Критически важна последовательность. Если одни сфальсифицированные выборы получают одобрение международных игроков, а другие подвергаются критике, складывается впечатление несправедливых двойных стандартов. Более того, если Запад собирается осуждать перекройку округов в Зимбабве, ему придется признать эту хроническую проблему в США и разобраться с ней. Борьба с электоральными злоупотреблениями в Европе и США должна стать приоритетом, если западные партнеры хотят, чтобы к их словам относились серьезно в вопросах куда более грубых махинаций в новых демократиях.
И даже в этом случае демократию будет ждать новое препятствие. Западные попытки продвижения демократии назовут неоколониальным культурным империализмом – подкованные автократы, осознающие риторическую мощь этого аргумента, не упустят такой возможности (глава 3). Таким образом, международное давление скорее достигнет целей, если десятки стран начнут делать заявления в унисон. Словом, надо всеми силами избегать ситуации, когда единственная критика исходит от бывшей метрополии.
По этой причине продемократические реформаторы должны приглашать побольше наблюдательских групп из таких организаций, как Африканский союз, Сообщество развития Юга Африки и Ассоциация государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН), которые следят за проведением выборов сегодня. Хотя на данный момент они известны осторожностью своих оценок, именно на эти организации стоит возлагать надежды: если их склонить к внедрению более высоких стандартов, они смогут делать более авторитетные заявления. Пусть такая цель прозвучит излишне оптимистично, особенно на фоне анализа, который мы провели в главе 6, но в этом отношении уже наблюдаются подвижки. Так, Сообщество развития Юга Африки недавно обновило свои протоколы, чтобы включить туда долгосрочное наблюдение и привлечение специалистов по информационным технологиям, таким образом, подняв уровень своей работы до передовых международных практик[612]. В свою очередь, АСЕАН выразила готовность более плотно сотрудничать с международными демократическими НКО, чтобы усовершенствовать свою работу. Помимо этого, региональные организации чаще высказываются против применения политического насилия, хотя и ограничивают критику скупки голосов и вбросов в день голосования. Потребуется еще 5–10 лет, прежде чем эти группы будут готовы полноценно обнародовать собранные свидетельства фальсификаций и выносить негативные вердикты, но такие перемены стоят того, чтобы их ждать.
К сожалению, при том что мы достигли некоторого прогресса в плане выстраивания региональных альянсов для защиты демократии, широкий международный контекст стал существенно сложнее. Причина как в том, что новые экономические гиганты не заинтересованы в продвижении демократии за границей, так и в том, что западная поддержка высококачественных выборов в последние годы ослабла.
Десятилетиями американское правительство вело сложный и противоречивый курс поддержки демократии за рубежом. Там, где демократические реформы не вступали в конфликт с американскими геостратегическими целями, правительство оказывало помощь. При этом оно продолжало теплые отношения с такими кровавыми режимами, как Саудовская Аравия. Этот подход не назовешь идеальным, но он все-таки способствовал нагнетанию давления на многие страны, чтобы там не нарушались права человека, а оппозиционные партии допускались до выборов.
И вот в последнее время расстановка сил поменялась: появилось несколько новых мировых держав – Бразилия, Россия, Китай и Индия, – для которых демократия и качество выборов – далеко не приоритет. Ярче всего это видно в случае Китая, который начал распространение своего влияния в Африке и Латинской Америке с того, что подчеркнул солидарность со странами, пострадавшими от колониализма. В случае Китая это были «полуколониальные» отношения, навязанные рядом стран, включая Британию и Японию. Кроме того, Китай делал акцент на своей решимости избегать построения отношений по типу западного империализма. В основе этого курса лежала идея, что Китай может помочь странам достичь их собственных целей, а не тех, что поставил им Запад.
Спустя какое-то время стало все сложнее поддерживать легенду о партнерстве и невмешательстве. С одной стороны, Китаю был нужен импорт сырых материалов, а большое положительное сальдо внешнеторгового оборота, которое образовалось у него со многими экономическими партнерами в результате экспорта дешевых промтоваров, напоминает о неравноценных колониальных экономических отношениях. С другой стороны, страны, которые пытаются вести внешнеэкономический курс, не отвечающий интересам самого Китая, – например, Тайвань с его требованием признания независимости, – получают угрозы экономических и политических санкций[613].
В то же время китайское правительство реагирует на международную критику (в частности, касательно своей финансовой поддержки насильственного режима Омара аль-Башира в Судане), смягчая политику и уходя от позиции «невмешательства» к позиции «конструктивного сотрудничества»[614]. В рамках этого сдвига Китай начал участвовать в дискуссиях по вопросу прекращения гражданской войны в Судане, а в 2015 году предоставил военную силу миротворцам ООН в Южном Судане. Это был первый раз, когда китайские пехотные войска отправили на заграничную миротворческую операцию.
Однако, несмотря на это, отсутствие демократии внутри страны обусловило тот факт, что Китай последовательно отказывается оказывать давление на правительства других стран в сторону демократизации. И в самом деле, отдавая безусловный приоритет полиции и военной подготовке, слежке за гражданами и сооружению тюрем, Китай помог целому ряду авторитарных режимов удержаться у руля. Более того, его «конструктивное сотрудничество», как правило, разворачивается по сценарию собственных интересов, а не пользы для граждан страны-партнера[615]. Это важно отметить, поскольку Китай сегодня превратился в глобального игрока. Лучше всего заметно его международное влияние в Африке, где объем торговли вырос с $10 млн в 2010 году до $220 млрд в 2014-м, согласно Китайско-Африканской исследовательской инициативе при Школе перспективных международных исследований Университета Джонса Хопкинса в Вашингтоне[616]. Но менее известно то, что китайский след почти также очевиден в Латинской Америке. В период с 2000 по 2013 год торговля между Китаем с одной стороны и Латинской Америкой с Карибским регионом с другой выросла в 22 раза, достигнув оборота $236,5 млрд. Благодаря этому Китай стал вторым по величине торговым партнером Латинской Америки после США, оставив Евросоюз на третьем месте[617].
Растущее экономическое значение Китая по всему миру в вопросах как торговли, так и кредитов означает, что фальшивым демократиям теперь доступно больше финансовых опций по сравнению с 1990-ми годами. Расширение выбора снизило зависимость экономически слабых автократий от финансовой поддержки тех стран, которые вероятнее всего выдвинут в нагрузку к деньгам некие политические условия. В свою очередь, это сократило возможности таких стран, как Великобритания и США, заниматься продвижением демократии.
Вдобавок Китай – лишь один из ряда стран, роль которых в судьбах фальшивых демократий только вырастет. Хотя ситуация с другими членами группы БРИК – Бразилией, Россией и Индией – не идентична, но все три государства выстроили противоречивую политику в плане продвижения демократии. Официально российский курс мало отличается от китайского и основан на отрицании западного империализма. А неофициально Россия продвигает «новый тип авторитаризма как внутри страны, так и за рубежом, используя еще более сложные тактики, чем СССР»[618].
В случае с Россией такая деятельность не всегда мотивировалась экономическими инвестициями и, как правило, имеет больше отношения к стремлению побороться с американским доминированием и удерживать свое влияние, особенно в посткоммунистической Европе. К сожалению, Россия в этом плане не единственная. Такие разные страны, как Иран, Катар и Саудовская Аравия, тоже подвергаются критике за то, что экспортируют антидемократическую модель управления и политические принципы.
Бразилия и Индия, напротив – демократии достаточно активные: пусть и работают с перебоями, они не пытаются продвигать авторитаризм за рубежом. Несмотря на это, однако, обе страны открыто отрицают идею политических условий в довесок к помощи и торговым соглашениям. Вместо этого они следуют примеру Китая – выражают солидарность со странами, которые пострадали от западного колониализма и экономической эксплуатации, говоря на языке партнерства, а не патернализма. В сухом остатке рост экономического и политического влияния этих государств расширил альтернативы, доступные недемократическим правительствам. В свою очередь, последние начинают все увереннее сталкивать своих благотворителей между собой, чтобы добиться для себя желаемых условий.
Совокупный эффект этих перемен весьма велик. В Венесуэле, например, диктаторский режим Николаса Мадуро (глава 5) вызвал много международной критики из-за вопиющих нарушений демократических принципов. Однако его главные экономические партнеры – Китай и Россия – ощутимо помогли Мадуро[619]. Поддержали его не только финансово. Они приложили усилия к тому, чтобы блокировать международные вмешательства, такие как санкции против венесуэльского правительства[620]. Эван Эллис, старший юрист Центра стратегических и международных исследований, выступая в Подкомитете по Западному полушарию при Комитете по иностранным делам США во время слушаний по политическому кризису в Венесуэле, заявил: «И Россия, и Китай в стремлении достичь своих коммерческих и стратегических интересов в Венесуэле предоставляют денежные средства, товары, услуги и политическую поддержку, которая косвенно позволяет популистскому режиму игнорировать и, в конце концов, разрушать механизмы демократической подотчетности»