Мрачные прогнозы будущего Роген погрузили обоих в молчание. Сайлас шел впереди, оглядывая дома, но мыслями пребывая во всех предыдущих днях здесь, от первого до сегодняшнего. Он снова и снова воскрешал в памяти каждый симптом Роген, пытаясь понять, что упустил.
Его охватила какая-то странная, блуждающая паранойя. Дома казались древнее и заброшеннее, чем были до этого, участки неухоженнее, стекла пыльнее.
– Роген не валяла дурака? – вспомнил он старый разговор. – В Ирландии правда нет змей?
– Джемма… Удивительно, откуда она знает, – голос Эшли звучал глухо и нерадостно. – Но да. Ирландия – одна из трех стран в мире, где не водятся змеи.
– И во всех что, скидывали со скал?
– Ну конечно нет, это никак не связано со святым Патриком, – Сайлас хотел дать ему возможность стать ходячим историческим справочником – обычно это помогало Эшли отвлечься. Но не теперь: его голос оставался все таким же глухим, больше похожим на бормотание. – Британия была долгое время соединена с Европой, прежде чем образовался Ла-Манш, а Северный пролив образовался гораздо раньше – змеи попросту не успели перебраться на остров до таяния ледников…
Он замолчал, словно задумавшись, но Сайлас не успел ничего сказать в ответ.
– Доу, послушай… – голос у Эшли был таким, словно ему неловко. Ну что еще? – Борьба со змеями – просто распространенный архетип, ты же в курсе?
А. Вот это.
Даже забавно.
– Конечно в курсе, библиотекарь. – Сайлас огляделся. – Я гоэтик. Мы изгоняем демонов. А самой первой змеей был Люцифер.
Он двинулся к ближайшему дому, ведомый зародившейся тревогой и подозрениями.
– Я надеюсь, ты не сравниваешь себя с демонами, потому что… Доу?
Внутри никого не было.
И тогда Сайлас понял, что изменилось.
– Никого нет, – ошеломленно сказал он, отступая на шаг и чуть не врезаясь спиной в Эшли. Тот отодвинулся:
– Внутри?
– Нет, – не до конца веря своим ощущениям, ответил Сайлас. – Вообще никого нет.
Он никого не чувствовал. Все это время, идя по улицам, он не ощущал ни малейшего остаточного следа чужого присутствия.
– Доу? Я не пони…
Сайлас повернулся к нему.
– Эта деревня полностью пуста, Эшли, – сказал он. – Здесь нет ни одного человека.
Кэл ничего не понимал в проклятиях. В проклятых предметах. В вещах, которые больше не были просто «вещами» – и стали отравлены демоническими силами.
Он многого не понимал – никогда не стремился объять мир и разгадать все его загадки. Люди, попадающие в Управление, часто стремились к знаниям, обладали неуемным любопытством, желали приоткрыть завесу тайн, наброшенную на реальность. Но не Кэл. Он предпочитал просто хорошо выполнять свою работу.
Вот и все.
Вот так он и попался.
Кусок камня на столе перед ним, завернутый в кухонное полотенце («Не трогайте, черт вас возьми, руками!» – сказал Доу), для него ничем не отличался от стола или табуретки. Любого другого предмета в комнате.
Лицо, которое изображал этот камень, бывшее частью чего-то большего, скорее всего какой-то статуи, не вызывало у Кэла ни малейшего трепета. Не вставали волосы на затылке, не шла по рукам таинственная дрожь. Ничего из этого.
Но вот оно – лицо. Лежало прямо перед ним.
Причина, по которой дух внутри Джеммы заставил ее спуститься ночью в колодец.
Но Кэл знал, что не может просто разбить этот чертов камень, чтобы все исправить.
Джемму слегка лихорадило: сидя на скамье, она была взбудоражена, нервна и будто не особо отдавала себе отчет в том, что произошло этой ночью.
– Я не одержима, – повторила она раз в десятый. – И не начинай снова про стадии. Если я еще раз услышу «а вот Доу говорит, что» – я действительно чокнусь!
Ее мрачный юмор, самоирония, желание подраться со всем миром и дерзость до самой последней минуты внушали Кэлу ложную надежду – все нормально. Но глаза не обманешь: за ночь ее лицо осунулось, натянув кожу на широких скулах. Взгляд у нее был бегающий, а руки и ноги словно жили своей жизнью: она тарабанила пальцами по столу, то и дело притаптывала ногой, крутилась, меняла позу. Определения «спокойная» и «статичная» никогда ей не подходили, но на этот раз была в ее движениях рваная резкость, совершенно ей несвойственная.
«Смена поведения, – вспомнил Кэл симптомы, – перепады настроения. Несвойственные движения».
– Ты считаешь, что он прав, – упрекнула его Джемма, глядя ему в лицо, и тут же требовательно спросила: – Почему ты считаешь, что он прав?
Это тоже было ей несвойственно. Игнорировать реальность.
– Помимо очевидного? – уточнил Кэл, выдерживая ее взгляд. Джемма раздраженно пожала плечами. – Я не могу понять, что у тебя в голове. Всегда понимал. А сейчас нет.
Она почему-то разозлилась:
– Так, может, я что-то скрываю?
– Так, может, расскажешь мне?
– Так, может, я бы рассказала! – вспылила она. – Если бы ты верил мне, а не Доу!
– Ты знаешь, что я тебе верю, – сказал Кэл. Джемма хмыкнула, качая головой, и он наклонился к ней, мягко удерживая руку, которая снова начала отбивать дьявольский ритм по столешнице. – Детка. – Запястье у него под пальцами было напряжено, будто Джемма готовилась вырвать его в любой момент. – Я здесь. – Это ее не убедило, и Кэл настоял: – Я тебя слушаю.
Обычно им этого не требовалось.
С самой первой встречи, с того самого дня, когда на взлетно-посадочную полосу крошечного островного частного аэропорта приземлился правительственный самолет, из которого по трапу спустилась высоченная американка, протянула ему руку и сказала: «Ну и дыра тут у вас, без обид, здоровяк», – с того самого дня им не требовалось подбирать слова, чтобы говорить друг с другом. Даже в те первые дни на Гавайях, когда эта кошмарная девица была для него просто кошмарной девицей, – даже тогда они понимали друг друга с полуслова. На одной волне. С самого начала.
Но не сейчас.
Сейчас Кэл сидел напротив нее, не в силах найти такие слова, чтобы они снова понимали друг друга. Джемма поджимала губы так, будто удерживала себя от каких-то неосторожных высказываний. Потом аккуратно вытянула руку. И спросила:
– Когда мы полезем вниз?
– Что?
– Мне казалось, это у меня проблемы с провалами в памяти, а не у тебя, – она досадливо поморщилась. – Наша новая находка. Чудесная уютная пещера. Забыл?
Кэл прекрасно знал это ее состояние. Обычно он находился по другую сторону баррикад – не той, которая должна была выдерживать ярость Джеммы. Он и забыл, насколько это может раздражать.
Кэл откинулся назад. Они сидели все так же близко, но расстояние между ними все равно превратилось в пропасть.
– Детка, ты не можешь пойти с нами.
– Не называй меня «деткой», когда несешь ахинею. Эта штука, – она постучала по виску, – связана с очагом. Если внизу не очаг, то я тогда вообще предлагаю переписать все методички Управления. А значит, мы должны проверить, как оно на меня подействует.
– Мы не будем…
Она не дала ему договорить, взмахивая руками как заведенная:
– Кэйлуа! Поздно! Слышишь? Нет уже никаких «взвешенных рисков»! Или твой обожаемый Доу прав, и я вот-вот поздороваюсь с астралом, и тогда у нас есть время проверить, как эта тварь ведет себя в эпицентре, или права я, и тогда…
Она снова замолчала, неожиданно проглотив окончание. Хотела было отвернуться, но Кэл удержал ее за плечо и вгляделся в ее лицо:
– Права в чем, Джемма?
О чем она не хотела говорить? И почему не хотела?
– В том, что не одержима, Кэл, – огрызнулась она, но Кэл видел, что это был не тот ответ, который он искал. – То, что у меня в голове, – это стук снаружи. А не изнутри.
– Доу говорит…
Джемма вырвалась, вскочив на ноги:
– Да плевать мне, что говорит Доу, Кэл! Не он видит эти сны! Не он ощущает чужое присутствие! Не ему говорить, где иллюзия, а где – реальность! То, что со мной что-то не так, я понимаю и без его! Гребаного! Экспертного! Мнения! – Она со злостью пнула стул, взвизгнувший ножками по полу. – Но это не значит, что я не могу отличить, захватывает мое тело кто-то или нет, черт возьми!
Обычно Кэл сдержался бы. Он бы промолчал, позволяя ее эмоциям заполнить всю комнату, освобождая в ней самой место для здравомыслия; ему всегда было достаточно просто быть рядом, не вмешиваясь. Он и был, он не вмешивался – но все это закончилось там, в колодце.
Кэл тоже поднялся на ноги. Джемма была выше, яростнее, но он занимал в пространстве больше места – никто из них не смог бы передавить другого.
– Будь ты на моем месте, – он понял, что повысил голос, только когда заговорил, – будь это я одержим, Джемма!..
И не стал останавливаться.
– И если бы я нес все это – про сны, про иллюзии, про чужое присутствие… Что бы ты делала на моем месте?
– Я знала бы, что ты достаточно силен, чтобы справиться с этим. И если бы ты сказал, что не одержим… – Она развела руками. – Я бы тебе поверила.
– Это чушь!..
– Ты никогда бы, – перебила она, – никогда не сказал бы ничего, в чем не уверен. Ты никогда бы не заставил меня поверить тебе, если бы не верил себе сам. На сто процентов.
Это было правдой, конечно, но Джемма выворачивала ее в нужный себе аргумент, чтобы провести его. И внутри у Кэла тонко зазвенела струна раздражения. Особенно когда Джемма настояла:
– Так что тебе – тебе бы я поверила.
Чувство вины? Она на этом пытается сыграть? Это не решит проблему – вина никогда ничему не помогает!
Он отрезал:
– Это дешевая манипуляция, Джемма.
Она выдохнула горький смешок:
– Удивительно. Знаешь… – И подняла глаза к потолку, качая головой. – Правда, удивительно. Теперь, когда я говорю правду, ты видишь в этом дешевую манипуляцию. – Она резко оборвала себя. – Я иду с вами вниз. Это не обсуждается, Махелона.
Кэл молча смотрел ей в спину, пока не хлопнула дверь спальни. А потом взял кружевную салфетку и накинул на то место, где только что отбивала пальцами одной ей слышную мелодию Джемма, – на кровавые отпечатки, оставшиеся после этого. Это была новая кровь, старую смыли, как только пришли домой. Она снова разодрала пальцы, барабаня ими по столу.