4. Рекомендовать газетам «Правда» и «Советская культура» выступить по этому вопросу в одном из ближайших номеров[161].
Сотрудники отдела науки и культуры ЦК КПСС, направившие Н. С. Хрущеву и П. Н. Поспелову эту Записку в августе 1954 года, били тревогу по поводу ураганно ширящейся популярности западной танцевальной музыки и адекватного спросу предложения, следующего по официальным и нелегальным каналам. В ней предлагалось подключить к решению возникшей проблемы основных «игроков», выполнявших контролирующие функции в отношении культуры: Министерство культуры СССР, ВЦСПС, ЦК ВЛКСМ, Главлит, прессу.
Записка продолжила традицию борьбы против увлечения молодежью «буржуазными танцульками» (см. илл. 1.1., 1.2), начавшейся сразу после прихода большевиков к власти. Первоначально война была объявлена танцам, пришедшим в начале XX века в Европу из-за океана и покорившим ее: танго, фокстроту, тустепу и т. д.[162] Как мы уже видели, коммунистические вожди — будь то А. В. Луначарский или Н. С. Хрущев — относились к этим танцам с большой «классовой» неприязнью. Последний, характеризуя фокстрот во время скандального посещения в конце 1962 года выставки молодых художников, вынужден был просить прощения у присутствующих дам. Со времен Гражданской войны комсомольские активисты клеймили и преследовали поклонников западных бытовых танцев как растлителей советской молодежи. Эти кампании, то затухая, то вспыхивая с новой силой, продолжались более 50 лет. В 1950-е годы прежние объекты критики сменились новыми — твистом и шейком. И с ними борьбу вели с прежним задором, с привлечением радетелей за чистоту советской культуры разных возрастов — от комсомольцев до пенсионеров, с фотожурналистами и добровольными помощниками милиции. Так было, например, в одном из сибирских районных центров в середине 1960-х годов, когда борьба с советскими стилягами в Центральной России уже шла на убыль[163]:
На клубных танцевальных площадках Черемхова появлялись «трясуны» и стиляги, подвыпившие парни. Бывало, до полуночи толкались тут школьники. По совету работников охраны общественного порядка была сформирована специальная бригада. В нее вошли дружинники В. Журавлев, В. Тяглов, фотокорреспондент В. Садохин, сотрудник местной городской газеты А. Зубарев и я как представитель совета пенсионеров.
Члены бригады побывали почти на всех танцевальных площадках города и обратили внимание на молодых людей, чье поведение, внешний вид и манера танцевать заслуживали самого сурового осуждения. Члены бригады беседовали с ними, выясняли, как они живут и работают. Портреты особо «выдающихся» личностей помещали в сатирическом «Фотоокне». Некоторые стали «героями» фельетонов в газете. Теперь обстановка изменилась. Не увидишь на танцевальных вечерах несовершеннолетних. Больше порядка на площадках.
Борьба за высокую культуру в клубах продолжается[164].
1.1. Борьба с «танцульками», 1932 г. (Отдых с точки зрения мещанина // Культура и быт. 1932. № 15. С. 21).
1.2. Борьба с «танцульками», 1938 г. (Аль. В вихре вальса // Культурная работа профсоюзов. 1938. № 2. С. 64).
Хотя в данном случае обошлось мирной беседой, нетрудно представить себе ситуацию насильственного удаления с танцплощадки не на шутку «разгулявшихся» «трясунов»[165].
Было бы наивным полагать, что по мере отдаления советского общества от сталинской эпохи воинственность разоблачения «буржуазных» танцев поутихла. Даже в позднем СССР их критика могла приобретать обертоны разоблачения внутренних врагов:
…не случайно твисту, шейку, макки не надо учиться: каждый может дергаться до исступления, кривляться, на ходу импровизировать неэстетичные вульгарные упражнения. Кое-кто считает это невинным увлечением молодежи. Если же вдуматься поглубже, через этот, казалось бы, невинный канал проникает к нам чуждая идеология, неприсущие советскому обществу представления о красоте и, самое главное, о морали и нравственности, чего подчас не понимают у нас некоторые «популяризаторы» буржуазной танцевальной продукции[166].
К дискурсу о западных хореографических влияниях мы специально обратимся во второй части книги. Сейчас же целесообразно упомянуть еще один объект цензурного внимания в СССР — репертуар (танцевальной) художественной самодеятельности.
Против «поделок сомнительного свойства»
Кто определяет сейчас репертуарную политику в клубе? Если правление клуба работает, оно еще иногда кое-как утверждает репертуарный план кружков, интересуются им и заведующие клубами, однако чаще всего при выборе репертуара руководители художественных кружков являются единоначальниками, определяющими его характер и прививающими свои вкусы кружковцам. Это положение нельзя признать нормальным. Следить за репертуаром художественной самодеятельности, контролировать его — прямая обязанность профорганизаций. Из-за отсутствия внимания к этому делу в репертуар художественной самодеятельности нередко просачиваются пошлятина и халтура.
Наряду с высокохудожественными вещами на клубной сцене иногда исполняются низкопробные частушки, вроде:
Пересохни, Москва-речка,
Перестань болеть, сердечко.
Рабочие послушали такие образцы «эстрадного творчества» и говорят: «Мы соединили Волгу с Москвой, а тут призывают Москву-речку пересохнуть! Ерунда!»
Или такая частушка:
Чай пила, баранки ела,
Я с учителем сидела.
Посидела бы ищо,
Да он ушел в училищо.
Такие «перлы» появляются потому, что у нас не налажен контроль над репертуаром, потому что он не утверждается руководящими профработниками.
Помимо общего контроля над репертуаром нужно почаще заглядывать в кружки, следить за процессом их творческой работы, исправлять ошибки еще в период репетиционной работы. Только тогда мы сможем обеспечить политическую выдержанность, направленность и правильную трактовку репертуара.
Необходимо, как правило, ввести общественный просмотр концертных программ и спектаклей. Это, несомненно, положительно скажется на качестве работы художественной самодеятельности[167].
В 1938 году, в период, когда сталинская концепция культуры обретала плоть и кровь, автор статьи в специализированном профсоюзном журнале намечал первостепенные задачи художественной самодеятельности по «достойной встрече» второй годовщины принятия Конституции СССР 1936 года и годовщины выборов в Верховный Совет СССР 1937 года. Особая роль отводилась укреплению контроля над клубным репертуаром. Круг ответственных за него очерчивался достаточно широко: вмешиваться в творческий процесс с цензорскими функциями на стадиях подбора репертуара и определения репертуарных планов, рядовых и генеральных репетиций в кружках и при подготовке общих концертных программ призывались правления, директора клубов, ответственные профсоюзные работники. Участвовать в контроле над репертуаром рекомендовалось и рядовым участникам кружков самодеятельности.
Проблема репертуара и контроля над ним была перманентно больной темой советского сценического любительства. В 1955 году, в начале «оттепели», передовица профсоюзного журнала ввиду предстоящего Всесоюзного смотра художественной самодеятельности вновь клеймила огрехи (само)цензурной добросовестности:
…к сожалению, требовательность к себе одних клубов не искупает невзыскательности других. И еще бродят по клубным площадкам пустенькие, ни уму ни сердцу ничего не говорящие пьески, распеваются копеечные по своему содержанию песенки, частушки, исполняются пошлые танцы, вроде «Юмористического танца», с которым выступили на городской олимпиаде в Ереване студенты Сельскохозяйственного института.
Четкий, всесторонне продуманный репертуарный план должен иметь каждый кружок — участник смотра. Выбирая пьесу или стихотворение, песню или танец, надо ясно представлять себе, что даст это произведение нашему строгому, требовательному, непрерывно растущему зрителю. Надо, чтобы каждое выбранное произведение обогащало и самих участников — будь то большой коллектив или солист. Пусть на смотровых афишах значатся лучшие произведения советской и классической литературы, драматургии, музыки, богатого народного творчества[168].
Наконец, следующий документ, относящийся к последнему десятилетию существования самодеятельного художественного творчества в антураже СССР, вновь предложил целую программу улучшения репертуара на профессиональной и любительской сцене и танцплощадке, свидетельствуя о дефиците цензурной политики и практики. Изложению «решительных» мер по исправлению ситуации — их перечень не менялся с 1930-х годов — была предпослана пространная преамбула, составленная в каноническом советском стиле и рисующая известную также с раннего советского периода картину:
Коллегия Министерства культуры СССР приняла постановление «О мерах повышения идейно-художественного уровня репертуара профессиональных и самодеятельных коллективов, дискотек, экспозиций выставок произведений изобразительного искусства».
В нем отмечается, что в последнее время репертуар театров, концертных организаций, коллективов художественной самодеятельности, экспозиции выставок изобразительного искусства обогатился талантливыми произведениями, получившими широкое общественное признание. Укрепляются связи работников искусств с жизнью народа, практикой коммунистического строительства, плодотворно развивается процесс взаимовлияния и взаимообогащения культур братских народов. Сотрудничество учреждений культуры и искусства с творческими союзами содействует созданию новых значительных произведений о современности, усилению роли культуры в идейно-политическом, трудовом и нравственном воспитании советских людей.