождавшая другую группу. Ее я хорошо запомнил: маленькая Петра с повадками и грацией кошки. У баяниста ее приход вызвал реакцию фаталиста: мол, чему быть, того не миновать. Как потом оказалось, она сидела рядом во время долгой поездки в Берлин (обычно мы с ним сидели вместе, а тут меня не было) и вовсю с ним флиртовала…
Пили водку. Девушки прикладывались к рюмке — то есть к гостиничному стакану — наравне с нами. Балалаечник бренчал на гитаре. Вскоре Эльзе стало плохо. Она засобиралась в свой номер: «Водка захотела вернуться», — объяснилась она по-русски. Пока мы с балалаечником заботливо сопровождали ее до номера (а жила она напротив комнаты, в которой мы собрались, дверь в дверь), Петра закрылась с баянистом для более тесного знакомства. «Дружба-Freundschaft», как пелось в популярной гэдээровской песне тех лет… На следующее утро он отпаивал нас чаем и мечтательно, но по-рыцарски, без доказательных подробностей констатировал, что наши так не умеют. Мы молча пили чай, не любопытствовали.
Как я уже упоминал, я должен был переводить за экскурсоводом и за конферансье. Говорить приходилось много, поскольку достопримечательностей хватало. Плюс я был нарасхват у истосковавшихся по промтоварному разнообразию соотечественников. На обилие, по сравнению с СССР, одежды, обуви и продуктов питания было больно смотреть.
А вот на сцене дело у меня совсем не заладилось. Началось с того, что на первом же выступлении перед работниками какого-то завода, отдыхавшими за обильно уставленными, как мне тогда казалось, столиками, я поприветствовал зрителей фразой из советского учебника немецкого языка: «Дорогие товарищи!» («Liebe Genossinnen und Genossen!»). Публика возмущенно-пренебрежительно зашикала на мое нарушение повседневных коммуникативных конвенций: в той обстановке обращение «Дамы и господа» было бы уместнее…
Вообще, в той поездке я явственно ощутил неприязнь со стороны «простых» немцев. Продавщицы в магазинах самообслуживания зорко следили за советскими туристами, а на дискотеке какой-то парень, проходя мимо, сильно двинул меня, неуместно одетого в костюмную серую «тройку», в плечо и демонстративно обернулся, напрашиваясь на столкновение.
Я перестал переводить за ведущим концерта после эпизода, который я воспринял как унижение. На какой-то совсем камерной встрече, где не было фронтальной дистанции между артистами и публикой, я на свой страх и риск счел возможным экспромтом что-то в двух-трех предложениях объяснить публике. Командовавшая концертом администратор нашего заводского клуба у всех на глазах нетерпеливо замахала руками, отгоняя меня как надоевшую муху. О правилах держать темп выступления я тогда не знал. Мне этот жест показался грубым и бестактным. Пожаловались ли на меня за строптивость и отказ переводить объявления номеров во время концертов, я не знаю. Но неприятный осадок от той поездки остался.
В. И. Бондарева — ускользающий образ
Для меня эта женщина — образец вкуса и шарма. Это Вера Ивановна Бондарева, руководитель ансамбля «Самоцветы».
У нее никогда не было дорогих вещей, но у нее была бесконечно продуманная, стильная одежда. Когда мы с ней в 1985 году поехали на фестиваль в Москву и заходили в кабинеты ЦК ВЛКСМ, то в любом кабинете перед ней неизменно вставали и говорили: «Пожалуйста, проходите!»
Никто не знал ни про нас, ни про «Самоцветы», да и Челябинск-то — не центр земли, но с Верой Ивановной нас всегда встречали так, как будто мы приехали из Парижа.
Для меня Вера Ивановна — самая яркая иллюстрация к пословице «По одежке встречают».
А уж первое впечатление Вера Ивановна могла закрепить за счет своей речи — она говорила только о деле, и ее профессионализм неизменно вызывал уважение.
У нее был костюм цвета грязной морской волны в легкую-легкую, почти незаметную клеточку. Пиджачок без воротника, с коротенькой баской, пояском и одной большой пуговицей, к пиджачку разные шейные платочки, прямая длинная юбка. Всегда с иголочки, безукоризненно отутюжен, костюм сидел точно по фигуре. Дополняли образ тщательно уложенные волосы и строгая обувь. Вроде бы ничего особенного — но Вера Ивановна шла, и на нее хотелось смотреть.
Безусловно, не только хорошо и со вкусом подобранные вещи притягивали внимание.
Прежде всего, притягивало внимание то, как Вера Ивановна себя подавала: походка, поворот головы, движения рук…
Она не думала, как встать, как сесть — все движения уже были отточены. Она вымуштровала себя, буквально вылепила свой образ и довела его до совершенства. Вот только представьте, как должна себя вести женщина в чисто-красном костюме с кипенно-белой блузкой. Тогда еще не было моды на раструбы в манжетах, но у Веры Ивановны в дополнение к отложному воротнику на стойке и манжеты выступали из-под рукавов пиджака, на шее обязательно был повязан один из ее многочисленных шейных платков…
Неудивительно, что перед нею вставали! У многих женщин есть стильные наряды, многие иногда бывают ослепительно хороши, но Вера Ивановна всегда собранна, всегда хороша![771]
Яркое описание внешнего облика В. И. Бондаревой, сменившей Н. Н. Карташову в качестве руководителя и балетмейстера ансамбля «Самоцветы», принадлежит перу Надежды Артемьевны Диды (1947 г. р.), которая с 1971 по 1986 год поочередно работала на Челябинском тракторном заводе инженером-конструктором, заместителем секретаря комитета комсомола, заместителем председателя профкома и директором Дворца культуры ЧТЗ. Занимая руководящие позиции в общественных организациях, курировавших художественную самодеятельность, а затем, с 1983 по 1986 год, возглавляя Дворец культуры ЧТЗ, Н. А. Дида тесно сотрудничала с В. И. Бондаревой и сохраняла с ней дружеские отношения до конца жизни тракторозаводского хореографа[772].
Однако внешность В. И. Бондаревой, зафиксированная не только в приведенном выше тексте, но и в многочисленных опубликованных и неопубликованных фотографиях из ее более не существующего домашнего архива (см. илл. 3.4, 3.5, 3.6), домашних альбомов участников возглавляемых ею танцевальных коллективов, — едва ли не единственное знание о ней, о котором можно писать с уверенностью как о не подлежащем сомнению факте. Почему?
Конечно, существует множество текстов, в которых ее профессиональная карьера, деловые и человеческие качества описаны более или менее подробно. Существует и официальная биография, опубликованная, правда, лишь в 2006 году, когда ей было 80 лет. Приведу ее полностью:
БОНДАРЕВА Вера Ивановна (р. 28.09.1926, пос. Бреды), хореограф, засл. работник культуры РСФСР (1969). С 10 лет занималась танцами в детской балетной студии в Магнитогорске. В 1945 окончила курсы молодых рук. самодеятельности (Магнитогорск). В 1945 — 46 участница ансамбля труд. резервов (ДК ММК) под рук-вом Н. Н. Карташовой (с 1947 — балерины Большого театра Р. А. Штейн). Семь лет танцевала сольные партии. С 1954 при Клубе строителей руководила танц. коллективом, к-рый стал лауреатом Всесоюз. смотра танц. коллективов (1957). В 1957 участвовала во Всемирном фестивале молодежи и студентов в Москве. Возглавила хореогр. ансамбль при ДК ММК. С этим коллективом, к-рому было присвоено звание нар., проработала 8 лет. В 1963 переехала в Чел., возглавляла анс. танца ДК ЧТЗ (1963 — 93). Совм. с Карташовой ставила танц. программы — «Мастерица на все руки», «Этих дней не смолкнет слава», «Его Величество рабочий класс» (1963 — 68). Подготовила сюиту «Ильмены золотоцветные» (к 100-летию со дня рожд. В. И. Ленина). Все постановки отличались эмоциональностью, динамикой и ритмом. В сотрудничестве с Ю. И. Основиным и Ш. Г. Хайсаровым поставлены спектакли «Заре навстречу», «В стране синеокой», «Сказ об Урале». В репертуаре коллектива были урал., рус., белорус., укр. и др. танцы народов СССР. Б. лауреат фестиваля «Белые ночи» (Ленинград, 1965), обл. премии «Орленок» (1969), обладатель высшей награды — Большой золотой мед. — на 1-м рабочем фестивале (ГДР, 1968), участница 12-го Всемирного фестиваля молодежи и студентов (Москва, 1985), лауреат Всерос. конкурса ансамблей нар. танца (Абакан, 1990). «Самоцветы» (так стал с 1969 называться ансамбль