. В рамках этой впечатляющей кампании большое число умных и увлеченных активистов развернули огромный спектр проектов, направленных на улучшение работы демократических институтов – начиная от укрепления гражданских объединений и заканчивая борьбой со скупкой голосов и отстаиванием независимости избирательных комиссий.
В то же время есть случаи, когда демократия была очевидно принесена в жертву во имя иной, более веской причины. Самый очевидный мотив для мировых держав одобрять мутные выборы – это сохранение хороших отношений с правительством, чтобы получить доступ к ресурсам и преследовать свои геостратегические цели[539]. В этом отношении ресурсные богатства и расположение государства играют важную роль в вопросе того, можно ли уменьшить цену фальсификаций. Важность этих факторов становится понятной, если ненадолго вернуться к нашему примеру с Азербайджаном. В 2013 году западные наблюдатели поддержали коррумпированные выборы не просто потому, что были слепы к совершенным нарушениям, – они специально не открывали глаза. Почему? Ответ кроется в геополитике.
Азербайджан расположен в Каспийском регионе, богатом энергоносителями. Следовательно, это ключ к будущим европейским поставкам нефти и газа, что делает его стратегически важным и для США, ведь страна выступает противовесом для растущей зависимости Европы от российских энергоресурсов. От Джорджа Буша до Барака Обамы американская внешняя политика активно вкладывалась в Каспийский бассейн, рассматривая это как возможность уменьшить российские рычаги влияния на Европу[540]. Более того, Азербайджан развивает проект Южного газового коридора – трубопровода, соединяющего газовое месторождение Шах-Дениз (в котором находится 1,5–3 млрд баррелей природного газа) и Италию[541]. Короче говоря, Азербайджан получил карт-бланш, потому что западные страны поставили в приоритет свои стратегические отношения с режимом, а не приверженность демократическим принципам.
Это очевидно из того факта, что, несмотря на публичные заявления наблюдателей, имелось более чем достаточно доказательств электоральных злоупотреблений, чтобы объявить выборы профанацией – если бы международное сообщество того захотело. Наблюдатели из ОБСЕ (Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе) зафиксировали серьезные нарушения на целых 58 % избирательных участков из числа посещенных[542]. Другими словами, более чем в половине случаев они своими глазами видели ту или иную форму фальсификаций. И несмотря на это, другие группы и крупные международные игроки приняли решения подчеркивать положительные стороны, а негативные не трогать.
Конечно, стратегические запасы нефти и газа – не единственный фактор, который может заставить международное сообщество придержать критику. Некоторые выборы получают одобрение западных правительств, потому что проходят в странах, важных для их стратегической безопасности – например, в странах-союзниках по борьбе с терроризмом. Пакистан после теракта 11 сентября 2001 года стал ярким примером такой стратегии, но иногда подобная логика распространяется даже на такие страны, как Уганда[543]. В других случаях незаслуженные похвалы за шарлатанские выборы получают ключевые торговые партнеры. И конечно, ряд стран, таких как Саудовская Аравия, даже не утруждается проводить выборы, но все же остается в привилегированном положении для Запада – из-за комбинации экономических и военных интересов.
Таким образом, лидеры, чьи страны защищены от международного давления по причине экономических и политических связей с западными державами или из-за своих ресурсов и расположения[544], при организации потемкинских выборов рискуют меньше всего. Но здесь снова важно отметить, что международное влияние – это не просто перманентный фактор, который автократу остается принять как данность. Напротив, он может формировать и взращивать такую ситуацию. С одной стороны, трезвый экономический менеджмент для роста ВВП, обеспечение людей рабочими местами и сокращение зависимости от западной помощи могут лишить иностранные правительства рычагов власти, с помощью которых можно было бы продвигать демократию. С другой стороны, лидеры могут исхитриться и сделать себя незаменимыми, сознательно играя центральную роль в удовлетворении амбиций стран-партнеров. Они могут это делать, превратившись во внешнеполитических хамелеонов, меняя цвет в зависимости от конкретного заграничного спонсора[545].
В этом отношении хитроумные автократы даже в более бедных странах без обширных связей могут снизить цену фальсификаций и укрепить свою позицию, чтобы выстоять против международного давления, облегчить проведение махинаций и сохранить власть.
Защищая непростительное
Когда в игру вступают геополитические факторы, сфабрикованные выборы могут пройти международный контроль в двух случаях. Во-первых, сами наблюдатели могут смотреть на сомнительные и жульнические схемы, как было в случае с несколькими наблюдательскими группами на азербайджанских выборах 2013 года. Во-вторых, даже когда наблюдатели делают свою работу добросовестно и сообщают режиму, что фальсификации – это нехорошо, западные правительства могут заглушить эту критику, публично признав результат несмотря ни на что – исключительно ради долгосрочного дипломатического сотрудничества.
Действительно, одна из проблем, с которыми сталкиваются международные наблюдатели, – это тот факт, что, даже выполняя свою работу качественно и фиксируя все нарушения, они могут потерять возможность обозначить личную позицию из-за позиции своего правительства, которое работает на родине и имеет собственные виды на будущие контакты. Чтобы увидеть это, вернемся к конституционному референдуму в Турции в 2017 году. Сразу на нескольких ключевых фронтах оказалось достаточно доказательств, чтобы объявить референдум недействительным. Западные наблюдатели осуждали организацию голосования, не стесняясь в выражениях. Совет Европы предположил, что до 2,5 млн бюллетеней имело сомнительное происхождение, что примерно вдвое превысило разрыв между ответами «да» и «нет»[546]. Наблюдатели из ОБСЕ также критиковали выборы, отметив, что использовать бюллетени без штампа комиссии противозаконно и что оппозиция была лишена возможности конкурировать на равных[547]. Короче говоря, фальсификации были хорошо задокументированы западными наблюдателями, а выводы напрашивались сами собой. Институт наблюдения на выборах работал как часы.
Но в итоге оказалось, что это не имеет большого значения. Спустя несколько часов после объявления итогов – поправки были приняты с минимальным перевесом – президент Дональд Трамп уже поздравлял Эрдогана по телефону с победой[548]. Не было никаких упоминаний о нарушениях или об антидемократической сути самого референдума. Вместо этого прозвучала непринужденная похвала от самого влиятельного человека на Западе, и этот звонок мгновенно перечеркнул всю критику со стороны наблюдателей. В конце концов, почему бы Эрдогана заботил отчет ОБСЕ, если его референдум целиком поддержал президент Соединенных Штатов и подтвердил его легитимность? Конечно, в отличие от Турции, которая располагает большими запасами природных ресурсов и находится на пересечении восточных и западных путей, многие страны мира не имеют стратегически важного для Запада местоположения. И все же даже в этих странах порой фальшивые демократы добиваются союза с критически важными западными партнерами ради того, чтобы снизить внешнее давление в сторону демократизации.
Президент Уганды Йовери Мусевени – как раз пример воплощения такой стратегии из прошлого. В 1990-х годах, когда над ним нависла необходимость внедрить многопартийную систему под давлением внутренних и международных сил, Мусевени наладил сотрудничество с западными программами развития, такими как британское Министерство международного развития. Предоставляя подобным программам «испытательный полигон», на котором их можно было эффективно развернуть, правительство Мусевени генерировало долгожданные истории успеха, которыми эти органы могли оправдать свои бюджеты. В свою очередь, это привязало к Мусевени целый ряд влиятельных организаций по развитию, которые теперь тоже были заинтересованы в том, чтобы режим оставался у власти.
В 2000-х годах, когда эффект этой стратегии начал вымываться, президент снова поменял политическую ориентацию и стал позиционировать себя крупнейшим американским союзником в войне с терроризмом. Примечательно, что, предоставив большинство военных сил для Миссии Африканского союза в Сомали, Мусевени обеспечил себе главный рычаг – теперь от него зависело, увенчаются ли успехом международные усилия по борьбе с радикальной исламистской группировкой «Аш-Шабаб»[549]. Отчасти благодаря этому западная критика низкокачественных выборов, которые проводил режим, была заглушена.
Это отлично иллюстрируется угандийскими выборами 2016 года. В данный момент Уганду относят к «несвободным» странам в рейтинге Freedom House по причине того, что правительство Мусевени оказывает многостороннее давление на оппозицию (см. главу 2)[550]. На последние выборы Евросоюз прислал наблюдателей, которых рассредоточили на небольшой выборке участков по всей стране. Они наблюдали явные признаки фальсификаций. Бюллетени прибыли с запозданием, однако лишь в протестно настроенных регионах правящий режим многократно арестовывал оппозиционного кандидата Киззу Бесиги