20. ТИКАЛКА НАЧИНАЕТ ТИКАТЬ ГРОМЧЕ
Опять же, я не буду утомлять вас деталями долгого путешествия домой, драконами, которых они увидели, штормами, в которых они выжили, всеми опасностями перехода, иначе мы бы застряли здесь навсегда.
Каждый день Иккинг проверял показания тикалки. По мере того, как они приближались к дому всё ближе, ближе и ближе, их сердца наполнялись волнением.
Но что-то начало тревожить Иккинга. Что-то, что Старый Сморчок сказал на берегу в день Межплеменного Дружеского Заплыва. Он сказал Иккингу, что он должен вернуться в течение трёх месяцев, пяти дней и шести часов.
Но почему Старый Сморчок так сказал?
Это может показаться очевидным для вас, дорогой Читатель, потому что вы знаете все факты, но никогда никому из них не приходило в голову, что Заплыв, в котором они участвуют, был либо чрезвычайно важным (ведь это был всего лишь Дружеский Заплыв, чего им волноваться, в конце концов, да и на Архипелаге всегда проводились Соревнования), либо что Заплыв всё ещё мог продолжаться, всё это время.
Так что Иккинг не знал, почему Старый Сморчок сказал тогда такое точное время. И это беспокоило его, потому что, судя по данным тикалки, к этому моменту они отсутствовали три месяца, четыре дня и тринадцать часов, и они всё ещё были, по крайней мере, в двух днях плавания от Архипелага.
— Не понимаю, почему ты об этом беспокоишься, — сказал Рыбьеног, который был в весьма приподнятом настроении сейчас, когда они были почти дома. — Возможно, это вообще ничего не означает. Ты же знаешь Старого Сморчка. Он не такой-то уж великий предсказатель, а порой и немного чокнутый.
— Но что, если это всё-таки что-то значит? — настаивал Иккинг. — Что, если Старый Сморчок предвидел, что случится с нами… он знал, что мы не вернёмся в тот же день, ведь так? И смотри, мы возвращаемся почти точно в то время, которое он сказал, с поправкой на то, что мы немного опаздываем, а он категорически велел мне не опаздывать…
На следующий день Иккинг стал даже больше беспокоиться, а тикалка начала тикать громче, как и предупреждал Старый Сморчок.
ТИК-ТАК-ТИК-ТАК-ТИК-ТАК.
— Смотри! — сказал встревоженный Иккинг. — Это значит, что осталось всего лишь шесть часов, и даже если день будет очень ветреный… — он сверился с тикалкой, — мы в ДВАДЦАТИ ЧЕТЫРЁХ часах плавания… мы можем опоздать!
— Опоздать для чего? — в раздражении спросил Рыбьеног. — В любом случае, мы ничего не можем с этим поделать, а Старый Сморчок, вероятно, ничего не имел в виду, когда это сказал.
Волнуясь, Иккинг крутил-вертел в руках тикалку, вдруг задняя крышка ёё открылась, и в первый раз он заметил, что наряду с маленькими деликатными движущимися колёсиками на внутренней стороне была крошечная, едва заметная надпись. Две буквы. Ч.О.
Сердце Иккинга забилось немного быстрее, потому что он видел эти буквы раньше и знал, что они означали.
Чернобород Оголтелый.
Иккинг полагал, что эта тикалка была сделана отцом Норберта, Землекопом, и он всегда чувствовал себя немного виноватым в том, что украл её у Норберта.
Но, похоже, Землекоп, сам украл её.
А тикалка, безусловно, принадлежала Наследнику Черноборода Оголтелого, а Наследником Черноборода Оголтелого был…
…Иккинг.
И теперь он был абсолютно убеждён, что существует определённая причина тому времени, которое дал ему Старый Сморчок. Он ещё не знал, что это была за причина, но был уверен, что существует нечто, чего он ещё не понимает.
Что-то, в чём всё было взаимосвязано, как крошечные колёсики, вращающиеся в устройстве перед ним.
Шесть часов.
ТИК-ТАК-ТИК-ТАК-ТИК-ТАК — тикала тикалка, ещё немного громче.
Они никогда не доберутся туда за шесть часов… на корабле.
Иккинг посмотрел вверх, и его глаза остановились на странной Летательной Машине Норберта, выловленной из моря бережливыми Кочевниками и теперь крепко привязанной к резной фигуре одного из кораблей Кочевников.
Сегодня был очень сильный ветер.
Иккинг знал с того времени, когда имел опыт полёта на Римском Наблюдательном Воздушном Шаре (это длинная история, не спрашивайте),[6] что лететь — гораздо быстрее, чем плыть.
Если бы только эта Летательная Машина на самом деле РАБОТАЛА.
Рыбьеног увидел, на что смотрит Иккинг, и догадался, о чём он думает.
— О нет, Иккинг, серьёзно, должно быть ты ШУТИШЬ! Вспомни, сколько раз они пытались запустить эту штуку во время плавания? А сколько раз она падала с неба, как камень? Эта Летательная Машина не работает.
— Мы думали, что Машина Не-Дай-Кораблю-Затонуть-и-Отпугивай-Больших-Морских-Тварей не работает, ведь так? — заметил Иккинг. — И мы были неправы.
— Но мы сейчас так близко… так близко… и такие ЖИВЫЕ, что самое важное, — выдохнул Рыбьеног. — Какой СМЫСЛ рисковать всем прямо сейчас, после всего, что мы пережили, когда мы и так почти уже там? Нет, на этот раз я решительно против, Иккинг. Я не могу позволить тебе это сделать…
ТИК-ТАК-ТИК-ТАК-ТИК-ТАК-ТАК-ТИК — тикала тикалка.
21. КОНЕЦ ЗАПЛЫВА
На продуваемом ветрами утёсе, на вершине Смертоносных Гор, в окружении Смертоносных Воинов, с закованными в кандалы руками, стояли величественные, полные достоинства Стоик Обширный и Большегрудая Берта. Они были слишком гордые, чтобы показывать страх. Они покажут Кишкомоту Смертоносному, как смело может умереть Вождь. Перед ними было Место Небесного Захоронения, к которому их крепко привяжут, а затем оставят, беспомощных, на растерзание Небесным Драконам. Ничего не останется от их останков.
Сотни Небесных Драконов, издавая пронзительные, голодные крики стервятников, уже кружили над их головами.
Внизу, на взморье, стояли Племена Хулиганов и Бой-Баб, подавленные и тихие, держа в руках горящие факелы, глядя вверх на силуэты своих Вождей на высокой скале.
Для двух Племён смерть их Вождей было не единственным, что было поставлено на карту. Кишкомот собирался вступить во владение их землями. Хулиганы и Бой-Бабы упаковали все свои пожитки и загрузили их в свои корабли, стоящие в Гавани. Эти корабли были доверху забиты, завалены всем имуществом, которым они владели: любимыми мечами и доспехами, стульями и одеждой, курами, свиньями и козами.
Вообще-то Хулиганы никогда не намеревались обосноваться на Олухе. Остров Олух был не самым удобным, не самым роскошным и не самым цивилизованным в мире местом для жизни. Он был странным, заболоченным нагромождением густых зарослей вереска и неуютных скал, где от беспощадных ударов ветра не было спасения, как будто вы в море на корабле, а когда не было дождя, часто шёл снег.
Но Олух был местом, где они выросли, где они встретились со своими возлюбленными и воспитали своих детей, а когда дело дошло до отъезда, они поняли, что не хотят уезжать.
Вот так они и стояли, погрузившись в глубочайшие печаль и уныние.
Садилось Солнце, и в больших песочных часах Старого Сморчка заканчивался песок, и его замысловатые подсвечники догорали до маленьких огарков, отмечая Финальную Развязку Состязания. Трое Судей торжественно сидели за столом.
Три месяца, пять дней, три часа и двадцать четыре минуты… Три месяца, пять дней, три часа и двадцать пять минут…
Странная Летательная Машина Норберта работала гораздо лучше, чем ожидал Рыбьеног.
Но он много и не ожидал, надо сказать.
Рыбьеног и Камикадза настояли на том, чтобы вместе с Иккингом лететь на Машине: Камикадза — потому что она обожала такие щекочущие нервы приключения, а Рыбьеног — потому что несмотря на все свои жалобы и причитания, он не собирался бросать Иккинга, который был ему ближе собственной семьи.
Чтобы друзья смогли взлететь на Летательной Машине, Кочевникам пришлось затащить Машину на верхушку мачты, под нескончаемые предсказания бабушки Медвежонка о том, что их неумолимо ждёт Крушение и Гибель.
— Викинги все сумасшедшие… даже маленькие…
Но Крушение и Гибель не состоялись — по крайней мере, сразу.
День был очень ветреный, и когда Кочевники отпустили Машину, она тут же благополучно взлетела. Ветер подхватил Машину под крылья и поднял её почти вертикально в воздух, как воздушного змея.
— Уаууууууууу! — завопила Камикадза, когда они взмыли ввысь. Их ноги болтались, волосы развевались на ветру, а Машина поднималась всё выше и выше в большое синее небо.
— Если бы Тор хотел, чтобы люди летали, он бы дал им крылья, — заметила Штормилка, весело паря рядом с ними.
Ветер был сильным, а юные Викинги — лёгкими, и они быстро оставили далеко-далеко позади семь кораблей с Кочевниками, подбадривающими и радостно машущими им вслед. Они поднялись на головокружительную высоту.
Иккингу уже приходилось летать на спинах драконов, но ещё никогда на такой высоте.
Они были так высоко в небе, что было трудно понять, как быстро они летят. Сориентироваться можно было только по кораблям Кочевников, которые превратились в точки далеко позади них.
Наверху было холодно, так холодно, что Иккинг был рад, что они привязали себя к Машине, потому что их пальцы настолько онемели, что они, возможно, выпали бы, а до моря было очень далеко.
Они были в воздухе уже так долго, что через некоторое время даже Рыбьеног начал чувствовать, что они не собираются камнем падать с неба, тогда он открыл глаза и увидел протянувшуюся на бесконечность голубизну вверху и внизу.
ТИК-ТАК-ТИК-ТАК-ТИК-ТАК-ТИК-ТАК тикала тикалка, всё громче и настойчивее с каждый минутой. «Надеюсь, мы доберёмся вовремя», — подумал Иккинг.
И вот спустя томительно-долгое время перед ними на горизонте появилось серое пятно. Иккинг, перекрикивая ветер, указал на него. И по мере того, как медленно оно становилось больше и зеленее, стало ясно, что это были Смертоносные Горы.
— КАК МЫ БУДЕМ СПУСКАТЬСЯ? — проорал Рыбьеног. Они по-прежнему были настолько высоко, что ему внезапно представилось, как они пролетят над Архипелагом и улетят дальше, за его пределы. Но неожиданное ХРЯСЬ! от одного из крыльев Машины над ними дало ответ на вопрос Рыбьенога.