Благие намерения по приспособлению подготовки специалистов художественной самодеятельности, сформированной в рамках сталинской модели культуры и «заточенной» на следование «правильной» идеологической линии, к новым условиям запаздывали. Через пару месяцев крах СССР станет обстоятельством, которое вынудит поставить вопрос не только о надобности в подготовке специалистов клубной работы, но и о том, нужна ли художественная самодеятельность вообще.
Танцы по секрету
Летом 2008 года я привез в Москву несколько десятков экземпляров своей только что вышедшей, с пылу с жару, книги. Во Франко-российском центре гуманитарных и общественных наук должна была состояться ее презентация, и у «Фотокарточки на память…» было большое количество здравствовавших, слава богу, на тот момент действующих лиц в Москве, в Подмосковье, в Нижнем Новгороде и Дзержинске Нижегородской области, которым нужно было вручить по экземпляру.
Одним из первых в Москве мой свежеиспеченный опус получил научный руководитель моей кандидатской, Валентин Валентинович, у которого я многому научился и продолжаю учиться и в научном, и в человеческом плане. Мнение очень внимательного, глубокого, доброжелательного и ироничного Валентина Валентиновича во многих волнующих меня вопросах остается для меня решающим, и свои наиболее важные для меня публикации я непременно ему привожу. Несколько дней спустя в телефонном разговоре он сообщил мне, что, придя домой, он прочитал книгу сразу — не вставал с дивана, пока не прочел. На похвалу, как всегда, был скуп. Не обошлось без критики, не обошлось без иронии. Помимо прочего, имел место в нашем разговоре и такой пассаж. Имея в виду, что я фигурирую в своих воспоминаниях о детстве в третьем лице, как Мальчик, открыто рассказываю, в том числе, о своих первых сердечных привязанностях и некоторых эротических переживаниях, Валентин Валентинович мимолетно заметил: «Тебе нужно написать продолжение. Назови его так: „Мальчик — сексуальный маньяк“».
Я тогда посмеялся над этой шуткой, да и только. Теперь я думаю, что мой научный шеф в этом высказывании оказался прозорливее, чем я думал, а может — даже чем он сам предполагал. Речь идет не только о недооцененной важности такой проблематики, как роль женщин в жизни ученого. Если в отношении писателей и художников эта тема в художественных, публицистических и аналитических текстах изъезжена вдоль и поперек, то в отношении ученых, в том числе историков, это — непаханое поле. Может быть, когда-нибудь, в глубокой старости, если доживу и не впаду в маразм, я напишу автобиографическую книгу именно с этим названием и посвящением тому, кто мне это название подарил.
Но сейчас я вспомнил об этом московском эпизоде в ином контексте. Пытаясь припомнить и изложить на бумаге случаи из своей школьной и студенческой жизни, связанные с советской художественной самодеятельностью, я внезапно понял, что большинство из них так или иначе связаны с делами сердечными — симпатиями и влюбленностями в представительниц «слабого» пола. По крайней мере, мне мои «самодеятельные» и «хореографические» истории вспомнились сейчас именно в таком ракурсе.
Первая из них относится к осени 1972 года. Мне было тринадцать лет, я был долговязым нескладным семиклассником, неспортивным застенчивым акселератом с первыми прыщами на лбу и пушком на щеках. Я стеснялся своего роста и сутулился, а в классе вынужден был надевать очки, чтобы разглядеть доску. Я был убежден, что девочкам я неинтересен, и их общества не искал, дабы не потерпеть неизбежное фиаско. О том, что сверстницы считали меня привлекательным, я узнал уже по окончании школы. Вероятно, моя холодная вежливость и надменная мина, скрывавшие неуверенность в себе, воздвигали железобетонную стену для любой попытки проявить девичий интерес к моей персоне. Возможно, так и было.
И вот, совершенно неожиданно для меня, я был приглашен на день рождения к однокласснице Ольге, миловидной и уже вполне развитой девочке с весьма посредственными учебными достижениями. Приглашен я был вместе с одноклассником Сашей, который уже упоминался на предыдущих страницах в связи с изготовлением части реквизита для школьного хореографического спектакля его бабушкой-рукодельницей. Саша был мальчиком из интеллигентной семьи, с безукоризненными манерами, точеными девичьими чертами лица, аккуратной стрижкой несоветского образца, тщательно одетый и вроде бы без комплекса неполноценности. В общем, девочкам он очень нравился, и я воспринял приглашение на этот праздник как то, что меня ждут в качестве некоего бесплатного приложения к Саше. Но смиренно пошел.
Праздник этот оказался совсем не детским и для меня совершенно новым и неожиданным. Среди гостей преобладали девочки из нашего класса. Верховодила всем старшая сестра Ольги, смазливая брюнеточка лет пятнадцати-шестнадцати.
После праздничного стола перешли к парным танцам, к чему я был совершенно не готов. Танцевать я не умел. На проигрывателе беспрерывно крутилось несколько песен с только что выпущенной малоформатной дефицитной пластинки вокально-инструментального ансамбля — тоже, кстати, одного из порождений советской художественной самодеятельности — «Цветы», которую, как я узнал десятилетиями позже, принес с собой Саша. Напористая Ольгина сестра избрала меня в качестве своего постоянного партнера (Саша был для нее мелковат). Оказалось, что танцевать очень просто. Ритм я держал хорошо, мы плавно двигались в такт, на ноги партнерше я ни разу не наступил. Я ощущал на своей щеке или плече тепло ее доверчиво прижавшейся щеки, мои руки лежали на ее талии, она предпочитала в медленном танце обхватывать меня за шею, упираясь в меня своей развитой грудью в разочаровывающе жестком, как яичная скорлупа, советском бюстгальтере. Все это волновало и возбуждало, но не заставляло терять голову. Наверное, потому, что для нее такое времяпрепровождение было делом обыденным. Когда что-то отвлекало нас от танца, она спокойно произносила: «Ну вот, только пригрелись…»
Между танцами или после них играли в «бутылочку», по очереди крутя ее на столе и целуясь в губы с тем, на кого указывало бутылочное горлышко. Это тоже был мой первый опыт. Мне посчастливилось принять сочные поцелуи Ольгиной сестры всего два-три раза — целоваться «по-взрослому» я не умел. Почему-то чаще всего бутылка указывала на толстую одноклассницу или на Сашу, что меня сильно разочаровывало.
Но в целом вечер мне понравился и запомнился надолго. Это была экзотика, до которой я еще не дорос. И это была тайна, которой нельзя делиться со взрослыми. Недели спустя после праздника, приехав на зимние каникулы к родителям мамы в Горький[246] и гуляя по любимым местам, я то и дело мурлыкал: «Видел я: цветы, как люди, плачут…» и «Звездочка моя ясная…»
СМИ и художественная самодеятельность
1937 год
На настоящем этапе уже ничего не дают одни возгласы изумления перед «прекрасным народным искусством». Действительно прекрасное искусство требует, чтобы ему помогли расти, впитывать все новое, что несет бурными темпами развертывающаяся прекрасная жизнь.
Журнал «Народное творчество» призван к тому, чтобы раскрыть на своих страницах историю этого роста, показать его пути, помочь бороться за верное направление, помочь обмениваться опытом, овладевать новыми культурными достижениями.
Задачи эти выполнимы при одном условии: в их осуществлении должны принять участие художественные и научно-художественные силы, и «профессиональные», и «народные», всех народов нашей страны. Никто не расскажет лучше о своем опыте, чем сами творцы и борцы за свое национальное искусство. Со страниц журнала должно звучать не только описание творчества, а само творчество во всем своем многообразии — народная музыка, народные песни, стихи народных поэтов, пьесы народных драматургов, произведения народных художников изобразительного искусства, изображение народных танцев.
С таким авторским коллективом журнал будет крепок и силен, сумеет с достаточной полнотой развернуть картину расцвета и роста национальной художественной культуры и помочь осуществлению ее больших задач[247].
1987 год
…давайте советоваться и спорить, вести актуальные диалоги не только по профессиональным делам, но и по всем сложным проблемам современности. Возможностей для откровенного разговора у нас с вами немало. Это встречи с редакционными работниками на читательских конференциях, устных журналах. Это ответы на вопросы нашей анкеты и, главное, — ваши письма и звонки, дорогие читатели.
Со своей стороны, мы предлагаем вам новые рубрики: «Пресс-клуб: ваше мнение!», «Наш компьютерный класс», «Экономика и культура», «Патентное бюро „КХС“» и др. На обсуждение выносятся такие, например, вопросы, как «Свобода подлинная и мнимая», «Отдых — дело серьезное?». У вас есть свои предложения, иные темы, которые кажутся более актуальными? Быстрей беритесь за перо — мы с радостью откликнемся и поддержим любое стоящее начинание… […]
Чтобы осуществить намеченные планы, журналистам и авторам «КХС» надо быть предельно искренними, принципиальными и объективными. Одним словом, говорить правду, всегда правду и только правду. Согласитесь, дорогие читатели, задача не простая: еще сильны в каждом из нас отголоски того довольно продолжительного времени, когда бить в барабаны, хлопать в ладоши и петь дифирамбы считалось высшей гражданской доблестью. Но мы берем на себя обязательство не отступать от правды, помнить слова В. И. Ленина о том, что долг тех, кто хочет искать «путей к человеческому счастью, не морочить самих себя, иметь смелость признать откровенно то, что есть». Искренности, объективности и правды мы ждем и от вас, дорогие читатели. Ведь мы договорились вести откровенный диалог[248]