Практиковать магию, при желании и должной усидчивости при изысканиях, мог каждый. Самодельные колдовские мешочки, настоящие артефакты, древние ритуалы, – если тебе повезет найти действительно работающий способ среди той чуши, которой переполнены книги и интернет, что-то может и получиться. При (не)благоприятном стечении обстоятельств такие вот колдуны-самоучки обеспечивали проблемы их коллегам во всех точках земного шара.
Магами же были единицы. В разных культурах у них имелись разные названия. Научный блок Управления, облекая магию в приземленные научные термины, считал, что это некое генетическое отклонение, часто передающееся по наследству, – но, конечно, слишком мало объектов исследования, чтобы сказать наверняка. Факт был один: способности колдунов выходили за рамки человеческих возможностей.
Салемская Батшеба прожила сто восемьдесят лет и в день, когда за ней пришли, выглядела юной и цветущей. Ее не смогли ни сжечь, ни повесить, ни утопить – и заперли на двадцать лет, пока однажды она не исчезла.
Когда спустя восемьдесят лет после смерти генуэзского предсказателя Джакомо Понтедры итальянские агенты запросили эксгумацию тела, обнаружилось, что в его черепе три глазных полости, а не две. И третья – прямо посреди лба.
Дэйзи Коупленд, «Заклинательница дождей из Виксбурга», всю жизнь провела при плантации магната Чарльза Стоунера. Земля плодоносила даже в самые засушливые годы, ее обходили ураганы и непогода, а когда разлив Миссисипи затопил почти весь Виксбург, только плантация Стоунера, хотя и находилась в низине, осталась нетронутой.
В любом случае Доу был прав: вероятность случайно встретить здесь мага стремилась к нулю.
– Может, специфическая сущность из ирландского фольклора? – вздохнул Норман. – Как… Как леннан-ши, например. – Он тут же исправился, бросив извиняющийся взгляд на Блайта: – Не в том смысле, что это леннан-ши, я имею в виду…
– Ура! – не дала ему договорить Джемма. – И мы снова приходим к выводу, что это юный Цепеш во всем виноват. Махелона, у нас остановочка! – крикнула она. – Стреляем парня!
Кэл крикнул в ответ что-то бодрое, а затем позвал вперед – и Джемма устремилась на его голос, ведя остальных за собой. Метров через двести лес сперва превратился в подлесок, затем – в рощицу, а потом закончился. Выпустил их.
Расцепил ветвистые зубы.
В первую секунду Норману показалось, будто он наконец может вздохнуть полной грудью; тревога на пару мгновений отступила, мир расширился до горизонта – небом без клетки из веток и сучьев.
Кэл стоял спиной к ним, смотря вниз с холма. На нем была чужая красная куртка, тесноватая в плечах, – в его ветровке выдвигаться в неизвестность по холоду было слишком опрометчиво.
Джемма догнала его первой и остановилась как вкопанная. Следом Норман услышал то, что ему не понравилось:
– Ого. В смысле, твою мать, ого.
– Если честно, – с тревогой сказал Норман, подходя к ним, – я сыт по горло тем, когда вокруг меня ахают и удивляются. Можно, мы уже поедем домо… Ого.
Попытка пошутить вяло повисла в холодном воздухе.
Вокруг долины расползались, насупившись, мрачные пологие холмы, покрытые темным лесом. Безрадостное свинцовое небо почти задевало верхушки деревьев. Под ним, сбегая с недружелюбных холмов, лес редел и заканчивался, открывая внизу унылую, серую долину. Хлесткое и злое «да мать твою», соскользнувшее с языка Джеммы, – оно было о том, что долина неожиданно оказалась не пустой.
С высоты были отлично видны темные крыши и дым, валивший из труб. Норман мог рассмотреть частоколы вокруг дворов, выстроившихся полукругом вокруг нескольких маленьких улочек.
Это была крохотная деревня.
– Деревня, – подтвердила Джемма вслух. Она повернулась к остальным с таким лицом, будто они сами ее здесь построили, пока она мирно спала в палатке. – Сначала лагерь – здорово, отлично, – теперь деревня. Ну и как вам это нравится?
Норман взволнованно полез в сумку за сканерами, а Джемма достала из внутреннего кармана телефон. Они обменялись взглядами. Ничего не заработало. Значит, они всё еще были в зоне резонанса.
Норман прошел вперед – то ли ближе к деревне, то ли подальше от леса, – с недоверием вглядываясь вниз. Маленький оплот человеческой цивилизации казался здесь пририсованным рукой мимо проходившего шутника.
– Она населена, – угрюмо сказал Доу. – Там есть люди, я ощущаю витальный след, их довольно много. Но откуда здесь взяться поселению?
Он был прав: при такой-то супрессии, при местных фазовых нарушениях пространства! Это далеко не обычная зона резонанса. По всей логике это место должно быть необитаемым!
Неожиданно подал голос Блайт:
– Такое может быть. – Он потер впалую щеку бледно-красными, то ли от холода, то ли от следов крови, пальцами. – Национальный парк огромный, и, как я слышал, кое-где есть незарегистрированные коммуны. Они не признаются как населенные пункты, это просто, – он запнулся, – сообщества людей, живущих отдельно. По религиозным или другим причинам. Такое ведь есть и в Британии, и в Америке…
– Да-да, мы вникли, – отмахнулась Джемма, потому что Блайт, конечно, не понял, что именно их удивило. А потом ткнула пальцем вниз. – Во что мы не вникли, так это в то, какого хрена люди живут прямо посреди чертового леса, где пропадают другие люди.
– Следы здесь заканчиваются. – Кэл вздохнул, упирая руки в бока. – Вниз они не ведут… Но они вообще никуда больше не ведут. – Он повернулся к Джемме. – Что думаешь?
– А что тут думать? Оно выпускает нас из леса, оно подсовывает нам деревеньку. Остается только повесить вымпел «Добро пожаловать и умри». – Она обернулась к остальным: – Ну, что смотрите-то? Вперед!
Тропинка вилась под ногами между обшарпанных, но вполне реальных домов: каменные фундаменты и деревянные, толковые стены с глазами-окнами в рамах с наличниками. Глаза эти Нормана пугали – смотрели темно, выжидающе. Интерьера внутри было не разглядеть, но и снаружи хватало над чем подумать: деревня смахивала на крошечный вариант Кэрсинора, не отягощенный интернетом и городской канализацией. Типичная ирландская застройка, отставшая от времени.
– Здесь все такое… нормальное, – пробормотал Доу, прищуриваясь на пустые окна сквозь сигаретный дым.
Кэл с радостью с ним согласился:
– Именно это и подозрительно.
– Что, – хмыкнула Джемма, – размышляешь, не прикопали ли они где-то здесь Лору Палмер?
На улице, через которую они вошли в деревню, было пусто. В глубине, за ладным частоколом, разговаривали – слышна была ирландская речь, где-то скрипнула дверь, далеко разносился назойливый лай собаки. Из второго дома, мимо которого они прошли, выглянула вихрастая голова ребенка, удивленно вылупилась на них и скрылась в глубине ветхого застекленного крыльца.
– Ну же, – пробормотала Джемма. – Какая-то подозрительная шпана на ваших улицах, а вы последний раз гостей видели дай бог еще при королеве Виктории…
Норман не успел приятно удивиться, – Джемма не выглядела как человек, получавший отлично на уроках истории, – как ее желание исполнилось: хлопнула дверь и из соседнего дома на крыльцо вышла женщина – сутулая, в домашнем плаще. Она хмуро оглядела их и громко, почти возмущенно спросила что-то на ирландском. Норман застопорился, но Джемма дернула за локоть Блайта и вопросительно кивнула на женщину.
– Она спрашивает, кто мы. – Тот помедлил, а затем добавил: – И как здесь оказались.
– Ответь ей, что мы проездом из Кэрсинора и что у нас сломалась машина. Ищем помощи. Спроси, не будет ли у них телефона позвонить.
Блайт перевел, но женщина только нахмурилась еще сильнее, разглядывая их. Затем, не сказав ни слова, развернулась и скрылась в доме. Норман не стал даже надеяться, что она пошла за телефоном.
– Дружелюбие так и прет, – вздохнула ни капельки не удивленная Джемма. – Классика. Пошли дальше, когда-нибудь их заколебет наше праздное шатание и кто-то из них заговорит.
Норман в этом не сомневался: в этой желтой шапке и со своим ростом у Джеммы были все шансы завоевать внимание местных жителей. Любопытство уже начинало скапливаться на улице: кто-то выглядывал из окон, а за изгородями то и дело мелькали чьи-то лица. Джемма на пробу помахала им рукой, но, видимо, доверия никому не внушила.
Впрочем, долго ждать не пришлось: с другого конца улицы к ним спешил седоватый мужчина в потертом тулупе. Они остановились, дожидаясь его. Норману показалось, что выглядел мужчина приветливее, чем женщина, но рассматривал их с каким-то беспокойством.
Заговорил он на ирландском. Норман понял исключительно приветствие, и то только по интонации.
– Он говорит, что он староста деревни, – перевел Блайт. – Спрашивает, что у нас случилось.
– Ну, легенда у тебя есть. – Джемма приветливо улыбнулась старосте. Получилось сверху вниз – тот едва доставал ей до плеча. – Дерзай.
Они обменялись несколькими репликами, но беспокойство так и не ушло с широкого обветренного лица старосты: наоборот, он стал выглядеть еще более недоуменным. Норман закусил губу. Что-то не так?
– Мне кажется… – наконец медленно заговорил Блайт по-английски, – он меня плохо понимает.
Кэл озадаченно спросил:
– Он разве не на ирландском разговаривает?
– На ирландском. Но… – Блайт не стал договаривать и вместо этого вернулся к теме: – Он спросил, где мы сломались. Я сказал, что на дороге к северу отсюда. Говорит, что до темноты мы выбраться не успеем, но утром они могут помочь.
Джемма, казалось, только этого и ждала.
– Тогда спроси его, – она вновь улыбнулась старосте, на этот раз куда более жалостливо, – нет согласится ли кто-нибудь приютить несчастных уставших туристов на ночь.
Норман дернулся. Что?
– Джемма… – с сомнением в голосе произнес Кэл.
– Спрашивай, – проигнорировав его, надавила Джемма на Блайта. Тот, поглядев сначала на нее, затем на Кэла, повернулся к старосте. – Что? – Она сделала свое «а-что-такого»-лицо, повернувшись к Кэлу. Они обменялись взглядами, которые Норман при всем желании не смог бы расшифровать.