– Ну-у-у. – Она положила ладонь себе на шею, медленно, с хрустом наклонила голову, разминая застывшие мышцы и все еще глядя на фото. Взгляд от отца переместился на Суини с пластырем на виске. За неделю до этого он кувыркнулся с велика и поздоровался с асфальтом. – Не знаю. Вы с Суини здесь такие… Ты знаешь… Милые.
Купера это не задело, хотя должно было. Он не любил слащавость. На самом деле, он отреагировал… Никак. Чувство неправильности происходящего усилилось.
– Звучит просто отвратительно, – он только выдал подобие ироничной улыбки – что еще за улыбка? – и Джемма деревянным голосом ответила:
– Все еще чертовски мило.
Он так и не смог сказать, что случилось с парочкой, погибшей в машине, – и «не помню» в качестве оправдания с каждым разом звучало для Джеммы все неправдоподобнее. Остальные просто проглотили эту версию и не поморщились. Но не Джемма.
Посмотри на фотографию. Посмотри на нее.
Она снова взяла фотографию, перегнувшись через Купера и на несколько секунд оказавшись с ним почти щека к щеке. От него все еще тянуло уличным холодом, хотя они вернулись больше часа назад.
Купер задержал дыхание – думал, что незаметно, но Джемма заметила. Сейчас Джемма замечала почти все.
Она положила руку на спинку его стула, другой рукой держа перед ними обоими фотографию. Мама – погибла. Отец – погиб. Ты. Суини. Вина. Благодарность. Любовь. Отчаяние. Горечь. Боль. Вина.
– Посмотри, – повторила Джемма вслух, держа фотографию так, чтобы на нее падал свет. – Блин, ты полная копия мамы.
– Рост от отца, – Купер нервно поерзал от того, насколько Джемма оказалась близко. – Так что…
– С отцом тоже есть сходство, – продолжила она, не слушая его, – но вы одновременно и очень разные. Кто из них ирландец?
– Мамины бабушка и дедушка, – без заминки ответил тот.
– Типичная история для Бостона, да? – кивнула Джемма и без перехода спросила: – Как они погибли?
Купер вздрогнул, дернулся у нее под рукой, но Джемма удержала его рядом. Одна ее половина – рациональная, адекватная, та, к которой она старалась прибегать в работе и с которой просыпалась каждое утро, – не поспевала за ее решениями. Но была и другая. Интуитивная, подсознательная, она нашептывала ей что-то неразборчивое и толкала в спину, шажок за шажком. Возможно, в шепоте угадывалось «загляни за край, ты же хочешь увидеть, что там».
«Взгляни на то, что он не хочет показывать».
«Что он прячет?»
– Это был несчастный случай, – Купер сглотнул, не поворачивая к ней головы. Плечи под рукой Джеммы были напряжены. – Пожар… Проводка. Короткое замыкание. Вы… Вам не хватает такта, вам говорили?
Джемма проигнорировала упрек:
– И тебя забрали под опеку Суини?
– Мы можем закрыть эту тему?
– Брайан ездил сюда из-за тебя?
Не выдержав, Купер вырвался и отсел, нервно поглядывая на остальных, увлеченных разговором в другой части комнаты. Казалось, те их не замечают, хотя Доу иногда мрачно поглядывал в этот угол. Доу ничего не понимал. Того, что происходило с Купером, – точно.
Тот настороженно глянул сначала на фото, которое она все еще держала в руках, потом на саму Джемму и растерянно огрызнулся:
– Да что с вами такое? Что вам от меня надо?
– Пытаюсь понять, когда ты успел так измениться.
– Хватит говорить так, будто вы меня знаете!
Но я тебя знаю.
– Вы меня не знаете, – рассерженно повторил Купер. – И мою семью не знаете. И Брайана. Думаете, раз вам что-то привиделось, вам можно копаться в моем прошлом? Я сирота, Роген, но, как я им стал, не вашего ума дело!
И в этот момент до Джеммы наконец дошло. Она не слышала, что он говорил, но слушала, как он это говорил, – и, наконец, ухватила суть, с самого появления Купера здесь, в доме, ощущавшуюся как заноза.
Почему ты не чувствуешь вины?
Из всех чувств при взгляде на эту фотографию именно вина жгла так, что становилась нестерпимой. Джемма сама не знала, за что, но ей и не требовалось: это знал Купер. Это были его чувства. Это было его воспоминание, единственное оставшееся целым, когда все остальное выгорело дотла.
– Извините, – уже спокойнее сказал другой, этот Купер, сидящий перед ней. – Не хотел повышать голос. Но вы, Роген…
И этот, сидящий перед ней Купер – он показывал любую эмоцию: горечь, гнев, испуг, отчаяние, смятение, растерянность… Адекватные, подходящие ситуации чувства.
Вины, которую Джемму чувствовала сквозь каждый чертов сон, среди них не было.
– Роген? Всё в порядке?
Он смотрел на нее серьезно, с легким беспокойством. Его глаза, этого удивительного прозрачно-голубого цвета, почти прозрачные, сейчас казались почти золотыми.
– Да, – широко улыбнулась Джемма. Губ она не чувствовала. – Все в полном порядке.
– Глеада начала набирать очки.
Стоя посреди кухни, Норман обернулся.
Кэл и Доу стояли в дверях – один с чашкой, грея лицо над паром от кипятка, другой жевал сникерс, найденный в сумках.
В сумках, которые они нашли в багажнике распотрошенной пары.
Раньше Нормана передернуло бы от одной мысли о том, чтобы взять еду из багажника людей, чьи внутренности неизвестно сколько времени с этой едой соседствовали, – но посмотрите на него теперь. Стоит, мешая вилкой быстрорастворимую лапшу. Пришлось загнать мысли о чужих телах – у него всегда было хорошее воображение – в самый дальний угол сознания и запереть, заявив им, что не время быть этичным или разборчивым. Разборчивость совершенно не подходит для ситуации, в которой банке несчастной лапши ты рад больше, чем рождественским подаркам.
– А Глеада что, проигрывала в этом соревновании? – пробормотал Доу, глядя куда-то в сторону столовой.
– Не-а. Я так. Итогирую, что отрыв увеличился.
– Твои издевательства над английским языком не помогут нам его сократить, – сказал Норман, подходя к ним. В столовой виднелись две спины – Купера и Джеммы, склонившихся над столом. Ее рука была перекинута ему через плечо, что обычно в случае Джеммы означало, что она решила надавить на собеседника. Норман не обратил внимания: диктаторские замашки Джеммы были меньшей из их проблем.
– У тебя есть догадки по поводу монстра? – спросил Норман, проверяя вилкой готовность лапши.
– Судя по… – Кэл обвел пальцем свое лицо, – вот этому и куртке… Мы с Джеммой ставим на трансмутагенное происхождение.
Только Кэл мог произнести «итогирую» и «трансмутагенный» с разницей меньше минуты. Судя по взгляду Доу, его это почти возмутило – впрочем, после похода по морозному лесу его могло возмутить что угодно. Ничего хорошего, кроме двух полных сумок еды, группа из леса не принесла – только кровь и черные пятна и новость о том, что машину оживить не получилось: при столкновении с деревом пострадали радиатор и проводка. Кэл не захотел рассказывать деревенским о находке: решил подождать и понаблюдать. Норман не нашел в себе сил спорить.
Тем временем в столовой между Купером и Джеммой что-то произошло: Купер отодвинулся, Джемма дернулась. И это возмутило Доу тоже. Он помрачнел еще больше – прямо на глазах. Норману даже не надо было прилагать усилия, чтобы понять, о чем тот думает.
Все, что делала Джемма, вызывало в нем подозрения. Все, что делали деревенские, вызывало подозрения у Кэла. Любая информация, которая попадала к ним в руки, искажалась и встраивалась в их версию происходящего. Так нельзя было работать: чтобы решить уравнение, нельзя подгонять цифры для получения правильного ответа.
Наверное, так Норман себя оправдывал.
Потому что он так и не рассказал про Мойру.
Он собирался, правда. Каждый раз он открывал рот и думал: «Вот сейчас я скажу». Каждый раз, сталкиваясь взглядом с Кэлом или Доу, он собирался духом и… И не говорил.
– Как насчет такого варианта: это их предыдущий первенец? – предложил Кэл, шурша упаковкой от доеденного сникерса, комкая ее в руках. – Один из тех, кого они отдают Повелителю Холмов за золотишко.
Лицо Доу сделалось скептичным:
– Первенцы в «Финн Флэре»? Нет, Махелона. Туристы-походники – да, в это я верю.
– То есть вариант, что по лесу бегает с двадцатку таких симпатяг, тебе нравится куда больше? – хмыкнул Кэл. – Ладно. В любом случае, чтобы понять, что наша маленькая секта с ними сделала, надо начать с делишек этой маленькой секты.
Вот поэтому Норман и не сказал.
Первое, что сделает Кэл, – это устроит Мойре допрос с пристрастием. Он мог сколь угодно смешно коверкать слова, но смешным Кэл не был.
– Мы с Джеммой устроим очередной рейд по лесу, – сказал он, кивая в ее сторону. – Попытаемся выследить или выманить. Но сначала… Как вам идейка забраться к Йену в дом? Мне нужна карта, – пояснил он, – и хоть какие-нибудь улики. Раз дочка старосты говорит, что в дом он никого не пускает, значит, там может что-нибудь и найтись.
– Рискованно, – отозвался Доу, – слишком много глаз. Или ты хочешь воспользоваться тем, что все будут на поисках девчонки?
– Другого шанса может и не представиться… Я вот все думаю, – Кэл почесал подбородок. – Проворачивают ли они это раз в год? И тогда нам нужно торопиться. Или эта вечеринка идет у них нон-стопом…
– Те исчезновения, у которых Суини смог зафиксировать даты, – напомнил Норман, механически помешивая лапшу, – тоже значатся за октябрь и ноябрь. Но, знаешь, насчет нон-стопа… Помните? При первом разговоре Мойра назвала праздники «четвертями года». Самайн празднуют тридцать первого октября, Белтейн – первого мая, и по этой логике Самайн все еще длится. Период, когда грань между нашим миром и…
– Снова Самайн, – в своей раздраженной манере оборвал его Доу. – Ты зациклился. Даже если он еще длится! Что насчет ирландских охотников? Откуда они здесь? Или связи духа, которого ощущает Роген, и бегающего по лесу урода? Астральные сущности и физические монстры не сосуществуют в одном ареале обитания! Замкнутые границы зоны, амнезия Купера… Давай, библиотекарь, свяжи это. Выдай хоть одну гипотезу, а не набор фактов из неовикканской энциклопедии для современных ведьмочек.