.
Эти тексты разделяет полвека. Первый — фрагмент из передовой статьи самого первого номера журнала «Народное творчество», издававшегося Всесоюзным комитетом по делам искусств и ВЦСПС. Второй извлечен из передовицы журнала «Клуб и художественная самодеятельность», который был приемником «Народного творчества» по прямой линии, после нескольких слияний и разделений предшественников. Он тоже являлся органом ВЦСПС и Министерства культуры СССР и через два года должен был, после очередной реорганизации, вновь превратиться в «Народное творчество». Тираж журнала на январь 1937 года составлял 44 500 экземпляров, в начале 1987-го — 101 630. Покупка одного номера журнала обходилась подписчику в 1937 году в три рубля (эта цена, номинально сократившись в ходе денежной реформы 1961 года до 30 копеек, продержалась до 1978 года), в 1987-м в 40 копеек — в ничтожно малые суммы.
Если отвлечься от гигантских тиражей, демократичных цен и общих «хозяев» и судить о журналах исключительно по заявленным приоритетам и содержанию, то различия между этими средствами массовой информации представляются разительными. «Народное творчество» образца 1937 года ориентировалось на изучение, развитие и пропаганду народного искусства (в данном случае неважно, что под ним понималось). Редакция же журнала «Клуб и художественная самодеятельность» видела свои приоритеты в обсуждении проблем, широко выходящих за рамки культурно-просветительной работы, с целью помочь личности раскрыть свой потенциал, удовлетворить любопытство, организовать досуг. В первом случае предполагался научно-дидактический, поучительный и нравоучительный дискурс «мастеров» искусства профессионального, «народного» и любительского, во втором — живой диалог с читателем о наболевшем.
Принципиально различалось и содержание журналов. Довоенное «Народное творчество» в своей структуре воспроизводило сталинскую модель культуры-монолита:
Основу каждого номера составляли три блока материалов (соответствовавшим основным звеньям модели культуры): о традиционном народном творчестве, профессиональном искусстве, художественной самодеятельности. Как правило, сохранялась именно такая последовательность этих блоков[249].
Таким образом, журнал «выступал предметным воплощением этой модели»[250], в которой народное художественное творчество, профессиональное искусство и художественная самодеятельность представлялись тремя взаимно обогащающиеся компонентами целостной системы.
Догматическая направленность с тесными и жесткими рамками в стиле и проблематике была характерна для журналов о культпросвете весь сталинский период и, с некоторым смягчением, в эпоху Хрущева и раннего Брежнева. В 1960-е годы передовицы «Клуба и художественной самодеятельности» неизменно проявляли безоговорочную преданность «генеральной линии» партии в культурной политике и изливали неумеренные славословия в ее адрес. Приведу характерные образцы их стилистики.
1963 год
Программа строительства коммунизма, принятая на XXII съезде нашей партии, — вот тот компас, по которому надо ориентироваться всем деятелям советского искусства независимо от того, любители они или профессионалы. Можно не сомневаться, что коллективы придут на второй тур Всесоюзного смотра художественной самодеятельности во всеоружии своего мастерства, с идейным, высокохудожественным репертуаром. Искусство, созданное народом, живет для народа, и клубные артисты сделают все от них зависящее, чтобы это искусство приносило радость советским людям, будило в них художников, вдохновляло их на новые трудовые подвиги для блага нашей страны, во имя коммунизма[251].
1967 год
…сейчас, размышляя над постановлением ЦК КПСС «О подготовке к 50-летию Великой Октябрьской социалистической революции», мы думаем не о ноябрьских днях этого года, ибо смысл постановления гораздо глубже того, чтобы ярко и красочно отметить самую знаменательную дату.
Мы думаем о мудрости Коммунистической партии, которая из всех испытаний, как это сказано в постановлении, выходила еще более закаленной, более сильной, с непоколебимым революционным оптимизмом и уверенностью в победе великого коммунистического дела[252].
Печатное слово в СССР было весомо, поскольку к нему прислушивались. Похвала в прессе воспринималась как свидетельство общественного доверия и окрыляющая награда. Критика же приобретала вес крушащего молота и была чревата не только психологическим и моральным дискомфортом, но и организационными выводами — причем далеко за пределами Большого террора, когда критический разбор (творческой) деятельности мог уподобиться доносу и вызвать репрессивные меры. Так, вслед за публикацией в 1962 году в журнале «Клуб и художественная самодеятельность» критической статьи А. Митрофанова «У минских любителей джаза»[253], которые якобы проявили неразборчивость в отношении западного репертуара, она обсуждалась на совещании руководителей эстрадных оркестров, работников республиканского и городского домов народного творчества, представителей Союза композиторов, Союза писателей и на совещании заведующих культурно-массовыми отделами областных советов профсоюзов республики; затем на совещании председателей правлений клубов, домов и дворцов культуры профсоюзов; далее, областные советы профсоюзов организовали обсуждение во всех эстрадных оркестрах с участием творческих работников, председателей фабрично-заводских и местных комитетов. Через три месяца после начавшихся в октябре разбирательств, в январе 1963 года «собрался республиканский художественный совет по джазовой музыке вместе с работниками Министерства культуры БССР, домов народного творчества, композиторами, писателями, руководителями эстрадных оркестров. Речь шла о том, как устраняются недостатки, указанные в статье. Намечены меры к дальнейшему улучшению работы оркестров. В феврале проведен семинар руководителей джазов». Но и на этом история разбирательств и проверок не закончилась. По поручению министерства преподаватели консерватории и работники филармонии проинспектировали работу эстрадных самодеятельных и профессиональных коллективов, художественный совет министерства принял решение о дальнейшем развитии эстрадной музыки в республике. В итоге «эстрадные коллективы получили рекомендательный список репертуара. Приобретены новые произведения, которые после размножения будут разосланы на места»[254].
Забегая вперед, можно констатировать, что партии не было нужды в каждом отдельном случае отступления артистов или художников от соцреалистического канона самой предпринимать меры для возвращения в стадо «заблудшей овцы». Эту работу могла произвести и специализировавшаяся на вопросах культуры пресса, которой разрешали перепечатывать необходимые для этого материалы из центральной партийной печати — газеты «Правда» или журнала «Коммунист». В конце концов, можно было и заказать критическую статью. Так поступил, например, ЦК КПСС после публикации 1956 году в журнале «Вопросов философии» статьи Б. А. Назарова и О. В. Гридневой «К вопросу об отставании драматургии и театра», в которой ставился под сомнение вопрос о необходимости партийно-государственного управления культурой[255]. Как видим, прессу можно было инструментализировать для «проработки» деятелей искусства и в 1950-е, и в 1960-е годы.
Принципиальные перемены начались в журнале «Клуб и художественная самодеятельность» в середине 1970-х годов, с приходом на пост главного редактора В. Б. Чурбанова. Бодрые рапорты об успехах художественной самодеятельности стала теснить серьезная аналитика, посвященная проблемам культуры, досуга и личности. Среди авторов появились глубокие ученые гуманитарного и социологического профиля — Ю. М. Лотман, И. В. Бестужев-Лада, В. А. Ядов, Г. Х. Попов и др.[256] Подача материалов стала менее назидательной, критика — не столь нетерпимой. Статьи о западной культуре и альтернативных течениях в советской культуре, включая набиравшие бешеную популярность бальные танцы британского стандарта, стали более доброжелательны. Появлялись и регулярно обновлялись всё новые рубрики. Практиковались эксперименты в области журнального дизайна. В 1978 году к каждому номеру журнала стали прилагать гибкую пластинку с популярной музыкой (что и привело к повышению цены номера с 30 копеек до 40). Каноническая самодеятельность сталинского образца за несколько лет до начала перестройки стала подвергаться сдержанной, но совершенно явной критике, вскрывающей ее «родовые» недуги, связанные со все более герметичной изоляцией от живой действительности и новых веяний.
Правда, передовицы профсоюзно-государственной клубной периодики оставались «верноподданническими» до конца существования СССР. До «перестройки», скорее всего из тактических соображений, чтобы создавать ширму, прикрывающую глубокую и критическую аналитику. А после, наверное, сервильность практиковалась по инерции, за отсутствием традиции и образцов свободного выражения мнений. Так, передовица 1987 года, из которой выше приведена пространная цитата, по привычке спряталась за ленинские слова, как в 1937 году публикации прятались за цитирование «вождя», и сослалась на XXVII съезд КПСС, который «потребовал (!) решительного поворота от директивных методов управления и руководства (!) во всех сферах жизни страны»[257]. Было выдано очередное директивное распоряжение — на этот раз об отказе от директив.
Самодеятельной хореографии со второй половины 1930-х годов в специальной советской периодике уделялось большое внимание. Публикации сообщали о ходе, заключительных концертах и результатах смотров танцевальной самодеятельности, об отдельных танцевальных коллективах, об их гастрольных поездках и о гастролях приехавших из-за рубежа хореографических групп. В журналах печатались интервью с известными балетмейстерами и ведущими солистами балета, методические материалы для руководителей хореографических коллективов и организаторов танцевальных вечеров, записи танцев и эскизы танцевальных костюмов. И поскольку речь шла об одном из самых зрелищных видов искусства, популяризация танцевального искусства не могла обойтись без визуального материала, заслуживающего отдельного рассмотрения.