– Ты не человек, Киаран.
Невысказанное «и мы об этом помним» осталось висеть между ними так осязаемо, что пальцами можно было потрогать. Кэл знал, что Блайт чувствовал эту тяжелую гирю из не произнесенных слов в затхлом воздухе. Но соглашаться тот не спешил:
– Как будто я в этом виноват.
И это тоже звучало замечательно отчаянно. Равнодушие – злость – отчаяние. Как по нотам из учебника.
– Ну, с этой точки зрения, – Кэл слегка пожурил его, придерживаясь излюбленного дружелюбного тона, – в этой ситуации никто не виноват. Мы все делаем то, что продиктовано желанием выжить. Скорее всего, если мы не убьем тебя, ты убьешь меня. Ты заявляешь, что такого не случится, что магия леннан-ши работает не так, но все врут ради выживания. Врут, питаются, убивают… Так уж вы устроены.
Блайт смотрел на него не удивленно, не со злостью, не с обычной своей отстраненностью. Что-то было в его взгляде такое… Он это уже увидел. Блайт уже так на него смотрел. Он смотрел на него так каждый раз, когда думал, что Кэл не видит.
И Кэл почти успел уловить, почти понял, почти схватил за хвост, но этого «почти» оказалось недостаточно – в последнюю секунду Блайт снова повернулся лицом к костру.
– Нет смысла пререкаться, да? Вы все равно мне не поверите. – Голос снова стал спокойным и собранным, прохладным и гладким, как рыбья чешуя.
Кэл все еще вглядывался в его лицо, когда согласился:
– Да. Мы все равно тебе не поверим.
– Я понимаю, – кивнул Блайт. – Правда, понимаю. Вы боитесь меня. В другой ситуации мне бы это даже польстило. Удивительно, почему вы меня не ненавидите.
Они снова встретились глазами.
Да.
Вот оно.
Вот что это такое.
– Довольно интересное заявление, – кивнул Кэл. Оно было прямо тут, пряталось и скрывалось, но при этом все время оставалось на виду. – Но… Но еще интереснее то, – медленно произнес он, с любопытством щурясь в гладкое, идеально красивое лицо, – что это ты ненавидишь меня.
Блайт долго молчал, не отрывая от него глаз. Но Кэлу не нужны были панически бегающие глаза или поспешно отведенный взгляд, выдающий с головой; он и так знал. Наконец Блайт, кажется, нашел что ответить – он уже открыл было рот, но вместо слов раздался крик.
Кричала Джемма.
Джемма открыла глаза.
И уперлась взглядом в черноту. Прошла пара секунд, прежде чем она поняла, что чернота – это высокий, заполненный темнотой потолок.
– Вставайте, – раздалось откуда-то справа, и Джемма попыталась проморгаться, а затем с кряхтением села, чувствуя под задницей твердые пружины. Точно, тахта. Этот дом. Фогарти-Мэнор.
Джемма повернулась, спустила ноги на грязный пол и подняла голову.
Потом произнесла:
– Ну привет.
Теодор Купер с какой-то тяжестью во взгляде рассматривал ее в ответ. Джемма постаралась сосредоточиться на его лице – какие-то детали проявлялись ярко, как в фокусе фотоаппарата, но стоило чуть отвести от них объектив, как они тут же расплывались, будто кто-то резво размазывал их блюром. Но вот одно Джемма понимала четко.
– Я сплю, – сказала она в тишину ночи.
Вокруг в темноте возвышались стены Фогарти-Мэнор, где она и засыпала. Огонь горел и трещал так же ровно, ветер облизывал дом, забирался в щели и негромко гудел. Купер сидел перед Джеммой на стопке кирпичей, где в последний раз сидел Норман. Длинное серое пальто, глаженый воротничок рубашки, темные, аккуратно уложенные волосы. Точно такой же, как на фотографии… Где Джемма видела его фотографию?
– В моем досье, – сказал Купер. – Вы видели мою фотографию в моем досье, Роген. Вам дали мое дело, когда я пропал.
Воспоминания о реальном теперь находились под толщей мутной воды: пустая сгоревшая комната, указатель с парящей птицей, Норман с кочергой – Джемма хваталась за эти мысли, пытаясь вытащить их из головы. Получалось мучительно. Она прикрыла глаза, стиснула пальцы в замок и уперлась в него лбом, словно это помогало ей удерживать воспоминания на поверхности.
Указатель. Фогарти-Мэнор. Норман. Досье. Дорога в лесу. Машина. Ирландия.
– Да, все верно. – Голос Купера, обычно сухой и резкий, сейчас звучал почти успокаивающе. – Постарайтесь сосредоточиться. Потом будет легче.
– Ни хрена меня это не утешает, – морщась, пробормотала Джемма. Подняв голову, она огляделась. – Что это еще за чертово зазеркалье? Как мы тут…
Вспомнив, она вскинула руку к своей шее. Золотой амулет был там, поверх куртки, тяжелый и прохладный, словно совсем реальный. Джемма перевела взгляд на Купера.
– Это ведь сон, – сказал он, приподнимая висящую на его шее цепочку. На ней закачался, словно маятник, амулет. Точно такой же. – Здесь все не по-настоящему. Он нужен для того, чтобы укреплять связь. Так я могу общаться с вами. Не снимайте его. Вы видели записи?
– Какие записи? – спросила она, не отрывая взгляда от бликующего золота в его руке.
Это заставило Купера нахмуриться, он отпустил цепочку и запахнул пальто, а затем наклонился и сказал:
– Роген. Записи. Вы должны вспомнить.
– Я должна… Записи… Черт, – она потерла висок, – да, да. Мы нашли… мы ищем… Мы ищем вас. – Она зацепилась за нужное воспоминание, и то начало раскручиваться, как клубок, становясь яснее. – Мы ищем тебя и Суини. Мы приехали сюда, потому что… Ты поехал за ним. – Джемма вцепилась в эту мысль, не давая ей раствориться. – Ты поехал за ним и никому ничего не сказал. Что произошло? Где вы?
– Вы движетесь в правильном направлении. – Купер положил ладони с бесконечно длинными пальцами себе на колени. Глаза Джеммы зацепились за то, какими белыми они казались на темной ткани идеально чистых брюк. – Все правильно. Вы должны направляться дальше.
– Это не ответ, парень. – Джемма покачала головой. Она была раздражена из-за своей неспособности сконцентрироваться ни на чем, кроме Купера. А попытки держать свое сознание в зафиксированном положении отнимали много сил. – Что случилось с Суини? Почему ты не доложил Гору о ситуации?
– Послушайте, Роген. Послушайте меня.
Она слушала. Она слушала, потому что только на это ее сейчас и хватало.
– Вам нужно идти глубже. Время пока есть, но чем дольше вы будете медлить, тем сильнее… – Он замолчал и внезапно изменился в лице. Длинное, бледное и скуластое, оно волной сменило выражение – от прохладного и нейтрального к удивленному и почти испуганному. Он смотрел куда-то поверх головы Джеммы, и она, заметив это, оглянулась.
Сзади кушетки, где должна была находиться каменная стена с заколоченными окнами и поломанными ставнями, крепились к голубой стене заполненные книгами икеевские полки. Джемма впервые заметила: это не нежно-голубой и не насыщенный, скорее стальной голубой, как жаркое летнее небо перед дождем. Чуть правее самой Джеммы находилось плотно закрытое пластиковое окно с поднятыми жалюзи; за окном ничего не было видно, кроме вечернего неба и накрапывающего дождя.
– Не смотрите туда, – тяжело выдохнул Купер. – Это связь… становится сильнее. Просто отвернитесь.
Джемма вздохнула и вдруг снова почувствовала это.
Гарь.
– Смотрите на меня, Роген!
Когда Джемма обернулась, Купер был уже совсем близко – встал со своего насеста и в один шаг оказался рядом. Джемма не успела оттолкнуть его или вскочить: длинная и узкая ладонь легла ей на глаза.
Холодная. Это первое, что пришло ей в голову, но потом Джемма быстро переключилась, потому что вторая мысль была куда более рациональной. «Разве, – подумала она, – во сне я могу ощущать холод или тепло?»
Впрочем, о ней, как и о любой мысли здесь, она довольно быстро забыла.
Когда Купер убрал ладонь, Джемма снова оглянулась, но сзади была только каменная кладка с неприличной надписью, сделанной ядовито-фиолетовым баллончиком.
– Да ты Гудини, – слабо хмыкнула она, поднимая взгляд на Купера.
Тот внезапно огрызнулся:
– Да вы шутница. – И опустился перед ней на колени.
Джемма хотела было выдать в ответ еще более острую подначку, но мысль затерялась по пути ко рту. Зато сидевший перед ней Купер остался все таким же четким и статичным, словно буек в открытом море, за который можно зацепиться, чтобы не утонуть.
– Вы должны запомнить несколько вещей. – Его голос звучал хрипло и торопливо. – То, что я скажу, очень важно.
Он был удивительно реальным по сравнению с окружающим зыбким сном.
– Вы не должны снимать медальон.
Так, ладно.
– Вы должны возвращаться сюда. В Фогарти-Мэнор. Каждый раз, – настоял Купер. – Только сюда. Где бы ни оказались.
Джемма попыталась удержать это в сознании, чтобы запомнить, когда проснется, но бессмысленность его слов очень мешала делу.
– И самое важное, Роген. – У него были удивительно светлые серые глаза и почему-то совсем юное лицо, хотя Джемме казалось, что он был старше. – Послушайте внимательно, даже если не поймете сказанное: вы должны будете спуститься вниз.
– Вниз? Куда это – вниз?.. Я… Как ты это делаешь? – Она схватила его за руку, и Купер дернулся от неожиданности. Сжав его руку, Джемма потребовала: – Как ты попадаешь ко мне в голову?
Он не смог спрятаться от вопроса и замолчал, подбирая слова. Джемма просто знала это: что он силится что-то сказать, но натыкается на невидимые стены. Еще Джемма знала, что он боится. Она просто… чувствовала это. Так, словно боялась сама.
– Я сплю, – наконец произнес он. – И, когда я сплю, я вижу вас во сне.
– Что это еще за… Купер, – оборвала сама себя Джемма. – За твоей спиной.
Тот обернулся.
Посреди холла Фогарти-Мэнор возникла серая современная дверь, которой здесь не должно было находиться. Она появилась из другого сна – того, о комнате с голубыми стенами, – и здесь оказалась по чьему-то умыслу. Дверь приоткрылась, обнажая темную щель, из которой тоненькой струйкой полз плотный темно-серый дым.
– Нет, – забормотал Купер, – нет-нет-нет… Послушайте. – Он снова повернулся к Джемме, поднимаясь и сжимая ее запястья в холодных руках. – Не снимайте медальон. Возвращайтесь сюда.