В отличие от современных примитивистов, возвращение к «первобытному коммунизму» Руссо отнюдь не считал возможным или желательным. Идеалом политического устройства ему казались небольшие города-государства, управляемые посредством прямой демократии, с равным голосом всех жителей.
Протоанархистом и сторонником единения с природой был американский писатель, активист и историк, автор концепции гражданского неповиновения Генри Дэвид Торо (1817–1862). Его произведение «Уолден, или Жизнь в лесу» посвящено двум годам, двум месяцам и двум дням, которые писатель провел в уединении в домике на берегу пруда. Впрочем, несмотря на занятия огородничеством и рыбной ловлей, Торо полагается и на помощь друзей, семьи и хозяев дома. Он наслаждается созерцанием природы, близостью к ней и уединением, все эти ценности абсолютизированы в книге, ставшей настоящим гимном такому способу существования. Несмотря на то, что при жизни писателя «Уолден…» не пользовался большой популярностью, в XX столетии произведение было признано одним из важнейших текстов американской литературы.
В конце XIX – начале XX столетия анархонатуризм с его близостью к природе, вегетарианством, нудизмом и свободной любовью широко распространился среди анархо-индивидуалистов Европы.
1960-е же стали временем расцвета и многочисленных хиппи-коммун, часть из которых, наследуя толстовским и анархо-натуристским экспериментам рубежа веков, пыталась полностью отказаться от плодов индустриального и инженерного развития.
Однако антитехнологический активизм ни в прошлом, ни в настоящем отнюдь не ограничивался абстрактными призывами и «опрощенческим» коммунарством.
C 1811 по 1816 год индустриальные районы северной Англии: Ноттингемшир, Западный Йоркшир, Ланкашир – были охвачены восстанием рабочих текстильной промышленности, уничтожавших современные им машины: механизация производства вела к массовым сокращениям и увольнениям.
Их называли «луддитами». Это слово, ставшее нарицательным, происходит от имени полумифического рабочего Неда Лудда, в приступе гнева разрушившего за 30 лет до того два швейных станка.
Позднее, в 1830 году, на юге Англии сельскохозяйственные рабочие организовали такого же рода протест против молотильных машин.
Современные же вооруженные «луддитские» движения Запада озабочены главным образом не исчезновением рабочих мест, а социальным отчуждением технологической цивилизации, а также потенциально опасным изменением окружающей среды под воздействием человека. С этими язвами наших дней они и пытаются бороться.
Самым известным из антитехнологических террористов, бесспорно, является Теодор Качинский, он же Унабомбер.
Бывший профессор математики Гарварда, нашедший свое уединенное жилище в лесах штата Монтана, на протяжении двух десятков лет рассылал по почте бомбы, взрывавшиеся в руках биологов, инженеров, специалистов по computer science, владельцев компьютерных магазинов. С 1978 по 1995 год в результате его деятельности 23 человека были ранены, трое погибли.
Свои политические взгляды Качинский изложил в манифесте «Индустриальное общество и его будущее». Он объявил, что его цель – «крушение не правительства, но экономического и технологического фундамента существующего общества». Собственные страхи он описывал так:
«178. Определенно, что еще нужно учесть, так это то, что технология создает для человеческих существ новую физическую и социальную окружающую среду, совершенно не вписывающуюся в диапазон тех сред, к которым естественный отбор физически и психологически приспособил человеческую расу. Если человек не адаптируется к этой новой среде, будучи искусственно реконструированным, он приспособится к ней посредством длительного и болезненного процесса естественного отбора. Первое гораздо более вероятно, чем второе.
179. Не лучше ли свалить всю эту смердящую систему и захватить то, что от нее останется.
180. Технофилы тащат всех нас в крайне безрассудное путешествие в неизвестное. Многие люди осознают кое-что из того, что уготовил нам технологический прогресс, тем не менее они остаются безучастными, потому что полагают, что этот процесс необратим. Но мы (FC) так не считаем. Мы думаем, что его можно остановить, и здесь мы дадим несколько указаний, с чего начать».
Широкое освещение процесса Унабомбера, пойманного после публикации им своего манифеста в газетах The Washington Post и New York Times, привлекло к анархо-примитивизму общественное внимание. Джон Зерзан переписывался с Тедом Качинским, присутствовал на суде, где много общался с ним во время заседаний.
Унабомбер был далеко не единственным. В 1982 году Хаим Нисим, будущий депутат парламента Женевы от партии «Зеленых» (1985–2001), обстрелял из гранатомета место строительства французского атомного реактора Superphénix.
C 1997 по 2002 год активисты «Фронта освобождения Земли» осуществили ряд поджогов исследовательских центров, главной их мишенью были институции, занимающиеся генной инженерией. За полгода до атак «Аль-Каиды» на Нью-Йорк и Вашингтон 11 сентября 2001 года ФБР назвало «Фронт…» главной местной террористической угрозой.
B 2010 году итальянские анархисты из коллектива Il Silvestre, издававшего газету «Дикая природа: антицивилизационные листки», были задержаны в Швейцарии за попытку взрыва строящейся фабрики IBM, связанной с нано-технологиями. В 2012 году другая анархистская группа взяла на себя ответственность за покушение на главу итальянской компании атомной отрасли. Они руководствовались радикально-экологическими мотивами.
Еще одним центром антитехнологических боевиков стала Мексика. Вооруженные анархо-примитивисты, участники движений «Люди, стремящиеся к дикости», «Круг атак – Обсидиановая точка», в 2011–2013 годах рассылали почтовые бомбы ученым и руководителям академических учреждений. В своих коммюнике они утверждали, что их целью является борьба с наукой и технологиями.
Старающиеся повернуть прогресс вспять леворадикальные сторонники первобытного коммунизма обыкновенно уходят от ответа на принципиальное возражение. Ведь переход к охоте и собирательству сделает невозможным существование почти всех из семи миллиардов ныне живущих (плотность населения в таких «идеальных» обществах в сотни раз ниже нынешней). Да и сами активисты если и отказываются от достижений цивилизации, то не далеко уходят в этом от жителей глухих деревень стран первого мира, прямо и косвенно пользующихся множеством технологических благ.
Впрочем, некоторые «борцы с прогрессом» воспримут гибель от голода и холода большей части населения Земли как вполне допустимый, а то и желательный сценарий. Среди них – финский публицист и активист Каарло Пентти Линкола. Он один из сторонников «глубокой экологии» – теории, в которой все живые существа и биологические сообщества признаются равноценными и равнозначными, вне зависимости от того, какую роль они играют в жизни человека. Этим обусловлены и его политические взгляды: Линкола защищает переход к сельскому хозяйству и натуральному обмену при сокращении населения планеты примерно в 10 раз.
Линкола считает возможными и полезными такие методы уменьшения человеческой популяции, как применение ядерного, химического и бактериологического оружия в наиболее густонаселенных регионах мира. По его мнению, одной из важнейших социальных задач является снижение ценности человеческой жизни.
В России же антитехнологические идеи нашли своих сторонников и защитников в ультраправой среде.
Один из самых ярких ультраправых технофобов России – скандально известный предприниматель Герман Стерлигов, заявляющий о необходимости уголовного наказания за занятия физикой, химией и биологией. Он ратует за расселение жителей России по деревням, а также учреждение «всемирного союза непидарасов».
Стерлигов утверждает, что революции 1917 года не было, царь Николай II и британский король Георг V – одно лицо, а Российская империя была передана Ротшильдам для ускоренной разработки ее минеральных ресурсов, найденных «проклятыми геологами».
Как и многие другие радикальные технофобы, Стерлигов олицетворяет собой прежде всего страх – перед будущим, перед изменениями, перед сложностью современного общества и разнообразием человеческих взаимоотношений. Страх, с которым хочется оказаться в далеком прошлом, таком уютном и кажущимся понятным, с простыми целями, социальными взаимодействиями и образом жизни.
Олег МатфатовКому принадлежит ваша жизнь? Биоэтические войны между государством, церковью и наукой формируют будущее человечества
В 2016 году в Мексике родился первый ребенок от трех родителей: митохондриальную ДНК его матери заменили на донорскую, чтобы ребенку не передалось тяжелое наследственное заболевание. С помощью CRISPR можно отредактировать геном будущего ребенка и вырезать из него вредные мутации – схема уже опробована в случае с кардиомиопатией. Женщинам, возможно, вскоре не придется рожать: ребенка можно будет выносить в искусственной матке. Для клонирования человека нет особенных препятствий, кроме этических. Старение объявлено очередной болезнью, которую можно и нужно лечить. Потенциал применения биотехнологий может оказаться шире, чем это представлялось многим научным фантастам – но новые решения ставят человечество перед совершенно новыми вопросами, к которым мы не готовы.
Вопрос о том, как должны применяться новые технологии, касается не только тех, кто их разрабатывает. Биология и медицина меняют наши представления о жизни и смерти; о том, что естественно, а что поддается вмешательству и сознательному контролю. С помощью технологии CRISPR можно не только предотвратить серьезные генетические заболевания, но и, к примеру, избавиться от запаха пота из-под мышек. Но можно ли разрешить родителям определять будущую генетическую судьбу своего ребенк