Кэл не отвлекался на его слова, выхватывая только факты. Он всматривался в лес вокруг, пытаясь найти следы Нормана или Купера, следил за деревьями и кустами, следил за Киараном, чтобы не позволить ему сделать очередную глупость.
– Каждый раз, когда мистер Купер уходил из дома, мне становилось легче дышать. Каждый раз, стоило ему уйти, я почти успевал оклематься. Потом он возвращался – и становилось только хуже. Из меня будто начинали вытягивать силы. Тревога, страх, руки трясутся… Как в лесу. Той ночью.
Кэл втащил его на очередную террасу на склоне и поставил рядом. Развернул лицом к себе и спросил:
– В таком случае почему ты не сказал, когда заметил?
Киаран отвел взгляд, но этот вопрос не требовал ответа: Кэл прекрасно его знал. Дело было не в том, что Киаран боялся кому-то сказать, – не тогда, когда рядом с тобой есть Норман Эшли, и они оба это знали. Причина была в другом.
– Ты понял это только тогда, когда тебе это объяснила Джемма, – ответил Кэл за него. – Задним числом.
– Я не…
– Ты не знаешь, так ли это в самом деле. Не знаешь, в Купере ли причина. – Киаран посмотрел на него, и Кэл пожал плечами. – Самообман. Ты можешь неосознанно подтягивать факты под единственную теорию, которую тебе дали. – У миз Роген была хоть какая-то теория, – огрызнулся он, – все остальные ничего не предлагали, и я просто лежал там и уми…
Кэл перебил:
– Я думаю, ты умираешь не из-за Купера. А из-за Джеммы.
– Чт… Что?
– То, что мучит Джемму, использует Купера как спусковой крючок, – пояснил Кэл, снова толкая его вперед. – Как только мы достали парня из пещеры, этот… Дух перешел в активную фазу, чтобы довести Джемму до ручки. А когда он вошел в активную фазу – это отразилось и на тебе. Как и той ночью в лесу, когда тебя приложило сильнее, чем всех нас. То же самое.
– Но… – растерялся Киаран. – Она сказала…
– Одержимые могут быть очень убедительны, Доу ведь предупреждал.
Особенно если этот одержимый – Джемма.
– Я…
– Ты вчерашний подросток, которого затащили в мир, к которому он не готов, – Кэл наконец сказал это вслух. – Я сорвался на тебе, но случившееся – моя ответственность. Я не буду убивать тебя за свою же ошибку. Но на этом все.
На сей раз взгляд не был злым и обвиняющим – Киаран всматривался в его лицо растерянно, словно искал там что-то. Кэл не знал, что именно, но не был уверен, что хотел, чтобы Киаран это нашел. Именно поэтому он собрался продолжить путь – на этот раз снова вниз, преодолевая бурелом, – но, когда потянул Киарана за собой, почувствовал сопротивление.
– Это работает в обе стороны, мистер Махелона, – сказал тот, когда Кэл обернулся.
– Ты можешь говорить на ходу?
Но Киаран не сдвинулся с места, и Кэл вздохнул. Если бы он хотел, он мог бы перекинуть мальчишку через плечо и потащить силой, но толку-то. Киаран был упрямым и цепким, словно клещ.
– Что, – спросил он, – что работает в обе стороны?
– Самообман, – ответил Киаран. – Неосознанно подтягивать факты под единственную теорию, которая кажется вам самой здравой. Кэлу понадобилось несколько мгновений, чтобы понять, о чем он.
– Причиной может быть миз Роген, – пояснил Киаран. – Но также и мистер Купер. Пятьдесят на пятьдесят. Нет ни одного факта, который стопроцентно указывал бы на то, чья теория верна.
И закончил:
– Любой из вас может оказаться прав.
– Мы заслужили это наказание. Все, кроме Брадана. Мне нужно было его спасти. Надо было выйти на улицу и выстрелить в него – тогда бы он не оказался там, внизу. Он бы просто умер, мой мальчик. Мой глупый внук.
Она повторялась, но Норман понял: это из-за того, что ее силы заканчивались. Возможно, ей потребовались они все, чтобы привести его сюда, через ветер и сопротивляющийся лес…
Он чувствовал себя виноватым, когда перебил ее:
– Мойра, пожалуйста, мне нужно знать. Что мы можем сделать против Самайна?
– Он мне приснился, – снова переключилась она. – Мне снились все они, там, на холмах. Только мне. Потому что я ему подходила. Я была такой особенной, мальчик… В мире осталось мало таких, как я.
– Мойра… – он положил руку ей на локоть в надежде удержать растворяющееся сознание.
– Когда мы оказываемся здесь, они нам снятся. Они ходят кругами по ходу солнца, они строят круги, поют песню и ждут прихода огней. Поэтому мы знаем. Поэтому мы знаем. Поэтому мы знаем.
– Что вы знаете? – прошептал Норман, чувствуя, как тело под пальцами медленно превращается в пустоту.
– Ты задаешь вопросы. Ты мне понравился. Ты непохож на Брадана, нет, больше похож на меня. Брадан, мой мальчик. Мой глупый внук.
Ее голос неожиданно стал серьезным, сосредоточенным:
– У древних кельтов Самайн – это замкнутый цикл, в котором успевают начаться и завершиться любые события, сколько бы они ни длились: сутки, год или вечность. Будто затянутые в спираль, верно?
– Как нам поймать Самайна? – повторил Норман.
– Мне казалось, что ты умный, – голос снова изменился, став громким и раздраженным. – Или только книжки можешь читать? Сны о той ночи, – она снова сорвалась на бормочущий шепот, – мне снятся сны. Всем нам снятся. Всем, кто ему подходит.
Она вытянула вверх узкий палец с желтым ногтем:
– Ты понял? И ему тоже.
У Джеммы почти получилось. Нужно было лишь еще немного времени.
Будь здесь Кэл – он бы заметил. Конечно, он бы заметил, и у Джеммы не будет другого шанса: только пока его здесь нет. Пусть даже, когда он вернется, он будет весьма ею недоволен.
А он вернется. И приведет с собой Нормана и Блайта. Это ведь Кэл.
Единственный, в кого Джемма верила после того, как перестала верить в Бога.
Доу отвлекся, да и не был он настолько хорош в связывании, – его проблемы. А Купер… Ну, будь это настоящий Купер, настоящий ликвидатор третьего ранга, настоящий протеже самого Джедая, – он бы тоже быстро заметил. И понял бы ее план.
Он стоял около раковины, опершись бедром на кухонную тумбу, и задумчиво вглядывался в пелену за окном. В этой позе он был повернут к ней боком – и то, что интересовало Джемму, оказалось прямо на уровне ее глаз.
Кобуру ему выдала сама Джемма – еще тогда, перед самым первым выходом в лес в поисках девочки. Сейчас пистолет торчал у него в этой кобуре под мышкой.
У настоящего Купера ей было бы чрезвычайно трудно отобрать пистолет.
Джемма никогда себя не переоценивала: если ты хочешь составлять конкуренцию мужчинам, адекватно оценивай свои возможности. Она узнала это куда раньше, чем оказалась в Управлении.
Мужчины всегда сильнее. Их масса тела больше. Кости крупнее. За рост мышц отвечает тестостерон, и, как бы ты ни старалась, если ты не на гормонах, ты проиграла еще на уровне биохимии. Даже ловкость – это не только о реакции и рефлексах; это о физике и силе инерции. Твоя двигательная сноровка – насколько успешно ты ускоряешься и тормозишь – сильно зависит от массы развитых мускулов.
«Слишком тощая, – сказал ей тренер, когда она впервые пришла на маты. Ей было восемь. – Слишком высокая. Центр тяжести просто смех… А без точки опоры тебя снесут. Шла бы лучше в прыжки с шестом».
Джемма не хотела прыгать с шестом. Джемма хотела побеждать. И, чтобы побеждать, научилась использовать абсолютно все – в конце концов в школе она действительно стала чемпионкой округа по грэпплингу.
Так что все верно: у настоящего Купера ей бы было чрезвычайно трудно отобрать пистолет. Он не проигрывал ей в росте и был отлично тренирован. Джемме пришлось бы попотеть, чтобы уравнять их шансы.
Какая удача, что существо перед ней не было настоящим Купером.
Задачка была простая: не дать ему успеть выхватить пистолет. Раз плюнуть. Джемма никогда бы не стала специальным агентом, если бы не побывала в парочке ситуаций, смахивающих на эту.
Так что главной проблемой для нее был Доу.
Джемма нашла его профиль глазами: тот стоял в столовой, листая дневник Нормана. Она снова перебрала в голове известные ей факты – и на этот раз не для сопереживания.
Налуса фалайя относились к так называемому реалму супериев – сверхъестественным существам, обладающим сверххарактеристиками. Сильнее, чем люди. Быстрее, чем люди.
Никто и никогда не давал Джемме полное досье на Доу, но если вместе с половиной генов от монструозной мамаши ему перешла хотя бы половина ее смертоносности, то у Джеммы будут очень большие проблемы.
Значит, нужно играть на опережение. Прямо сейчас, пока между ними достаточно расстояния, чтобы у нее было преимущество.
Тогда Джемма и заговорила:
– Слушай, я вот одного никак в толк не возьму, – она с кряхтеньем размяла шею наклонами, хрустя суставами. – Вот все понимаю… кроме кое-чего. Подсобишь?
От неожиданности – молчание в кухне длилось долго – Купер как-то странно дернулся. Неуклюже, словно шарнирная кукла.
Сейчас Джемма видела… Яснее. Четче. Вся фальшь этого Купера постепенно обнажалась, как будто его личина больше не могла скрывать противоестественные углы.
Лже-Купер вопросительно посмотрел на нее.
– Ты же виноват в смерти родителей… – задумчиво протянула Джемма. А потом весело добавила: – А тебе будто побоку.
Тишина навалилась на кухню тяжелым одеялом, кажется, даже ветер утих. Лицо лже-Купера превратилось в маску.
– Нет, правда, – Джемма изобразила на лице участие. – Могу сотку ставить, что пожар начался из-за тебя. Да и выжил ты… сомнительно. Там так полыхало, что ты должен был помереть вместе с ними.
– Заткнитесь, Роген, – выплюнул сквозь зубы лже-Купер.
Доу повернул к ним голову. Слишком рано. Не иди сюда. Не. Иди.
– Я-то заткнусь, – Джемма пожала плечами, сползая по стулу. Доу должно было казаться, будто она совершенно расслаблена. – А вот ты как с этим живешь… Ой, ладно, не напрягайся. Я ж так, – ее голос звучал почти равнодушно. – Просто спросила.
– Да что с вами не так, черт возьми?! – лже-Купер развернулся к ней, и выглядел он как человек, едва сдерживающий злость. – Это даже нельзя списать на то, что вы одержимая!