Купер стоял посреди дверного прохода – а за его спиной…
Оно было повсюду. На стенах, на кроватях, покрывало пол и оставленные вещи, стекало с окон и наползало лужами к порогу. Не осталось ни одного неоскверненного места.
Вся комната тонула в черноте.
27. Кто я, по-твоему?
Она долго стояла в темной предрассветной кухне. Уперлась руками по обеим сторонам раковины, позволяя холодной воде капать с подбородка, ударяясь о металлическое днище – бум, бум, бум, – и наблюдала, как сумерки на улице медленно наливаются серым.
Ночь выдалась бессонной.
Джемма не могла бы составить из нее четкую картинку – все превратилось в сумбурную мешанину из отрывистых кадров.
Бескровное лицо Блайта; чернота, вязкая, как жидкий битум, просачивающаяся сквозь половицы; руки Нормана, все в черных пятнах; Блайт, откинувшийся на простыни, и густые капли, сползающие по его щекам.
Но никто, кроме Джеммы, этого не видел.
«Я не вернусь отсюда в своем уме», – отстраненно подумала она, невидящим взглядом гипнотизируя силуэты деревьев в полупрозрачной дымке. Она не могла сказать точно, но, кажется, еще полчаса назад ее почти не было – туман начал сползаться в долину к утру.
А может, ей и туман мерещится?
Хватит. Джемма прожала язычок умывальника, набирая полные ладони воды, и снова плеснула себе в лицо. Доу прочел ей целую лекцию о симптоматике в попытках убедить, что у нее в башке дух, – и все, что он говорил, сводилось к: «Видения есть? Одержимая!» Но Джемма не была одержима. И если так… Значит ли, что это происходит в самом деле и остальные по какой-то причине этого не видят?
– Вздор, – пробормотала она сама себе, вытирая текущую по подбородку воду тыльной стороной ладони. За уши притянуто. Да тут все за уши притянуто, тут ничего не сходится, ничего не…!
Хватит, с усилием повторила себе Джемма, жмурясь. Прекрати. Ты запуталась. Ты провела ночь без сна, пыталась откачать энергетического вампира, переживала за Кэла, тебя трясло от этой гадости вокруг, подруга, выдохни. Тебе нужно успокоиться. Отойти на шаг назад, вынырнуть из этого болота, чтобы поднять голову и оглядеть ситуацию целиком. Как там говорил Норман? Вернуться к началу. Верно. Когда все это началось? С появления черноты на трупах? Или раньше – с той твари, которую они встретили в лесу? Тогда ты увидела ее впервые?
Нет, раньше. Ты видела ее раньше. Намного раньше.
Башня возвышалась над ней, словно столб черного огня, уходящий в небо. Джемме казалось, что она не сможет рассмотреть ее вершину, даже запрокинув голову. Камень был черным, таким черным, словно сделан из самой черноты. А потом оказалось, что это и не камень вовсе: чернота шевелилась, извивалась, была живой. Джемма зачарованно протянула руку, чтобы дотронуться, но…
В окне на втором этаже кто-то стоял.
Джемма вздрогнула. Этот давно забытый сон всплыл в памяти, возвращая ее в самое начало. В первый день в Ирландии. К первому сну, который послал ей Купер.
Купер дал тебе амулет. Купер подселил в твою голову Нечто, а затем пропал. Это Купер видел всю эту бесовщину. Это Купер ее боялся. Не ты. Делай вывод, девочка, ну же.
Проблема не в тебе – проблема в Купере?
«Наши сознания смешиваются», – услышала она его голос.
Джемма открыла глаза, уставясь вниз, на капли воды, падающие в раковину.
Мысль поразила ее своей простотой. И очевидностью.
Почему она вообще решила, что переплетение их сознаний распалось сразу же, как они нашли Купера в реальности? Паранормальный сукин сын никогда не сидел в ее голове, но ведь она его чувствовала. Могла дотянуться до него через сны… Прямо в голову Купера.
Холодок пополз по ее спине.
Доу был отличным спецом. Если он говорил, что здесь замешана потусторонняя тварь – у него были на это основания. Но Доу не знал Купера. Не мог отследить странности в его поведении. Не мог…
…видеть его глазами.
– Твою мать, – Джемма с силой прикусила губу. – Вот дерьмо. Вот гребаное дерьмо…
А затем кухня впустила в себя Мойру – почти бесшумно, Джемма только краем глаза увидела, как открывается дверь.
– Ты мешаешься, – строго одернула ее Мойра, тоже подходя к раковине. Когда Джемма отодвинулась, она оглядела ее здоровым глазом от макушки до пят. – Кошмарно высокая. Кошмарно худая. – И совсем неодобрительно: – У тебя есть жених?
Джемма не дала себе подумать об откинутой руке и крови на асфальте. Вместо этого показала большим пальцем в сторону:
– Целых пять, мэм, – ответила она, – в соседней комнате.
Мойра цокнула, отворачиваясь и доставая из шкафа кастрюлю:
– Бесстыжая. Вы, американцы, все такие. – Седая голова неодобрительно качнулась. – Беспардонные. Не уважаете традиции. Не помните своих корней. Иди отсюда, – шикнула она, надевая фартук.
Да уж. А с Норманом, по его словам, общалась душа в душу.
Джемма ретировалась из кухни. Там обнаружились Кэл и – Джемма сглотнула тяжелый комок в горле – Купер, молчаливые и невыспавшиеся. Оба подняли к ней головы, но Джемма проскользнула мимо, в комнату: ей нужно было время все обдумать.
– И это не… А, вот ты где.
– Я-то да, – ответила Джемма, заглянув в спальню из дверного проема. Она старалась, чтобы ее голос звучал бодро. – А вот вы чем заняты?
Доу, стоящий в сумраке предрассветной комнаты с горящей свечой в руке, выглядел до ушлого мистически. И глупо: во всех своих свитерах и куртке он был похож на кочан капусты, и легкий флер загадочности делал этот вид комичным.
– Доу освящает помещение, – ответил Норман. Он сидел с ногами на кровати, втиснувшись в куртку вместе с коленями. – На всякий случай, для Киарана. Скажи ему, что нужно попробовать греческий вариант начитки.
Брови Доу приняли изгиб, который Джемма смогла идентифицировать только как безысходную ненависть к роду человеческому. Глядя на это, она уточнила:
– А сам?
– После вчерашнего я с ним не разговариваю, – хмыкнул Норман.
Благослови бог Нормана Эшли. Джемма не помнила, что там между ними вчера случилось, ей было не до того, но вряд ли причину, почему Доу заслужил бойкот, потребовалось бы долго искать. Норман еще долго продержался: любой другой на его месте еще в первый день отказался бы иметь дело с Доу или давно разбил бы ему нос.
Доу отвернулся от них, проходясь по комнате и бормоча себе что-то под нос.
– Как там тело? – спросила Джемма, протискиваясь мимо него к кровати, и тут же, не дожидаясь ответа, хлопнула по спальному мешку. – Эй, тело, как ты?
Мешок зашевелился, а потом ресницы Блайта задрожали, и он сонно приоткрыл глаза. Выглядел он, по мнению Джеммы, уже лучше, чем ночью, когда его три раза вывернуло. Без озноба, больше похожего на эпилептическую тряску, кто угодно выглядел бы лучше.
– Не трогай его, Джемма, – запоздало спохватился Норман.
– Все в порядке… – едва слышно пробормотал Блайт.
Ага. Уже разговаривает. Прогресс.
– Ну то-то же, – Джемма еще пару раз хлопнула куда-то в плечо, – оклемаешься, не боись.
Или нет. Но этого она говорить не стала.
За целую ночь они так и не пришли к выводу, что с Блайтом могло быть не так. Кэл чувствовал себя нормально – не отлично, но когда кто-то из них тут в последний раз вообще чувствовал себя на все сто? – и никаких отклонений в себе не ощущал. Норман настаивал, что Блайта нужно – господи – «накормить», но Кэл сказал, что не представляет, как можно «накормить» создание в отрубе. «Нам нужно разговаривать для этого, – он устало тер лицо, сидя рядом с бессознательным Блайтом. – Как ты думаешь, он сейчас в состоянии вести беседы?»
На огонек заглянула даже Мойра, разбуженная их криками. Взглянув на Блайта, она почти вызверилась на Нормана и начала спрашивать его, почему он не сделал то, что она велела. Оказалось, у нее был для Блайта какой-то чай. На этом моменте Джемма не выдержала – выскочила на улицу, не в силах находиться в комнате, переполненной черной мерзостью, и не в состоянии больше выносить цирк, в котором старая ведьма поит помирающего леннан-ши чаями.
Тем не менее к утру Блайту полегчало. То ли от бабкиного травяного сбора – черт знает, помогал ли боярышник, но для энергетических вампиров он был безвреден, так что Кэл одобрил, – то ли просто спал острый приступ.
Приступ чего – вопрос остался без ответа.
Блайт сонно моргнул на Доу, что-то бормочущего возле него, заворочался в мешке:
– Я… Заснул на моменте… – голос у него был слабым и тихим. – Когда вы спорили из-за свечей. – Он попытался подтянуться, чтобы сесть в кровати, опираясь на спинку, и Джемма, плюнув на его жалкие потуги, сама подтянула его за подмышки. Блайт оторопел, но удивиться достаточно сильно у него, видимо, не хватило сил. Он перевел взгляд на Нормана. – Получилось что-нибудь?
– Не-а, – устало произнес тот. – Ничего, что можно было бы расценить как тлетворное темное влияние потусторонних сил.
Судя по выражению лица Доу, единственная потусторонняя сила, которая готова оказывать тлетворное темное влияние, – это он сам в ближайшем обозримом будущем. Он коротко дунул на свечу и убрал в крепление специального пенала. Джемме приходилось работать с разными гоэтиками: у кого-то были чехлы с «Хеллоу Китти», кто-то таскал принадлежности в мешочках, купленных на «Амазоне», кто-то вообще не заморачивался. Доу был почти единственным, кто с такой педантичностью относился к хранению магического инвентаря.
Почти единственным.
Она уставилась на окно, место у которого сейчас пустовало. Купер стоял там, неподвижный, как изваяние, все то время, что они, как няньки, носились с Блайтом. Никто не обращал на него внимания, да и Джемме в тот момент было не до него. Но он просто стоял. И смотрел.
«Слушай, Доу, – она представила, как встает и говорит это, – я не одержима, но у меня есть другая подходящая кандидатура. Хочешь прикол?»