Эта издевка резанула ухо. Норману пришлось призвать все свое самообладание, чтобы не заявить, что в таком тоне он вести разговор не собирается: любое сопротивление грозило еще больше вывести Доу из себя. «Он постоянно на взводе», – напомнил себе Норман. Но разве в этом была вина Нормана?
– Я думал над разными теориями, – проглотив раздражение, покладисто сказал он. – Временная петля как часть аномальной зоны или…
– Нет, – отрезал Доу. – Я сказал: объясни мне взаимосвязь.
Он что, правда не понимает? Норману не верилось, что ему приходится объяснять такие очевидные вещи:
– Именно ее я и пытаюсь найти. Взаимосвязь. Закономерность, которая бы связывала все, что ты перечислил!
– Норман, – вмешался Кэл, – ты ведь сам говорил, что Самайн – общий для кельтов праздник. Типа. Кельты. Весь остров. Но у нас есть четкий географический радиус, и его центр – тут.
Под издевательским взглядом Доу Норман почувствовал, как сам начинает раздражаться:
– Я помню, что я говорил, Кэл, и…
– И ты опираешься только на слова старухи, – протянул Доу. – Веришь подозреваемой на слово. Аналитики третьего ранга всегда так работают или только нам повезло?
– Дело не в словах Мой…
– А, так тебе просто понравилась бабуля Смерть?
– А можно не перебивать меня постоянно? – огрызнулся Норман. Он совершенно забыл про лапшу в руках и вспомнил только тогда, когда чуть не взмахнул рукой с банкой, но вовремя остановился. – Дело в исторической и культурной составляющей, которую вы напрочь игнорируете. Если они верят, что это связано с Самайном, значит, это первое, на что мы должны обратить внимание!
Норман думал – надеялся, – что в какой-то момент, вот сейчас, вмешается Кэл. Скажет: «Парни, хватит», как он обычно делает, – но Кэл молчал.
– Дело в том, библиотекарь, что ты не можешь предложить ни единой стройной теории происходящего. Но критикуешь наши.
«Ваши?» – едва удержался, чтобы не перебить его, Норман. С языка были готовы сорваться обвинения: Доу ни разу не предлагал ничего, кроме навязчивой идеи, что Джемма одержима. У каждой сущности должны были быть методология возникновения, классификация, уровень угрозы – но Доу и сам не мог сказать ничего. Глядя в его суженные в высокомерном раздражении глаза, Норман сжал челюсти, удерживая за зубами справедливые упреки.
С Доу не работали справедливые упреки.
– Я не критикую, – пытаясь сохранять спокойствие, сказал он. – Я пытаюсь объединить наши разрозненные улики и подвести под них общее основание. Оно должно быть, иначе все происходящее не имеет смысла.
– Сайлас имеет в виду, – наконец сказал Кэл, – что смысл сейчас имеет только то, с чем мы можем реально иметь дело. Понимаешь? Ниточки, за которые мы можем потянуть. За исчезновение девочки и Йена – можем. За Самайн, чем был он ни был… Ну, я не вижу, как бы нам к этому подобраться, чтобы это было эффективно. У тебя есть предложения? – примирительно спросил он.
– Нет у него предложений, он просто тратит наше время, – сказал Доу, и Норман почувствовал, что готов выплеснуть лапшу ему в лицо. Плохой знак. Нужно было заканчивать этот разговор. – О, очень по-взрослому, – заметил Доу, когда Норман протиснулся между ними, чтобы уйти, – давай, обижайся, почему нет.
Но Норман уже вышел в коридор, а затем закрыл за собой дверь в комнату, отрезая от себя оставшиеся в столовой разговоры. Злость отрезать не получилось – она проникла в комнату вслед за ним, словно навязчивая рука на плече. Пошел он к черту. Пошли они оба к черту!
Когда он повернулся, Киаран полулежал на кровати, глядя на него со своего места почти взволнованно.
– Все в порядке, – сказал Норман голосом, по которому было слышно, что он откровенно лжет. – Просто немного поспорили. Как ты?
Днем, до прихода остальных из леса, Киаран проснулся и выглядел почти как обычно. Норман даже не стал предлагать ему боярышник – и вылил, решив, что давать растения с сильными магическими свойствами далеко не лучший вариант для сверхъестественного существа. Но сейчас он выглядел больным: влажные волосы сбились на лбу, как будто он был в испарине, а лицо было совсем бескровным.
– Думаю, я простыл, – слабым голосом сказал Киаран. – Когда проснулся, был в порядке. А сейчас… расклеился.
Норман подошел ближе и, немного посомневавшись, подсел к нему на кровать. Вблизи вид у Киарана был еще более лихорадочным.
– Киаран, – хмурясь, спросил Норман, – ты разве когда-нибудь болел?
Тот не ответил, натягивая рукава куртки на запястья, но Норману и не требовался ответ. Конечно нет. Он энергетический вампир, и они не болеют, если могут насытиться. А значит…
– Это связано с Кэлом?
Взгляд Киарана заморозился в одной точке – где-то на остове кровати напротив. Но Норман все равно продолжил:
– Может быть, тебе недостаточно…
– Нет, – слишком резко ответил тот. Его взгляд дернулся к лицу Нормана. – Простите. Нет. Я получаю… Я нормально… Мы… Я не хочу об этом говорить, – наконец остановил он себя и повторил: – Простите. Это неприятная тема. Извините. Не обижайтесь, пожалуйста.
– Я не обижаюсь, – терпеливо ответил Норман. – Я только лишь хочу выяснить: ты знаешь, что с тобой происходит?
Сначала Киаран молчал. А затем, когда ответил, голос его был выверенно-ровным:
– Нет.
Но, как он ни старался держать лицо, ему все равно не удалось скрыть от Нормана правду: в том, как он отводил взгляд и как сжимал руки, и в этом коротком «нет» все кричало об испуге. Киаран не знал, что с ним, и это его пугало. Норман коротко кивнул. И деловито спросил:
– Это может иметь отношение к голоду?
– Нет. Вряд ли. – Но затем Блайт признался: – Я не знаю.
И испуг в его голосе зазвучал еще громче. Норман отмел порыв его успокоить; сначала необходимо было исключить те причины его недомогания, которые проверить легче всего.
– Тогда я схожу за Кэлом и приведу его, хорошо? – спросил он.
Киаран ничего не ответил. Только продолжал смотреть так, словно не знал, чего боялся больше: того, что с ним происходит, или того, что будет, если вмешается Кэл.
– Можно, Киаран? – повторил Норман.
И только после этого Киаран еле слышно ответил:
– Да.
Как и всегда, библиотекарь сдался первым – Сайлас чувствовал злорадное торжество, несмотря на то что соревноваться с Эшли было словно пинать ребенка. Он вообще не умел выдерживать конфронтацию. Что ж, Сайлас не собирался быть милосердным к кому-то только потому, что у этого кого-то были проблемы с отстаиванием собственного мнения.
Махелона объявил, что займется дровами, и смылся на улицу – психопат, потому что Сайлас лучше удавится, чем снова выйдет за порог до завтрашнего дня, – и в столовой остались только они трое, с Роген и Купером. Так себе компания, поэтому Сайлас ретировался в кухонное тепло, с содроганием думая об очередной ночевке в ледяной комнате. Иногда он просыпался посреди ночи оттого, что холод пробирался под куртку и слои одежды, и долго не мог заснуть, оцепенело глядя в потолок.
Даже думая об этом, Сайлас ощутил, как холодеют ноги. Он как раз кинул чайник на железные прутья плиты, когда следом за ним в кухню зашел Купер. Он плотно прикрыл за собой дверь и некоторое время молчал, словно зашел спрятаться и теперь не знал, куда себя деть. Сайлас тоже ничего не говорил – что ему с ним, посплетничать?
Впрочем, как оказалось, общая тема для разговоров у них все-таки имелась.
– Послушайте, Доу, – начал Купер, понизив голос. – Если… если дух не внутри человека… Он все равно может как-либо им управлять?
– Нет, – однозначно ответил Сайлас, подпихивая дверцу жаровни. – Для того чтобы управлять телом, любой сущности необходимо вселение.
Ему даже не нужно было спрашивать, чем вызван неожиданный интерес Купера. Он и так прекрасно знал. Видел.
– Тогда, может, вы где-то совершили ошибку или…
– Она тебя достала? – скептично перебил Сайлас, оборачиваясь.
Ответ вслух не требовался: все сказало лицо Купера. Великолепно. Она его достала – и он больше не может находиться с ней в одном помещении. Как и половина агентов Управления.
Сайлас не ошибся в процедуре энтитации. Раз за разом он делал все правильно. Прошлая ночь тоже вышла для него бессонной – и за долгие часы до прорезавшего темноту крика Сайлас успел разобрать каждое свое действие по кирпичику. Каждое движение рукой, каждый слог заклинаний, каждую реакцию Роген на реагенты.
В его действиях не было ошибки. А значит, ритуал прошел правильно – и либо сработал, но Сайлас не понимал как, либо ошибка крылась в его изначальных умозаключениях. Весь этот день он провел, думая над тем, что, быть может, библиотекарь в кои-то веки оказался прав.
Косвенные симптомы. Влияние аномальной зоны, а не духа. Может быть, заклинания, какой-то аркан, который методы Сайласа не могли обнаружить. А может быть, у Роген просто сдавали нервы.
«Чушь, – шептало все внутри Сайласа, – это дух, и ты это знаешь».
– Если да, то это не одержимость, Купер, – тем не менее сказал Сайлас, отпивая из чашки. – Это просто ее дерьмовый характер.
Он отодвинулся, чтобы Купер не стоял слишком близко и не пришлось по-идиотски запрокидывать голову. С тем, что Роген выше его на полголовы, Сайлас свыкся, как свыкаются с плохой погодой или с уродливым видом из окна, но рост Купера откровенно действовал ему на нервы.
– Я знаю, что агент Роген… Интенсивная. Можете мне не рассказывать об этом, Доу, – он понизил голос еще больше, почти до шепота. – Но дело не в этом.
Сайлас отметил, что Купер выглядел не на шутку встревоженным.
– Она ведет себя так, будто хорошо меня знает… Но факты, которые она обо мне говорит… Они ненастоящие.
Сайлас потребовал:
– Конкретнее.
Купер открыт рот, но тут же замолчал – послышался характерный звук, с которым ставят друг на друга тарелки, и шум, с которым Роген поднималась на ноги в столовой. Затем – шаги. Чем ближе к кухне, тем медленнее становились, пока не затихли вплотную к двери.