– Легче было бы написать словами. Но, если он не написал, значит ли это, что он не мог этого сделать?
Оказалось, что у Блайта был умный, ясный взгляд – в те моменты, когда ему не приходилось защищаться.
– Джемма думает, что его что-то ограничивает, – согласился Норман. – Что есть какая-то магическая причина, почему он не может говорить прямо… Видимо, и писать тоже.
То, как Джемма описывала их с Купером коммуникацию, казалось Норману странным, словно какая-то деталь все время ускользала. «Он не избегает вопросов, – сказала Джемма, рассеянно хрустя пальцами, прогибая один за другим. – Он просто… Не может дать ответы. Хотя хотел бы. Бесит до чертиков. Я не знаю, слушай, это все на уровне ощущений, но я прямо чувствую. – Она подняла на Нормана глаза. – Клянусь, я на сто процентов уверена: он говорит загадками, потому что не может иначе».
Это, конечно, снова оставило Нормана с ворохом вопросов на руках.
Блайт некоторое время молчал, и Норман снова сосредоточился на рисунках, думая, что, возможно, на этом его интерес иссяк. Но потом Блайт заговорил снова:
– Мистер Эшли…
Норман поднял на него взгляд: лицо Блайта, такое белое, словно фарфоровое, неохотно поддавалось теням, заполонившим комнату. Окружающая унылая серость соскальзывала с него, не в силах поглотить удивительные чары леннан-ши. Может быть, подумал Норман, если не у Кэла, то у Доу и Блайта могло получиться преодолеть радиус зоны? Резистентность магических существ к энергетическим искажениям, создаваемым аномалией, могла оказаться выше, чем…
– Мы не сможем отсюда выбраться?
Холодная волна смятения снова окатила Нормана. Он сидел в затерянном посреди аномалии доме напротив сверхъестественного существа, спрашивавшего его о том, смогут ли они выбраться из места, которое, теоретически, могло входить в список самых неизученных явлений на планете. Да, он знал, на что подписывается, когда устраивался на эту работу, но не думал, что попадет в ту крохотную часть статистики, информация о судьбе которой обычно скрывалась под грифом «Секретно».
С кухни раздался громкий железный звук, словно что-то тяжелое поставили на противень, и Норман вздрогнул.
– Это… Это сложный вопрос, Киаран. – Он оглянулся на коридор и заговорил тише: – Я надеюсь, что, конечно, сможем. Критические аномалии бывают разные, и из некоторых люди возвращаются. – Правда, не такими, как были прежде. Об этом Норман говорить не стал. Сглотнул свой страх и продолжил: – Нам нужно разобраться, как работает конкретно это место и какие особенности имеет, чтобы понять, как отсюда выбраться.
Система – вот что. Везде должна была быть система. Как обычный мир подчиняется законам физики, так и паранормальный подчинялся своим собственным. Знать эти законы и видеть между ними связь – то, в чем состояла основная работа аналитиков Управления.
– И как только мы поймем, – заключил Норман, надеясь, что звучит ободряюще, – у нас появится шанс.
Блайт не выглядел убежденным, но Норман не смог бы точно сказать, о чем тот думает.
– Если есть критические аномалии, значит, есть и другие?
Этому вопросу Норман даже обрадовался. Эта тема – знакомая, обыденная – возвращала ему ощущение земли под ногами. Он зашуршал бумагами Купера, собирая их вместе, и с охотой заговорил:
– Я же говорил там, на улице, про то, что мы классифицируем паранормальные объекты, помнишь? Все поряд. – Блайт не улыбнулся, но внимательно кивнул. – Не только по биологическим видам, но и по уровню опасности. Наша работа – это постоянная работа с опасностью, такая уж специфика. Поэтому всему, что мы встречаем, мы назначаем свой уровень угрозы. Объекты, места, явления, сущности…
Слова ложились на язык легко – там, где в дело вступала теория, а не практика, Норман чувствовал себя как рыба в воде. Три месяца назад ему даже предложили прочесть вводный курс лекций в Академии – Норман сказал, что подумает, но руки так и не дошли сесть и заняться подбором материалов.
А теперь он тут. И вместо будущих агентов читает лекцию энергетическому вампиру.
– Критический – это седьмой уровень из девяти. – Наконец собрав листы в ровную стопку, Норман аккуратно вложил их в папку-уголок. – Выше него только экстремальный и еще один, который почти не встречается. Звучит страшно, но на самом деле со всем можно справиться при должном уровне подготовки. А мы подготовлены. – Он попытался улыбнуться, но вряд ли у него получилось. – Все будет в порядке.
Даже если Блайт и заметил, что Норман не до конца верит в собственные слова, то ничего не сказал на этот счет. Он задумчиво кивнул, а затем спросил:
– Вы классифицируете и созданий тоже?
Норман открыл было рот, чтобы ответить, но почти сразу уловил подтекст. Он замолчал, подбирая слова, но в итоге выдал только:
– Да. И созданий тоже.
– А какой уровень угрозы у…
Мойра появилась в проходе кухни резко, как привидение. Секунда – не было ее, следующая – и вот она, темный силуэт, закутанный в шаль. Очень резво для кого-то, опирающегося на трость при ходьбе. Норман запнулся посередине слова, пойманный врасплох ее взглядом: один глаз, с голубым пятном катаракты, смотрел слепо, а другой, темный и пронзительный, – прямо на него.
– Ты, – она ткнула узловатым пальцем в Нормана, – поможешь мне принести тарелки с кухни. А ты, – палец нашел жертву в лице Блайта, – позовешь своих друзей.
Оглядев их с цепким неудовольствием, она объявила скрипучим неприятным голосом:
– Пора садиться за стол.
Она собирала вещи.
Дождь не прекращался.
Мама всегда смотрела неодобрительно, когда она затаскивала чемодан на кровать. «Колесики грязные», – говорила она. «Ты прокатила его по всему чикагскому автовокзалу», – говорила она. «Где он только не стоял?» – говорила она.
Потом маме стало все равно, но ее слова все равно намертво въелись Джемме в голову.
Чемодан лежал на кровати, и его грязные обшарпанные колесики упирались в белое покрывало.
Джемма остановилась, замерев над пустым дном. «Только не снова, – подумала она, а затем устало откинула смятую в руках майку. – Какой-то идиотский день сурка. Если верить фильмам, то, может, ей стоит остановиться и дождаться, пока Филу приедет, застанет ее в квартире брата и уговорит остаться? Ну, исправление ошибок, верный выбор в жизни, брак, хеппи-энд, детишки. Какая там еще бывает мораль?»
Джемма захлопнула чемодан, отказываясь играть в эту игру со своим взбесившимся подсознанием.
Если даже Филу приедет, это все равно ничего не изменит.
Потому что это всего лишь сон.
– И даже не полностью мой, – вздохнула Джемма, упирая руки в бедра и оглядывая надоевшую голубую комнату. Пусто. Ни следа присутствия Купера, но вроде бы все всегда начинается именно так. Потом он просто… появляется. Как это вообще работает?
Дождь бился в стекло, но как-то тихо, глухо, словно обычный дождь, а не стук по ту сторону двери. Да тут ее и не было: гладкая голубая стена была пуста, если не считать вешалки с детской оранжевой волейбольной формой. Ни двери в ванную. Ни стука. Ни голоса.
– Конечно. – Джемма провела рукой по шершавой поверхности стены, ненадолго остановившись в том месте, где в прошлый раз была дверная ручка. – Ее тут нет.
Это ведь я приношу ее в эту комнату. А здесь и без нее достаточно чужих призраков.
Отвернувшись, она пытливо огляделась, чтобы в итоге остановиться на самом очевидном варианте: рабочем столе. Опрятном, словно тот, кому он принадлежал, каждый вечер приводил его в порядок, прежде чем лечь спать.
Джемма рассеянно покрутила в руках ручку с логотипом и названием какой-то энергетической компании. В голове услужливо всплыло: мама. Тут работала мама.
– Хорошо, – сказала она то ли себе, то ли Куперу. – Хорошо. Начнем с этого, мистер Осточертевшая Загадка.
Ответы где-то здесь – на тонкой зыбкой полосе между ее сознанием и его.
В чемодане была тетрадь, это Джемма помнила точно. Значит, она должна находиться где-то здесь. Это ведь элемент его воспоминаний, а не ее. Что там было? Биология? Джемма покопалась в стопке учебников на столе, разворошила школьные тетради, заглянула в ящики: все здесь стояло аккуратно, у всего имелось свое место. Так он с детства зануда, вот это открытие!
Рисунков нигде не видно: он всегда умел хорошо шифроваться. Может, она думала не в ту сторону. Если бы они валялись на виду, не стали бы родители задавать вопросы?
Выпрямившись, она бросила взгляд на знакомую фотографию. Та стояла в рамке на полке: счастливое воспоминание, оставившее физический след. Джемма взяла рамку в руку и поковыряла уголок пальцами: фотобумага ощущалась почти как настоящая. В глаза снова бросилась энциклопедия, которую маленький Купер держал в руках. Эту он любил. Выиграл ее на школьной научной ярмарке… Еще одно хорошее воспоминание. Такое же, как походы в «Чак Чиз» на дни рождения, подарки в глянцевой хрустящей упаковке на Рождество и та поездка на пляж Грейт-Пойнт, где вы провели целый день… Ты был довольно счастливым ребенком, разве нет?
– Но ведь что-то случилось, да, Купер? – пробормотала Джемма и небрежным жестом отложила рамку. – Всегда что-то случается.
Какое-то дерьмо. Какая-то трагедия. Ты не можешь просто взять и вырасти без того, чтобы в твоем сердце не осталась пара рваных дыр, это было бы слишком просто.
Оставив стол, Джемма вернулась к кровати. Немного постояв над ней в раздумьях, она сняла чемодан и легла на освободившееся место. Кровать была однозначно ей не по размеру, так что ноги она оставила на полу, скрестив руки на груди и разглядывая белый натяжной потолок. Ты убирал стол. Ложился. Смотрел в потолок. Но ты ведь не сразу засыпал?
Запрокинув голову, Джемма уставилась на лампу на гибкой ножке, прикрепленную к спинке кровати. Кому нужна лампа в изголовье? Очевидно, тому, кому нужен свет в кровати.
Ты читал здесь. Кажется, она уже об этом думала. Кажется, это уже было в каком-то из череды снов.