«Химическая сюита» в микрополитическом и культурном контекстах
Когда ЦК КПСС выдвинул программу развития в стране химической промышленности, мы решили включиться в пропаганду химии и подготовили сюиту «Мастерица на все руки». Удалась ли нам эта работа? Вот что написал о ней рецензент «Челябинского рабочего» В. Вохминцев:
«Трудно пересказать словами произведение хореографического искусства, не впадая в схематизм и упрощенчество. Но нельзя не упомянуть о том, что сюита идет на сплошных аплодисментах. Они начинаются сразу, как только открывается специальный занавес, символизирующий химию. Занавес поднимается. На заднике — уходящее до самого горизонта пшеничное поле. Девушки в костюмах пшеничного цвета передают впечатление волнующейся под легким ветерком нивы. В стремительном танце влетает Суховей. А вот и сама Химия. В белом крылатом платье, с блистающим кокошником из атомных ядер. По ее зову выходят на поле Удобрения. Затем Ядохимикаты. Это русские богатыри в шлемах и латах, с мечами и щитами. Разыгрываются бурные танцы борьбы Удобрений с Суховеем, Ядохимикатов с Сорняками. Мы видим веселую сцену Пекарей, выпекающих ароматные булки… В танце проходят по сцене Пальто из синтетики, Ботинки, поролоновая Игрушка.
Затем идет красочный, лиричный, остроумно поставленный вальс химических тканей. А в качестве апофеоза исполняется стремительный, искрящийся жизнью молодежный танец. В зале гремят долгие, дружные аплодисменты…
В пересказе все это неизбежно тускнее, но на сцене выглядит очень ярко, впечатляюще»[843].
Приведенное в начале предыдущего очерка описание Н. Н. Карташовой постановки на химическую тему, включенное в ее книгу 1965 года, создает впечатление дружного сотрудничества двух хореографов — учительницы и ученицы, и восторженного приема со стороны профессиональной коллеги по хореографическому цеху. Использованная ее десять лет спустя в очередной публикации рецензия на хореографическую сюиту «Мастерица на все руки» в главном областном партийном печатном органе не оставляет сомнения в ее абсолютном успехе у восхищенной публики. Однако ни тот, ни другой текст не позволяет читателю разобраться в том, как осуществлялось разделение труда в тандеме Карташова — Бондарева. Устный рассказ В. И. Бондаревой, на который она решилась по истечении почти трех часов беседы со мной, разрушает парадно-гармоничную картину безоблачного взаимопонимания двух балетмейстеров и шумного успеха их детища. Он позволяет заглянуть за кулисы постановочной работы и приблизиться к ответам на вопросы о местных, микрополитических импульсах к созданию «химической сюиты» и причинам ее недолговечности.
В рассказах Веры Ивановны звучала горечь старых обид, самые резкие характеристики и оценки она сопровождала просьбой о конфиденциальности, которую я выполняю. Читателю придется поверить мне на слово, что вынужденные опущения не искажают общей картины «фактов» из перспективы моей героини. Возможную критику моего нежелания предавать гласности сведения, которые мой информант пожелал оставить в тайне, за якобы отход от принципа научности я отвергаю: моральные принципы бывают выше научных, любовь к человеку — выше любви к истине.
С постановки «Мастерицы на все руки» начался шестилетний период работы В. И. Бондаревой под фактическим руководством Н. Н. Карташовой, которым официальная руководительница ансамбля тяготилась. Инициатива такого сотрудничества исходила от Карташовой. Не исключено, что идея прославления химического прогресса отчасти была близка ей благодаря личным впечатлениям от посещения Японии четырьмя годами ранее, о быте населения которой она, помимо прочего, писала в июне 1960 года следующее:
В магазинах много товаров. Здесь властвует химия — нейлон, капрон и другие синтетические материалы. Надо отдать справедливость японцам: они широко и умело используют синтетические волокна для изготовления красивых, удобных вещей. Но все это дорого[844].
Как бы то ни было, ставить в ДК ЧТЗ сюиту о «Большой химии» решила Н. Н. Карташова:
И пришла Карташова. И предложила тему она такую: «Мастерица на все руки». «…Верочка, ты будешь ставить танцы. Я написала сценарий, я буду режиссером»[845].
«Верочка» такого сотрудничества не желала, но и отказать маститому и уважаемому хореографу не могла. Их танцевальная стилистика не совпадала, и В. И. Бондаревой приходилось уступать:
Она мне дает задание: «Вера, поставь Ботинки и Пальто». Ну вот… ну вот ни в какой клеточке мне головного мозга не откладывается, как я поставлю Пальто, как я поставлю Ботинки. Костюмы, что ли, такие делать? Ну, синтетическая обувь, чтобы она танцевала, чтоб танцевали, значит, пальто кожаные… Людей невидимками делать… чтобы они отплясывали? У меня ум за разум заходил, ум за разум заходил вот от ее этих предложений. Как же? Я не могу… И вдруг она: «Ну хорошо, у тебя не получается — я поставлю!» И она берет «стариков»… и начинает с ними делать… и ставит: они в кожаных пальто, они — в ботинках. Она просто делает ритмы, они там парой там как бы красуются друг перед другом. Просто надень любой костюм — и будет любой перепляс. Понимаете? Для меня такое искусство было дикое. Я не понимала. Я и до сих пор его не понимаю. Для меня это дико…. Так я до этого и не доросла…
Остальное я все ставила[846].
Однако талантливый человек может раздвинуть тесное пространство несвободы и найти нишу для творческой работы, рождающей интерес и радость:
Я ставила, ставила, мне это не нравилось. Я видела, что это несовместимо. […] И вот, например, она мне: «Вера, мне надо синтетический вальс», — в эту «Мастерицу на все руки». Химия, то есть капрон. […] У меня вдруг мелькнула такая мысль: подвесить круг — ну я ведь еще и фантазерка была — повесить круг железный на колосниках, привязать по шесть метров материала, по ним спускалась колонна из двенадцати цветов спектра. В центре стояла Мастерица-Химия… а этот материал ее прикрывал. Он был матовый… Выбегали девушки в бальных платьицах, легко одетые, по-современному, девочки. […] Выбегали они, брали эти материалы. Стояла там Химия с палочкой, как волшебница-хозяйка, проводила по ним, и они начинали танцевать. […]
Не отрываясь, они бегали по кругу, не отрываясь, они переплетения разные делали. Что там только не было по рисунку! Это такой изумительный был вальс! Изумительный получился вальс! Конечно, зритель просто захлебывался[847].
Одно из немногих прямых столкновений В. И. Бондаревой с Н. Н. Карташовой, в котором новый руководитель в очередной раз уступила прежнему, состоялось по поводу музыки к «вальсу искусственных тканей»:
Музыку… У меня, может, другая была бы музыка. Она мне говорит: «Будешь делать под „Маскарад“»[848]. Я ей говорю: «Наталья Николаевна!.. Это трагический… вальс!» — «Нет, он мне нравится. Кто там знает…?» И в общем мне пришлось делать под этот вальс. Меня коробило. Но — я исполнитель. Я делала под этот вальс[849].
Из рассказа В. И. Бондаревой следует, что успех нового хореографического произведения в профессиональной среде был отнюдь не бесспорным:
И когда мы поставили «Мастерицу на все руки», она позвала комиссию. Приехала комиссия из Москвы. Режиссер какой-то, балетмейстер, просидел в ложе, просмотрел эту «Мастерицу на все руки».
[…] Он раздраконил… в пух и прах. Он сказал…: «Наталья Николаевна, это эклектика, вы смешали одно с другим». Особенно за вальс он ругался. «Это трагедийный… вальс. Понимаете?…Если бы услышал композитор… он бы был в шоке. Вы что сделали? Нельзя таких вещей делать! Нужно вальс? Вальс изумительный! Но нельзя под этот вальс». Вальс — он понравился по постановке. Говорит: «Талантливо поставлен!»[850]
Изумление Л. В. Воскресенской по поводу возможности хореографической композиции на химическую тематику В. И. Бондарева подтвердила, однако оговорилась, что приехавшая из Ашхабада балетмейстер «видела только Карташову»[851]. Бондарева имела в виду тот факт, что первоначально на афише и режиссером, и постановщиком значилась заслуженный деятель искусств РСФСР Н. Н. Карташова, а самой Бондаревой был отведен статус руководителя коллектива, без указаний на ее вклад в постановку «Мастерицы на все руки»[852]:
Я оскорбилась. Мне же обидно: я же работала на износ, я же прихожу без рук, без ног, без головы. А я никто!.. Об меня просто можно вытереть ноги[853].
Возмущенная несправедливостью, В. И. Бондарева решила уволиться и вернуться в Магнитогорск. Придя на прием к директору дворца, она попросила:
Георгий Григорьевич… вот я доставлю…эту сюиту, мы выступим — подпишите мне заявление. Я уеду домой. Меня ждут в Магнитке, меня зовут назад, меня ждет еще Поляков![854]
Однако и в дирекции ДК, и в завкоме ЧТЗ ее просили потерпеть. Не укрылось настроение В. И. Бондаревой и от Н. Н. Карташовой.
Когда она увидела, что я оскорблена, они вторую выпустили… афишу, где написано: балетмейстер — не постановщик, балетмейстер — Бондарева Вера Ивановна. «Ну, ты довольна?» [рублей]. «Ну…» (пожимает плечами). Я свою программу репетирую. Я здесь ставлю. Она приходила раз в неделю, отдыхала