Несправедливость, якобы устраненная исправлением афиши, по мнению В. И. Бондаревой, сохранялась, нанося ей все новые моральные травмы:
Смешной немножко нюанс. Получаем деньги. Меня кассир зовет, открывает ведомость, подсовывает мне: «Прочитай!» Чтоб никто не видел! Она не подставляет Наталью Николаевну. И я вижу: у Натальи Николаевны — десять тысяч, у Веры Ивановны — сто. Понимаете? У Веры Ивановны — зарплата. Все! Я говорю: «Ну что вы, Александра Николаевна, ну что вы мне подсовываете?» Я, конечно, дома реву. Я не могу никому ничего сказать. Потому что скажут: «Ты завидуешь… ты не доросла до этого, она — величина, ты — ничто! Вот живи и учись!» Ну и вот так вот жила и училась[856].
История танцевальной сюиты «Мастерица на все руки» обнажает страсти, кипевшие под празднично-парадной поверхностью государственного проекта художественной самодеятельности. Сюиту вызвало к жизни, скорее всего, желание прежнего руководителя ансамбля народного танца восстановить пошатнувшийся авторитет, «приручить» нового и перспективного руководителя и балетмейстера. В. И. Бондарева была вынуждена идти на компромисс с потенциальным соперником гораздо большей весовой категории. Договоренность о том, что она — ученица Н. Н. Карташовой, задачу сохранить лицо старого руководителя и укрепить авторитет нового, очевидно, не решала. Редкое стечение благоприятных обстоятельств — начало новой пропагандистской кампании, опыт пропагандистских постановок, поддержка супруга — маститого журналиста, готового словом и делом поддержать любимую жену и практиковавшего и ранее создание для нее сценариев для постановок танцевальных сюит на актуальные темы, будь то кукуруза или космос, наконец, возможность интенсивно использовать опыт и талант молодого, изобретательного и невероятно работоспособного балетмейстера — все это позволило необычайно быстро, за считанные месяцы, в разгар кампании, создать новую сюиту. Вероятно, Н. Н. Карташова делала на нее серьезную ставку, раз пригласила для ее оценки высокую столичную комиссию.
Однако отрицательная оценка сюиты смешала карты режиссера и постановщика. Критика московского балетмейстера была лишь одной из многих причин непродолжительной сценической жизни «Мастерицы на все руки». В. И. Бондарева параллельно с постановкой «химической сюиты» ускоренным темпом успешно готовила собственную программу. Это позволило без образования репертуарных пустот отказаться от неудачной сюиты. Важную роль, видимо, сыграло и отрицательное отношение В. И. Бондаревой к эстетическому хореографическому символу веры Н. Н. Карташовой, воспроизводившему стремительно устаревавший сталинский канон профессионального драмбалета и самодеятельной хореографии. Если экологическое сознание советского человека еще могло мириться с представлением об исключительной пользе химических удобрений и ядохимикатов, то наивный пропагандистский пафос сюиты, перенасыщенный пантомимой, партийными лозунгами и плакатами, рассчитанный на малограмотного зрителя, вызывал в середине 1960-х годов скорее смеховой эффект.
Решающую роль в исчезновении «Мастерицы на все руки» из репертуара тракторозаводских танцоров Челябинска сыграла, скорее всего, отставка Н. С. Хрущева в октябре 1964 года. «Большую химию», ассоциировавшуюся с именем свергнутого партийного лидера, убрали со сцены вместе с хореографическими постановками о кукурузе — «царице полей», дабы избежать подозрений в нелояльности к новому партийному руководству и его курсу со стороны руководителей дворцов культуры и хореографов.
С новым первым секретарем ЦК КПСС в государственную политику памяти и в советскую культуру, в том числе и в сценический самодеятельный репертуар, пришла новая тема — Великая Отечественная война.
«Этих дней не смолкнет слава»: форма и содержание
Мелодия песни «Священная война» звучит все громче. Открывается занавес. Вокзал. Стоят готовые к отправке составы. На платформах — зачехленная военная техника: танки, орудия.
На заднем плане — солдаты, офицеры, женщины, дети. Слышен звук гармошки. Люди прощаются, обнимаются, тихо беседуют, плачут.
На переднем плане — ограда, отделяющая вокзал от улицы. Солдат мечтательно, грустно играет на баяне, изливая свою печаль.
Вбегает девушка. Она мечется вдоль ограды, кого-то ищет. Увидела за оградой молодого солдата, машет ему платком. Он подбегает к ней и порывисто обнимает. Она приникает к его груди. Так стоят они секунду, две. Солдат замечает в руках девушки синий платочек, который напомнил обоим о чем-то хорошем…
Гармонист смотрит на влюбленных. Играет мелодию песни «Синий платочек». Парень и девушка кружатся. И только время от времени, бросив взгляд на солдат и провожающих, на несколько секунд застывают в печали, словно возвращаясь к печальной действительности. Они танцуют. И в этом танце все — и грусть расставания, и любовь, и воспоминания о светлых днях.
Девушка и молодой солдат уходят.
Солдат-гармонист, играя, идет к толпе на вокзал. Этому неугомонному парню хочется развеять грусть людей, он приглашает: спляшем! Играет кадриль.
В танец включается то одна, то другая пара. Танцуют на заднем плане сцены. По рисунку кадриль проста, незатейлива — «Байновская» или «Смоленская». Но в ней сейчас нет обычного юмора, внутреннего задора. Танцуют медленно, как бы машинально, напряженно. Вот выбежала из круга девушка, приникла к забору. Парень мягко берет ее за плечи, ведет в круг танцующих. Вот-вот она разрыдается.
Кадриль продолжается, как бы аккомпанирует сцене прощания воина с семьей. На переднем плане — солдат, его жена и двое детей — мальчик и девочка… Трогательно это прощание. Внешне солдат спокоен, чувствуется крепость духа, несгибаемая воля, он обнимает, целует детей, нежно гладит их, разговаривает с сыном, дочерью. Жена стоит молчаливая, не сводя глаз с лица мужа. Только когда прозвучал сигнал: «По вагонам» — семьи засуетилась. Быстрое прощание. Жена прижалась к груди мужа. Солдат медленно идет вдоль забора, как бы пересчитывая руками железные прутья. Семья стоит у изгороди, провожая его взглядами. Дети и жена с другой стороны забора хватают руки отца. Он уходит к эшелону.
Состав трогается. Женщина берет сына на руки, девочку держит за руку. Они освещены лучом прожектора. Семья верит: отец вернется домой, вернется с победой.
Провожающие на прощание машут руками, потом подходят к забору и смотрят вдаль — сурово, напряженно.
Громко звучат волнующие слова песни:
Пусть ярость благородная вскипает, как волна.
Идет война народная, священная война[857].
Либретто литературно-хореографической композиции «Этих дней не смолкнет слава», поставленной в ансамбле народного танца ДК ЧТЗ в 1965 году, публиковалось неоднократно[858]. Оно впервые увидело свет в 1967 в журнале «Клуб и художественная самодеятельность». В публикации преобладала литературно-драматическая составляющая: в нем полностью воспроизведены тексты стихов, названы звучавшие в композиции песни, литературно описаны изображавшиеся на сцене действия. Что же касается танцевальной компоненты, то она в описании присутствовала в самом общем виде, будучи зафиксированной в нескольких фотографиях и советах постановщикам относительно характера исполнения всего трех номеров — описанных выше сцен расставания семьи и кадрили из первого эпизода и солдатской пляски из третьего эпизода:
Первый эпизод для постановщика самый трудный.
Сцена прощания пожилого воина с семьей не должна быть сентиментальной. Очень трудно исполнять «Кадриль», когда на сцене происходит прощание с семьей. Лейтмотив этой пляски — оптимизм, вера в победу и вместе с тем горечь расставания, трагедия войны. Как это совместить?
Танец надо исполнить как можно мягче, лиричнее, без ударов и хлопков. Выводить на передний план отдельные пары, показывать грусть и вместе с тем оптимистический настрой и веру в благополучное возвращение близких домой.
В третьем эпизоде солдатскую пляску нужно поставить не как обычную массовую, а как — перепляс, построенный на хорошей шутке, на удали. Важно подчеркнуть разнохарактерность этой пляски, ее национальный колорит, передать в ней великое чувство оптимизма и глубокой веры, которые руководили советскими воинами в дни тяжких испытаний[859].
Зато чтецам в приложенных к либретто «Советах постановщику» отведено столько же места, сколько и танцорам:
Большое внимание нужно уделить чтецам. Они создают определенное настроение перед каждым эпизодом, комментируют действие, готовят зрителя к следующему эпизоду. Чтецы должны проникнуться содержанием событий.
Настороженность: чтецы к чему-то внимательно прислушиваются, смотрят вдаль, чем-то встревожены: кто-то резко повернул голову, кто-то подался корпусом вперед.
Тревога: один готов к стремительному броску, другой призывает — «вперед», третья закрыла лицо руками, четвертая выражает решимость к борьбе, к сопротивлению, к схватке — это чувствуется по гордо поднятой голове, сжатым кулакам, твердому взгляду.
Стихи нужно читать взволнованно, но мужественно, без крика.
Расположение группы чтецов в третьей картине подсказывают сами стихи А. Твардовского — глава из «Василия Теркина». Бойцы на привале слушают рассказ бывалого солдата[860].
О предположительной причине дисбаланса в описании литературно-танцевальной композиции в пользу первой составляющей читатель узнает позже. Сперва следует составить общее представление о ее содержании, для чего опубликованного либретто вполне достаточно.