Кейтлин несмело пожала ему руку, хотя и не переставала улыбаться. Норман обвел улочку взмахом руки.
– Знаешь, Кейтлин, мы тут гуляли по вашей деревне и всё не могли понять: а где тыквы? Неужели пастор Бирн запрещает вам и дома украшать тоже?
Это привело ее в недоумение:
– Простите? Тыквы?..
Норман тут же спохватился:
– О, прости. Это мой американский империализм. Тыквы – это у нас, в Америке… Изначально это была репа, верно?
– История про пьяницу Джека! – обрадованно улыбнулась Кейтлин, наконец поняв, о чем он говорит. – Вы про День Всех Святых?
У Нормана всегда очень легко получалось завязывать знакомства. Люди по большей части ему нравились, и у него никогда не было проблемы разговориться с незнакомцем в баре, на улице или в автобусе: как оказалось позже, это сильно помогало в его работе.
– Самайн, – согласился Норман. – Да, я про него.
Кейтлин вздохнула:
– Пастору не нравится это название. И он не разрешает нам проводить празднества. Жечь костры, даже на Белтейн. В этот день мы отмечаем…
– Праздник святого Иосифа, – подхватил Норман.
– Вы и это знаете? Вы католик? – сначала оживилась она, но затем осеклась и с опаской спросила: – Не протестант?
– Все верно, я католик, – успокоил ее Норман. – Думаю, у нас и здесь, у вас, много общих праздников. Рождество? Пасха? – Кейтлин кивнула. – День святого Патрика? Его и в Америке отмечают.
– Правда? – Это обрадовало Кейтлин. – Пастор Бирн очень любит День святого Патрика. Правда, он не одобряет, что мужчины уходят пить в амбар, но – она, явно забавляясь, пожала плечами, – все делают вид, что не замечают. А на следующий день просто устраивают выходной.
Норман засмеялся вместе с ней, и она окончательно расслабилась. Норману это нравилось: когда людям было комфортно рядом с ним, ему и самому было комфортно.
– Послушай, Кейтлин… – Он расстегнул куртку и вытащил из внутреннего кармана фотографии. – А ты, может быть, случайно не видела рядом с деревней никого из этих людей?
Вот как это работало: когда всем комфортно, странные вопросы не выглядели такими уж странными. Звучало расчетливо, но, честное слово, Норман был далек от манипуляций – все выходило само собой.
Кейтлин взяла фотографии Купера и Суини в руки и несколько мгновений с любопытством рассматривала их.
– Нет. – Она покачала головой, возвращая фото. – До вас здесь никого не было… А что? Они были с вами?
– Да. – Норман вздохнул, обратно застегивая куртку. – Мы разминулись в лесу.
Стоило ему упомянуть лес, как Кейтлин повернулась в сторону конца улицы: оттуда открывался вид на пустошь под низким сумрачным небом. Там, на другой стороне, высилась черная кайма леса.
Лес был виден из любого места в этой деревне, из каждого окна, с любой улицы. Словно все здесь с умыслом построено так, чтобы не давать никому забыть, кто на этой земле главный.
– Это плохо. – Кейтлин нахмурила светлые брови, и ее лицо начало медленно наполняться тревогой. Она не отрывала взгляда от деревьев. – Вам нужно попросить отца помочь… Это очень большой лес. Здесь легко потеряться.
Так всегда случалось. Каждый раз. Когда люди сталкиваются со сверхъестественным, они чувствуют опасность – но не могут ее объяснить. Дети не могут рассказать о том, что их напугало. Взрослые, пытающиеся рационализировать страх перед вещами, которых не должны бояться. Норман оглянулся на Доу, но тот молча ждал, позволяя ему разобраться. Повернувшись обратно к Кейтлин, он мягко спросил:
– А ничего странного в этом лесу не случалось?
– Я не… – Она нахмурилась еще больше. Ее пальцы начали теребить тесемки на платье. – Я не знаю. Вроде нет. Я не хожу в лес, это… – Она окончательно растерялась, и ее взгляд, все так же прикованный к лесу, возвышающемуся над деревней, стал потерянным. – Он…
Неожиданно она прервалась и резко, будто что-то услышала, обернулась к калитке. Норман проводил ее взгляд и едва не вздрогнул.
Девочка, игравшая за забором, теперь стояла совсем близко к лавке, а Норман даже не заметил ее приближения. Светлые волосы, аккуратные косички, лет восемь на вид, с листком бумаги в руке, – она молча смотрела на Кейтлин, будто чего-то ждала. Когда Кейтлин протянула руки и сказала что-то по-ирландски, девочка подошла и отдала ей деревянный карандаш. Норман пригляделся: грифель оказался сломан.
– Простите. – Кейтлин тут же наклонилась и достала из-за лавки небольшой ножик. Ловкими движениями она принялась обтесывать карандаш, пока грифель снова не появился. – Это Эмер, дочка Йена, нашего бригадира… Его жена умерла пару лет назад, так что я помогаю следить за ней, пока все работают…
Она отдала девочке карандаш, и та, получив его обратно, так же молча ушла за забор. Проводив ее взглядом, Норман сказал:
– Да, Брадан говорил нам про Йена. – При упоминании Брадана Кейтлин немного зарделась, но Норман тактично сделал вид, что не заметил. – Он помогал всем здесь строить дома, да?
Доу кашлянул, но Норман его проигнорировал. Не сейчас. Лучше вернуться после и спросить про лес еще раз, чем напугать ее снова. Даже червячок тревоги, выросший до размеров упитанного червя, – Джемма и Кэл все еще были в этом лесу – не позволил Норману сбиться с привычного рабочего темпа. В отличие от Доу, он чувствовал, когда не нужно было давить.
– Да, он очень хороший строитель. – Кейтлин с облегчением переключилась на другую тему, заправляя за ухо выбившуюся прядь волос. – Он возглавляет шахтерскую бригаду, и поэтому можно сказать, что здесь все… работают на него. Хотя папа говорит, что это не совсем так, дело-то общее…
Норман не успел спросить: Доу все-таки не выдержал.
– Шахтерскую? – Голос его звучал с претензией, и на этот раз Норману захотелось закатить глаза. – Здесь есть шахты?
Кейтлин удивленно подняла на него глаза, словно забыла, что, помимо нее и Нормана, в разговоре есть еще два бессловесных собеседника. Тем не менее она ответила:
– Вам не сказали? Это шахтерский поселок. – Она неуверенно перевела взгляд с Доу на Нормана. – В девяностых Йен нашел здесь золото. Все наши мужчины работают на шахте.
– Потрясающе. А бабка с внучком рассказать нам об этом не захотели.
– Не делай поспешных выводов, – прошипел Норман, идя следом. – И говори потише.
По улице мимо них прошли две женщины: обе косились тревожно и неприветливо, и, хотя здесь так на них смотрели почти все, Норман не стал бы ставить на то, что они не понимали английский.
– Все, кто могут представлять для нас угрозу, скорее всего, сейчас ползают в своих шахтах, – ответил Доу, а потом пробормотал себе под нос: – Чертовы шахты…
Шахты означали очень многое.
Если бы люди знали, сколько опасного можно разбудить, если вгрызаться техникой в древнюю землю, то строительные и угледобывающие компании куда внимательнее бы выбирали участки для застройки. Как и сказал Доу, еще тогда в морге, в отличие от воды, которая смывает и очищает, земля фиксирует энергию. Хранит ее следы, словно лист бумаги, на котором оставили отчетливый отпечаток ладони.
Что бы ни раскопали здесь деревенские, они что-то потревожили. Это мог оказаться дух – чем они древнее, тем обычно мощнее, – какой-то разбалансированный артефакт, может, даже проклятие. Золото и камень, упоминаемые Купером, могли иметь к этому отношение.
В любом случае шахта должна была быть очагом поражения.
Это их первая конкретика. Норман любил конкретику – от нее, по крайней мере, можно отталкиваться, верно?
– Нужно аккуратно расспросить Брадана и Мойру. – Норман поравнялся с Доу, оглядываясь за спину, где позади держался Блайт. – Только ключевое слово тут аккуратно, так что давай этим займусь я?
Они как раз подходили к приютившему их дому: тот ничем не отличался от домов-соседей, серых и обшарпанных.
– Да, это у тебя неплохо получается. – Норман не поверил своим ушам. Его что, похвалили? Но затем Доу продолжил: – Заговаривать зубы. Я-то думал, ты книжный фрик.
– Я…
– Кстати, что еще за история с репой и пьяницей Джеком? – Доу щелчком выбросил бычок себе под ноги, но не удосужился даже затоптать. – Вы с девчонкой были прям на одной волне.
Почему все всегда его перебивают? Он выглядит как человек, у которого на лбу написано «Десять центов за каждое перебивание этого парня»?
Норман глубоко вздохнул, – нужно просто не обращать внимания, верно? Так это будет работать с Доу?
– Это ирландская легенда, – ответил Норман, и Доу скосил на него глаза. – Про пьяницу Джека со светильником, или, по-другому, Джека О'Лэнтерна. Там история про парня, который умер, но не смог попасть ни в рай, ни в ад. – Норман поежился от порыва ледяного ветра и поплотнее затянул шарф. – И, проклятый, блуждал по лимбу, освещая себе путь угольками, засунутыми в репу. Чтобы они светили, в репе он вырезал дыры. Они стали популярны для защиты от темных сил, их так и называли: «Джек О'Лэнтерн». А когда ирландские переселенцы прибыли в Америку, тыквы было найти куда проще, чем репу.
– Ты хочешь сказать, что хеллоуинские тыквы, – с сомнением произнес Доу, – появились, потому что ирландцы не смогли найти… репу?
– Иллинойс – рекордсмен по количеству ферм, где выращивают тыквы. Огромные поля есть также в Техасе, Огайо, Калифорнии… – Норман улыбнулся. – А знаешь ли ты хоть один штат, известный выращиванием репы?
– Где ты это все вычитываешь?
– В «Википедии», – не сдержавшись, подколол он Доу. – Вообще, историю про Джека со светильником рассказывают и в Америке. Я уверен, что Суини и Купер ее знают, они ведь оба из Бостона…
– Только в оригинале истории Джек бродил не в лимбе, а в Сиде, – неожиданно раздался голос Блайта сзади. Норман и Доу обернулись, и он пояснил: – Это потусторонний мир в ирландских сказках.
Они остановились у дома Мойры, рядом с неухоженными зарослями барбариса, и Норман как-то машинально поправил тяжелую ветку, уложив ее на перекладину изгороди. Участок Мойры в принципе не отличался благоустроенностью: рябиновые деревья были запущенны, тропинка к дому заросла, а краска на изгороди вся потрескалась.