– Нет, не выслушаешь. Потому что ты меня не слушаешь, Роген. Я спросил, понимаешь ли ты, что Купер мог тебе соврать, а не предлагал другой план действий.
– Купер не врал, – отрезала она, отворачиваясь и ступая на тропинку в направлении Кэла. – А даже если и да – разберемся с этим на месте. Сначала нужно добраться до шахт.
– Сначала я хочу понять, в здравом ли ты уме.
Чего? Джемма, обернувшись, уставилась на него во все глаза, но Доу только еще выше вскинул брови. Что еще за шутки? Да, может быть, лес и кошмарил ее, но она прекрасно отдавала себе в этом отчет!
– Что ты такое несешь вообще? – раздосадованно спросила она.
Рука Кэла легла Джемме на плечо, и она чуть не вздрогнула от неожиданности.
– Если честно, – низким и спокойным голосом сказал он из-за ее спины, – мне начинает надоедать, когда вы грызетесь так долго.
Но Доу, этот осел, отказывался успокаиваться.
– А знаешь, что мне надоедает? – демонстративно спросил он, а потом кивнул в сторону Джеммы. – Она не вспоминает о Суини. Вообще. Только Купер. Да, да, Роген, – перебил он открывшую было рот Джемму, но смотрел не на нее. – Шутки о ревности можешь пропустить. Послушай меня, Махелона. – Он смотрел на Кэла. – Она помешалась на его поисках и напрочь забыла о том, что здесь пропали двое агентов. Ты разве не видишь, что происходит?
– Хорошо! – вспылила Джемма. – Хорошо, Доу. Вот что происходит: мне не просто снится пропавший агент. Он буквально топчется в моей голове. – Она вытолкнула из себя то, что не собиралась говорить: – И в моих воспоминаниях. А я – в его. Я знаю, когда он лжет, а когда нет. Но уж прости, Суини он на вечеринку не привел. И пока он – наша единственная ниточка, я буду на нем помешана.
Но, конечно, Доу услышал не то, что она пыталась ему сказать.
– То есть он пролез в твои воспоминания, – процедил он, и на этот раз его брови низко сползли к переносице. – А ты говоришь об этом только сейчас?
Это окончательно взбесило Джемму. Вместо того чтобы заниматься делом, из-за этого барана они тратили время на разборки! Скоро стемнеет, а Джемма ни за какие деньги не согласилась бы остаться в этом гребаном лесу ночью – а значит, поиски придется отложить на завтра. Да, давай застопорим дело еще больше! Проведем на этом курорте недельку-другую!
– Сайлас, – сказал Кэл, – Джемма, сейчас не…
– С какого это хрена я должна делиться своими воспоминаниями с тобой? – взорвалась она, не давая Кэлу себя утихомирить. – Ты ведь только брюзжать и можешь! Это место тебе не дается. Твои свечки бесполезны, других инструментов у тебя нет. И ты злишься! Цепляешься к Норману… О, что, ты думал, это незаметно? – Голос сам собой соскочил почти на крик: – Вымещаешь раздражение на нем, на мне, на Иисусе, мать его, Христе! Успокойся уже, Доу!
– Я не собираюсь успокаиваться, – отрезал он, и едва сдерживаемая ярость сделала его лицо острым и отталкивающим. – Не тогда, когда ты можешь поставить всю операцию под…
– Да умоляю, не неси чушь! – Джемма вырвала плечо из хватки Кэла, делая к Доу запальчивый шаг. – Хватит искать виноватых! Оттого, что ты окрестишь меня свихнувшейся, это дело понятнее не станет!
Да и с чего бы, черт возьми?! Этих двоих лес не трогал, но скорее уж эта избирательность была подозрительной! Раздражение вскипело в Джемме с новой силой, тем более что Доу продолжал подливать масло в огонь и, кажется, не собирался останавливаться.
– Чушь? То, что ты давно перестала руководить этим делом, – чушь?
Еще больше ее бесило, что разговаривал он так, будто у него одного тут хватало мозгов, чтобы понять тот очевидный бред, который он сам себе придумал.
– Посмотри на себя, Роген. Тебе плевать на то, что происходит вокруг. Махелона прав, деревенские похожи на культистов, а ты это напрочь игнорируешь!
Ах, теперь Махелона у него был прав!
– Ты не видишь ничего, кроме того, что засело у тебя в голове, Роген. – Будь Доу экспрессивнее, он бы, наверное, ткнул в нее пальцем, но вместо этого он так сильно скривился, словно сдерживался, чтобы не сплюнуть что-то кислое. – Ты надела чертов медальон и ни с кем не посоветовалась. И посмотри, к чему это привело.
– Даже не думай сваливать все на меня, Доу, – прорычала Джемма. – Я пыталась мириться с твоим поганым настроением, но у меня кончается терпение.
– Детка…
– Ты всегда была неуравновешенной истеричкой, – выплюнул Доу. – Но сейчас ты еще и сбрендившая неуравновешенная истеричка. Просто потрясающ…
– Ты все никак не успокоишься?!
– Иногда я думаю: а за что тебе дали четвертый ранг? Может, ты действительно, как говорят, спишь с Ай…
Обычно Джемма бы не позволила этому себя задеть. В ней было достаточно самоиронии, чтобы этот злобный лай в ней захлебнулся. Но «обычно» – это не сейчас.
– Оно и понятно! Наступают холода, – перебила его Джемма, и собственный голос показался ей неприятно высоким. – А все мы знаем, что такое для тебя холод. И тебе все тяжелее, верно?
Она не должна была, но урод сам начал. И ему не следовало приплетать сюда Айка, мать его, он тоже не должен был!
– Хватит. – Кэл снова поймал Джемму за плечо, но на этот раз попытался развернуть ее к себе. Отвернуть от Доу. – Вам обоим нужно остыть. Ясно?
Джемма запальчиво оттолкнула его руки, и, хотя он снова ее схватил, она все равно посмотрела Доу прямо в глаза, когда почти выкрикнула:
– Чем холоднее – тем больше энергии нужно для жизнедеятельности, не так ли?
Она не хотела этого говорить. Злость, кипевшую в голове, Джемме невероятным усилием удалось схватить прежде, чем она окончательно излилась на язык. Джемма сцепила зубы, но злость в ярости забурлила: открой, выпусти меня. Я покажу ему. Давай же.
– Вы, оба. – Голос Кэла был таким тяжелым, что придавливал к земле, но от этого злость еще сильнее забилась в хватке. – Прекратите.
Открой, открой, открой.
– Давай, Роген, – сказал Доу. – Договаривай. На что ты там намекаешь.
– Сайл…
Открой дверь, Джемма.
– На то, что старуха кормит нас тут не очень-то хорошо, – сказала она быстрее, чем смогла себя остановить. – И кто знает, в какой момент станет недостаточно.
Соскочив с языка, злость оставила было после себя звенящую пустоту – вакуум, на мгновение принесший облегчение, – которая затем заполнилась мыслями. Черт, черт. Это твоя вина, Доу! Она ведь просила, просила ее не бесить!
Кэл покачал головой:
– Вы оба уже достаточно наговорили.
– Да уж нет, – растягивая гласные, произнес Доу. – Давайте продолжать. Интересный выходит разговор. Значит, я только и жду, чтобы кому-нибудь перегрызть глотку, с этим разобрались. Но вот что интересно, Роген. – В его голосе плескалось настоящее злорадство. – Ты ведь настолько поехала на своем Купере, что забыла не только о Суини.
Она даже не стала спрашивать, что он имеет в виду: и так расскажет. Лицо у него было такое, что Джемма знала: за то, что она сказала, он собирался вдавить ей пальцы в любую открытую рану, до которой дотянется.
– Твоя детка, Роген. – отвечая на невысказанный вопрос, сказал Доу, и растянул губы в злой улыбке. – Леннан-ши питается им почти с самого начала. И Махелона об этом знает. Больше того: он позволяет ему это делать.
Что? Джемма обернулась к Кэлу. Это ведь не имело смысла. Кэл бы ей сказал, если бы…
Лицо Кэла разгладилось, став невероятно спокойным, и большего Джемме не требовалось, чтобы понять: нет. Не сказал.
– Но тебе ведь не до того, да? – не переставал глумиться Доу, но Джемма уже не обращала на него внимания. – Нужно ведь найти Купера.
Она всмотрелась в лицо Кэла. Злость, только-только отступившая, снова начала подниматься внутри, раздуваться, делая легкие тяжелыми, а голос низким.
– Что этот урод, – отрывисто спросила Джемма. Кэл, вместо того чтобы посмотреть на нее, отпустил ее плечи, и от этого злость снова запузырилась в крови, – имеет в виду?
– Я имею в виду, что тебе бы стоило лучше делать свою работу, пока ты не лишилась еще одного бойфренда.
Она не выдержала: дернулась в сторону Доу, собираясь заставить его заткнуться:
– Я выбью тебе все зубы, сучен…
А затем – затем оно появилось за их спинами слишком быстро.
– Древним кельтам Самайн достался набором архетипов, а не ритуальных последовательностей, как другие праздники.
«Да, – подумал Норман, – это действительно речь преподавателя». Он ей верил.
– Это долгое время занимало антропологов: в отличие от остальных знаковых дней кельтского календаря, Самайн не имеет четких обрядовых действий. Но те, что есть, конечно, в первую очередь связаны с Сидом…
Разговор тек в этой пыльной комнате медленно, неспешно, и Норман пытался запомнить, ухватить, выделить важное.
Что из этого им поможет?
– Сид – изнанка нашего мира, по представлениям кельтов, которая находится в холмах и в которой властвуют потусторонние силы, – сказала Мойра, прежде чем замолчать и уделить время трубке. Потом соизволила продолжить: – А на Самайн холмы всегда открываются.
– Я читал об этом, – кивнул Норман. – В Самайн все, что обитает в потустороннем мире, может проникнуть в наш.
Конечно же, он читал. Это не было уникальным мифологическим мотивом: мексиканский День мертвых, Хякки Ягё, или «Ночной парад ста духов», в Японии, праздники зимнего солнцестояния в разных культурах, – мир полнился «тем самым днем», когда, по легендам, нечисть могла проникнуть в мир живых. Кое-что было правдой и имело под собой реальные поводы для опасения – никто не завидовал японскому Бюро в дни Хякки Ягё, это уж точно, – но многое оказывалось лишь мифическим наследством. С паранормальными явлениями никогда не угадаешь.
– Верно. Поэтому неудивительно, что большинство кельтских обрядов на Самайн носят защитный характер. Самайн, – сказала она, – время масок, личин, которые не позволяют разобрать, кто перед тобой – живой или мертвый, обычное существо или волшебное, хороший или плохой.