Даже не поморщилась.
Когда она вскочила на ноги с забинтованными стопами, когда пнула стул – ей должно было стать больно. Но она не обратила внимания.
Даже не почувствовала.
«Она на Пороге, Махелона, – раздался голос Доу. Слова, сказанные им, когда они подняли Джемму на поверхность. – Потом начнется фаза захвата – дух будет постепенно вытеснять ее сознание. А знаешь, что нас ждет впереди?»
Кэл прикрыл глаза, но даже эхо Доу было неумолимо:
«Гребаный криз. Слом последнего сопротивления».
И Кэл не мог это предотвратить.
Оказалось, что не с любым врагом можно справиться хорошим ударом или пулей подходящего калибра. Не любого врага можно побороть силой, тактикой или хитростью.
И даже зная, что чувство вины никогда не решает проблему, Кэл все равно ощутил, как оно обвивает его изнутри.
«Это твоя вина».
Потому что Доу был прав.
33. Аве Норман Эшли
Доу ошибался.
Осознание крутило нервы, распирало ее изнутри. Джемма знала, что ведет себя как припадочная, но теперь не могла успокоиться – на это не было сил.
Джемма молча остановилась над Блайтом, лежащим на краю кровати. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, а затем Блайт прикрыл глаза, то ли возвращаясь к потревоженному сну, то ли делая вид, что спит. Не хотел разговаривать при нем?
Купер даже не обернулся, когда она вошла в комнату. Здесь были только он и Блайт, лежащий ничком на кровати. Спальня выходила окнами на северную сторону двора, и рассвет добирался к ней с опозданием: отсюда казалось, что на улице еще темно. Купер казался высокой темной тенью, застывшей у серого окна.
«Я тебе верю», – сказал Кэл. Может быть, он сам верил в то, что говорил; Кэл бы не смог врать ей в лицо. И дело не в том, что он не смог бы ее обмануть, – Кэл никогда не считал нужным врать.
Но на самом деле верил он не ей.
Она словно наяву видела, как он переменился бы, если бы она сказала ему, что Купер все это время был одержим. Как он выпрямился бы, медленно кивнул. Сказал бы: «Я тебя понял». На его лице бы это не отразилось – Кэл прекрасно умел держать лицо, когда хотел, – но в этот момент он окончательно бы уверился в том, что она одержима.
Внутри у Джеммы выли инстинкты, но она все равно постучала костяшками по каркасу кровати, привлекая внимание:
– Эй. Хочу попросить фотку.
– Что? – Не ожидая услышать именно это, Купер все же полуобернулся. Лицо застыло в удивленной маске, знакомой и незнакомой одновременно.
– Фотку, – беспечно повторила Джемма, – твою. Семейную.
– Вы с ума сош…
Он оборвал сам себя, поняв, что сморозил. Джемма сдержала рвущийся наружу смешок, только широко улыбнулась:
– Да ладно. Скажи это вслух, я не обижусь.
– Зачем вам фотография? – нахмурился Купер, скрещивая руки на груди в защитном, отгораживающемся жесте. Жест был знакомый – и очень… куперовский. Только вот обмануть Джемму он уже не мог.
– Я… я не знаю, – Джемма подбавила в голос искренности. Она тоже умела носить маски, так что в эту игру можно было играть вдвоем. – Мне хочется, чтобы она была у меня. Я же одержимая. У меня карт-бланш на странные желания.
Она его. Не твоя.
– Вы хотите, чтобы я говорил честно или, как они, – Купер едва качнул головой в сторону столовой, – делал вид, что все в порядке?
Джемма ухмыльнулась:
– О как.
– Здесь только Доу говорит то, о чем все думают.
– О моей умирающей психике? – Джемма изобразила пальцами кавычки. – Цитирую великих.
Купер в ответ решительно кивнул:
– И об этом тоже.
Он как-то резко, всем телом развернулся, и элегантный разлет его плеч занял весь обзор: Джемма не видела ни окна, ни подоконника – только Купера и его хмурое лицо. В груди екнуло, но туман, так долго скрывавший правду, уже рассеивался, не давая ей забыться.
Его ладонь опустилась на ее запястье – Джемма не успела убрать руку.
Прикосновение обожгло холодом: несколько секунд Джемме казалось, что она сможет снять его руку только вместе с собственной некрозной, отмерзшей кожей. Боль была такой сильной, что отрезвила ее, а Купер продолжал говорить:
– Они не замечают. Но я – да.
Его глаза не были прозрачными. Они стали серыми, как залегший в глубине минерал, темными, как сожранный временем камень. В глубине поблескивало что-то золотое.
– Вы думаете, что я вам враг, Роген?
Холодные, мертвые глаза каменного идола.
– Что вам мерещится?
Ручка поворачивается, но он понимает, что дверь закрыта. Дергается яростно: впусти меня, впусти! Рука надежно держит ее. Из-под рукава пальто выглядывает манжет.
– Боже, – с трудом шевеля губами, сказала Джемма, не зная даже, как у нее получается говорить сквозь боль. – Ты про мой срыв на тебя сегодня? Купер, я очнулась в темноте в колодце после приступа лунатизма. То, что я не в себе, не должно приводить тебя в такую панику. Я злюсь не на тебя. Извини.
Еще несколько секунд этого холода – и она останется без руки.
Купер посмотрел ей в глаза и то ли нашел что-то, то ли, наоборот, нет и вздохнул. Потом убрал пальцы. Джемма сразу спрятала обе руки в карманы куртки, а боль прошла так же неожиданно, как и появилась, – только ледяной холод, сковавший запястье, напоминал о прикосновении.
– Вот. – Он полез в куртку, сброшенную на кровать. – Фотография. Если она вам так приглянулась.
И действительно отдал ей фотографию. Купер бы не смог.
За дверью раздалось встревоженное многоголосие – вернулись Доу и Норман, – затем шаги, затем голос Нормана крикнул: «Мойра! Вы тут?»
Ни Джемма, ни Купер не успели к двери – та открылась раньше, и на пороге появился запыхавшийся Норман.
– Идите сюда, – сказал он. – У нас проблемы.
Когда они проверили деревню, небо из сизого стало светло-серым; начался день. Черные дома пригибались к земле под его тяжестью, немые и опустевшие. Ни лая собаки, ни человеческого голоса – только открытые двери поскрипывали на ветру. Это место лишилось всех звуков, оставив их в нависшем над долиной молчании.
Место, в котором они были совершенно одни.
Кэл не верил в то, что ночной снегопад мог скрыть уходящую толпу: даже от группы туристов остались следы, что уж говорить о жителях целой общины. Но реальность противилась здравому смыслу: деревню окружало белое полотно нетронутого снега.
– Исчезнувшие люди, – шмыгнула носом Джемма, встречая их на ступенях дома Брадана. Сзади нее в прихожей мрачной тенью маячил Доу – против Глеады. Два – ноль.
Исчезла даже Мойра. Это почему-то не поразило Нормана – тот сделался непривычно тих, – но стало еще одним неприятным сюрпризом для Кэла. Он был уверен, что заставит старуху рассказать, что не так с Джеммой. Что сможет уговорить ее помочь; потому что, несмотря на все ее недосказанности, он был уверен, что она не на стороне Йена.
Даже если предположить, что она смогла выскользнуть из дома незамеченной, даже если она знала – «еще не стемнело», – что ночью что-то произойдет, и даже если это было связано с приступом Джеммы… Она отторгала происходящее в деревне. Почему она молча ушла?
«Ты не видишь дальше собственного носа!» – всплыл ее голос в голове.
Уже сидя в доме, грея лицо над чашкой, Кэл из последних сил пытался думать практично, как привык: так чего именно он не видит?
Этот вопрос преследовал его с того момента, как Доу ворвался в дом. Пока они обыскивали дома и сараи, обходили улицы, искали отпечатки подошв на снегу. Снег все падал и падал, и Кэл ощущал, как тот засыпал их в этой низине – в яме, из которой нет выхода.
– Это бред, – сказал Доу, держась ближе к плите. Они все, кроме Киарана, который снова уснул, собрались в кухне, пытаясь отогреться. – Мы столько раз рыскали вокруг! Нигде нет даже намека на тайное укрытие. Даже на группу туристов – не говоря уже о целой деревне!
– Значит, они там же, куда увели туристов, – рассеянно ответил Кэл. – Просто мы пока не нашли, куда именно.
– Может, тогда сменим курс? – предложил Купер из-за его плеча. – Сначала лес, потом проверим пещеру?
Кэл отпил чай. На вкус тот был как вода и горячей безвкусной волной окатил пустой желудок. Нужно поесть. Сохранять трезвый рассудок. Расставить приоритеты.
– Ты их слышал: «пока не стемнело». Они дождутся темноты, – мрачно предрек Доу, – и перебьют нас всех прямо тут. Мы у них на ладони. В чертовой ловушке.
– Тогда тем более надо сосредоточиться на том, чтобы вычислить их местонахождение и…
– Нет, – отставив чашку, перебил Купера Кэл. – Сначала пещеры.
Восполнить силы. Сохранять трезвый рассудок. Расставить приоритеты.
– Но…
– Сначала Джемма, – отрезал Кэл и повернулся к ним.
С этим никто спорить не стал. Норман, сидящий в углу, возле плиты, наконец поднял голову. Все они посмотрели на Джемму – та стояла возле двери, безучастно рассматривая подошву на своем кроссовке – она начала отваливаться и теперь отходила со внутренней стороны.
– Кстати, об этом, – все так же равнодушно сказала Джемма, не поднимая глаз. Поскребла подошвой по полу, словно решила окончательно ее оторвать. – Я остаюсь.
Кэл уставился на ее лицо. За этим равнодушием он не видел ни одной знакомой мысли. Именно поэтому сказал:
– Ты же хотела идти вниз.
– Я не знаю, за кого ты меня теперь держишь, Кэйлуа Махелона, – подтянув к себе ногу, она стащила кроссовок и принялась его осматривать, – но я прекрасно осознаю ситуацию. Блайт не может остаться здесь один, без Доу не обойтись, Норман будет полезен внизу…
– Я могу…
– Конечно, ты можешь, милый. – Она согнула и разогнула кроссовок, но на Нормана так и не взглянула. – Сидеть тут. Нянчить Блайта. А можешь пойти вниз и помочь делу, особенно теперь, когда твои знания могут пригодиться. Там какая-то древняя чертовщина, а у нас нет никого, кто разбирался бы в древней чертовщине лучше, чем ты.
Она подняла глаза на Кэла.