— Вот здесь будет в самый раз, — сказал я таксисту.
Прежде чем я вышел, Тара сдавила мне бедро:
— Не желаешь поразвлечься?
Я наклонился и чмокнул ее в щечку.
— Никогда в жизни за это не платил, — сказал я, — и не собираюсь начинать. Доброй ночи.
Она пожала плечами и открыла мне дверцу. Не важно, сколько я выпил; достаточно разок купить секс за деньги — и бесы повалят в твою жизнь косяком. Набегут стадами. Налетят роями.
Я так перебрал, что с трудом вставил ключ в замок. Зайдя внутрь, первым делом выглушил пинту воды, а потом сбросил туфли, упал в кресло и тут же погрузился в беспокойный сон, вернувший меня во времена учебы в педагогическом колледже Дерби.
ГЛАВА 8
Чарли Фрейзера я углядел возле студсовета — он доставал письма из почтовых ящиков. Поблизости никого не было, так что я подскочил к нему сзади и шепнул: «Берегись, он тебя вычислил», после чего преспокойно потопал дальше. Пройдя несколько ярдов, я обнаружил в своем ящике листовку, которая оказалась списком участников Английского комитета планирования. Я сделал вид, будто внимательно его изучаю; на Фрейзера я не смотрел, но чувствовал, как он пялится на меня карими глазенками, печальными, словно у спаниеля.
— О чем речь? — спросил он.
По-прежнему не отрываясь от своего увлекательного чтения, я произнес:
— Мое дело предупредить.
— Кто меня вычислил?
Я с улыбкой повернулся к нему:
— Ладно, делай как знаешь.
С этими словами я ушел. «Подергайся, ушлепок», — злорадствовал я.
Мне казалось, что он продержится максимум пару дней. Но он заявился гораздо раньше. Уже к вечеру в мою дверь постучали. Это был он — в черных джинсах, руки в карманах. Из-под куцего рукава черной футболки виднелся бицепс, украшенный китайским иероглифом (похожей татуировкой в те годы щеголял едва ли не каждый студент из приличной семьи); дезодорант, если он таковым пользовался, сильно его подвел. Я непроизвольно сморщил нос.
— Да? — спросил я так, словно он пришел втюхивать мне страховку.
Он промолчал. Стоял столбом и глядел в упор, только разок дернул ножкой.
— Решил расколоться? — Я тоже немного посверлил его глазами, затем отступил, приглашая войти. — Присаживайся.
— Не надо, я постою.
— Да и хрен с тобой, стой. Так что ты там отколол?
— Понятия не имею, о чем ты, — фыркнул он.
— Правда? Тогда вали нахрен из моей комнаты, а то провонял всю. Или, может, расскажешь о тех долбаных фотках?
Он оторопел. Это все, что мне было нужно. Он оторопел. Я не ошибся — это его рук дело. С тех пор как я увидел на чердаке эти фотографии, приколотые вокруг козлиной головы, я только о них и думал.
Я искал временное пристанище для своих антикварных книг. Дело в том, что я ввязался в затею с так называемой расчисткой помещений, которую придумал один пройдоха, Джонно. Этого парня отчислили из колледжа и занесли в «Список 99» — реестр лиц, отстраненных от преподавания, — за то, что он едва ли не стогами поставлял в колледж марихуану. Джонно «оказывал услуги по освобождению помещений». Иначе говоря, у него был фургон.
Бизнес Джонно заключался в следующем: он являлся по вызову к осиротевшей семейке или к несведущим пенсионерам и предлагал им неплохие деньги за какую-нибудь рухлядь. А потом, уже завоевав их доверие, за сущие гроши вывозил вместе с прочим мусором нечто действительно ценное. Все свои книги до единой я получил за то, что таскал на себе мебель. Афера была довольно гнусной, и я уже подумывал завязать с нею, пока чей-нибудь ограбленный наследник не слетел с катушек и не нагрянул к Джонно с монтировкой в руках. Очевидно, прийти могли и по мою душу, поэтому я решил припрятать некоторые книги.
Самым подходящим местом казался чердак. Я не хотел посвящать в свои дела вахтера и поднялся туда один, чтобы посмотреть, нельзя ли проникнуть внутрь, например взломав замок или сняв дверь с петель. Оказавшись наверху, я увидел на деревянном полу какие-то обломки, а еще заметил, что часть стены, прилегающая к дверному косяку, состоит всего лишь из тонкого листа окрашенной фанеры. Более того, этот лист отходил от плинтуса. Когда я нажал на него рукой, один край отскочил вместе с отделочными гвоздями. Получилась щель, через которую я с легкостью пролез внутрь.
Так я и обнаружил все это: пентаграмму, то бишь пентакль, начерченный на полу, странные символы, латинские и древнееврейские заклинания, свечи, а на стене — козлиную голову.
А еще то, от чего у меня похолодело внутри.
Вокруг головы козла были приколоты — и с явным умыслом расположены так, чтобы повторять форму звезды в пентакле, — фотографии пяти девушек. Студенток нашего колледжа, каждую из которых я прекрасно знал. Их лица кто-то вырезал из снимков и небрежно прилепил поверх голов обнаженных грудастых фотомоделей из мужских глянцевых журналов.
С каждой из этих девушек я когда-то крутил роман здесь, в стенах колледжа, причем одна из них — Мэнди Роджерс — была моей нынешней подружкой.
Я задыхался. Хотелось выскочить вон. Козел, словно живой, таращился на меня своими маслеными глазами-бусинками. Но я спал со всеми этими девчонками и потому никак не мог просто взять и сбежать. Я в панике гадал, имеет ли эта дрянь какое-то отношение ко мне, и если да, то какое. Помню, моя кожа словно горела; казалось, вместе со мной сюда проникло что-то чуждое, и я чувствовал на шее его ледяное дыхание.
Я хотел сорвать фотографии, но козел выглядел слишком жутко. Я обогнул пентакль; глазки-бусинки неотступно следили за мной. Я был почти уверен, что козел вцепится мне в пальцы, протяни я к нему руку. Меня трясло от омерзения, к горлу подкатила тошнота, и я развернулся, чтобы уйти. Я уже распахнул дверь — изнутри она отпиралась без ключа, — как вдруг притормозил и, повинуясь инстинкту самосохранения, хлопнул по фанерному листу, чтобы вправить его на место.
Убедившись, что замок автоматически защелкнулся, я поспешил в свою комнату, пока никто меня не засек. Первой моей мыслью было разыскать Мэнди и рассказать ей, где я нашел ее фотографию. Хотя показывать ей такую пакость, пожалуй, не стоило. К тому же тогда пришлось бы признаться Мэнди, что связывало меня с девчонкой, которую она терпеть не могла. Я сидел, впившись зубами в кулак, и размышлял, что за псих это устроил и что мне теперь делать.
В шесть часов все постояльцы Фрайарзфилд-Лоджа шли ужинать в студенческую столовую. Я честно сказал, что у меня нет аппетита, извинился и дождался, пока не уйдет последний студент. Когда общага опустела, поднялся наверх и, прогнув хлипкую панель, снова залез на чердак. На этот раз я тут же прижал ее обратно, спешно сорвал все фотоснимки и был таков.
Потом дошел до автостоянки, где сжег фотографии в ведре с песком. И вымыл руки.
Той ночью я почти не спал. Мысли комкались и спутывались (и простыни тоже). Сперва я убедил себя в том, что целили вовсе не в меня, а то, что я встречался со всеми пятью девушками, — чистое совпадение. В конце концов, говорил я себе, нужно быть до безумия эгоцентричным, чтобы вообразить, будто все на свете крутится вокруг твоей персоны. Но потом я попытался вспомнить другого человека, который ухаживал бы за всеми пятью, — и, разумеется, безуспешно. Только у одного парня что-то было с двумя из них. Конечно, я не мог знать наверняка — отношения бывают всякими, а иные сгорают как спички, — но все-таки в колледже сразу становится известно кто, с кем и когда.
Далее: на этих фотографиях были не все девушки, которых стоило посчитать. Если вынести за скобки случайные связи и откровенные безумства, оставались еще две значительные фигуры — две юные особы, которые были очень важны для меня. Как видно, тот, кто следил за историей моих сексуальных и эмоциональных приключений, работал спустя рукава.
Все это проносилось в моем возбужденном мозгу, пока я лежал в постели. В два часа ночи я вскочил и проверил, закрыта ли дверь на замок. А еще посмотрел, надежно ли задвинуты шпингалеты на окнах.
Я пытался понять, что общего у этих пяти девушек, если не брать в расчет меня. Безнадежно: приехали из разных мест, учатся на разных факультетах. У одной папаша преуспевающий врач с Харли-стрит, у другой — шахтер. Одну вообще воротит от секса, другую страшно заводит, когда ее привязывают к кровати и шлепают почем зря. Ничего похожего.
И так всю ночь: это совпадение. Нет, не совпадение. Все-таки совпадение. Никакое не совпадение…
Я прекрасно понимал, что за этим стоит кто-то из обитателей Лоджа, но Фрейзера заподозрил не сразу. После того как тут случились одна-две кражи, входная дверь строго охранялась, поэтому тот, кто пролез на чердак, должен был иметь свободный доступ в здание; кроме того, ему требовалось достаточно времени, чтобы отыскать плохо закрепленную панель.
В общежитии было всего двадцать два студента.
Первым делом я отбросил нескольких дружелюбных весельчаков, все интересы которых сводились к пивку, гамбургерам да утреннему футболу по субботам. То же и с ячейкой бескомпромиссных политиканов с первого этажа, этих брутальных марксистов в одинаковых джинсовых комбинезонах и с одинаковыми стрижками «под горшок», — в их меню значились только диалектический материализм и строжайший запрет на все виды юмора. Такие не станут возиться с козлиной башкой.
Имелась у нас и община из четырех фанатичных чистоплюев-христиан; их я не сбрасывал со счетов, полагая, что эти помешанные запросто могут переметнуться от Христа к Его главному противнику. Я присмотрелся к ним, но ничего особенного не заметил. Еще несколько человек были попросту слишком тупы и невежественны, чтобы изобразить древнееврейское заклинание, так что их я тоже вычеркнул.
Итого у меня оставалось три возможных варианта (из них один — весьма вероятный), но тут-то я и забуксовал — следующим шагом могла быть только открытая стычка с каждым из троих. Поэтому, чтобы вывести на чистую воду предполагаемого чародея-сатаниста, я отправился за помощью в угрюмую каморку гадкого гнома.