Приглашаю директора 3-го автобусного парка. Говорю: «Посмотри, у нас есть базы технического обслуживания, а 14-й автобусный парк свою мини-базу создал, поезжай, там будет техническая готовность, посмотри, что там». Он смеется и говорит: «Владимир Борисович, да вы что? Чего там учиться? Я вкалываю с утра до ночи, а он, вы же знаете, любовник начальника планового управления главка». Я говорю: «А это при чем?» – «Ну, они всё решают, как им надо».
Из этих бесед я понял, что успехи коллег не только не воодушевляют, а вызывают какую-то зависть. Я заинтересовался этой темой, проанализировал, изучил и пришел к выводу, что каждый руководитель автобусного парка (а это по 2 тысячи подчиненных) работает на износ, решает огромнейшее число задач, ночью и днем он не спит, пытается добиться результатов – это и коллективные вопросы, и технические, и производственные. Он попадает постоянно «под прокурора» – то по безопасности дорожного движения, то по авариям, то по нарушениям экологических, пожарных и иных норм, и он весь в работе, в делах. Но работы коллеги и того, как работает коллега, ему не видно. Он видит, что тот улыбается, ходит, девушек поглаживает, флиртует и прочее. А то, что показатели у него лучше, просто вызывает зависть: как это он мог добиться таких показателей? Он начинает искать себе оправдания. И находит самые разные причины, почему успех коллеги незаслуженный, поскольку он сам вкалывает больше, а коллега меньше.
Резюме: На практике очень часто менее успешные коллеги считают успех незаслуженным у тех, у кого результаты лучше. Это связанно с завышенной оценкой своей деятельности, когда кажется, что остальные работают меньше. Это нужно знать и учитывать в работе.
«Какими нитями пользуются гинекологи-хирурги, вы обязаны знать!»
2003 год. Россия вся не строилась, стояла, а в Москве Лужков придумал систему взаимозачета, когда денег нет и каждая цепочка друг с другом рассчитывается договорами, поставкой материалов, отчетами по работе, а в конце, на финише, уже правительство берет под себя, под свои гарантии кредиты.
Мы как раз построили большую поликлинику рядом с автомобильным заводом АЗЛК на Шоссейной, она осваивалась. Я объезжал новые объекты и решил туда заехать. До этого я побывал на одном из режимных предприятий, мне показали достаточно понятную мне плазменную обработку листовой противорадарной стали, я хорошо знал технологические процессы, поскольку сам инженер и работал на оборонном предприятии. меня все там удовлетворило, и я с таким хорошим настроением приехал в поликлинику.
Главврач меня водила по помещениям, которые только еще оснащались, и вот мы заходим в гинекологическое отделение. Ясно, что там кресла, шторки, столики, все прочее. Она меня подводит к маленькому столику и начинает говорить: «Вы знаете, Владимир Борисович, у нас самая большая проблема – это, конечно, нитки. Вот они лежат. – а они там бантиками были связаны, восемь или девять вариантов: тонкие, толстые, белые, серые. – вы же знаете, вот эти нитки для внутренних работ, с ними гинекологи работают. но они бывают такие, такие, такие, вы же это знаете, а вот эти – для наружных работ, это вы тоже хорошо знаете, а эти на случай разрывов и порывов, и это вы хорошо знаете». Я слушал-слушал, потом перебил и говорю: «Извините, мы в каком отделении находимся?» Она говорит: «Как в каком, гинекологическом». А я говорю: «Вы знаете, я по образованию инженер, и перед вами я был на одном заводе, где все было понятно и приятно, но здесь я не разбираюсь: где, кто, какими нитками шьет, а вы мне рассказываете, да еще и убеждаете меня, что я же знаю. Я ничего этого не знаю». А она руками всплеснула даже: «Как? Вы префект, вы же должны знать, разве вы не знаете этого?» Этим она меня просто убила, а особенно той искренностью, с которой прозвучал ее вопрос. И это лишь маленькая зарисовка, каких в жизни каждого руководителя будет много.
Резюме: Всегда нужно помнить, что у большинства людей, с кем приходится сталкиваться руководителю или госслужащему, такое мнение о представителях власти, что те должны хорошо разбираться в самых разных вопросах, в том числе и в сугубо профессиональных. Просто отмахнуться, типа: «Я в этом не разбираюсь» – значит проявить неуважение. Лучше, на мой взгляд, корректно попросить разъяснить вам суть, так как решение подобных задач ранее не входило в вашу компетенцию.
«Ну и дурак же твой Аслаханов!»
Время было опасное, буйное, разгул преступности, и нам, префектам, выдали миниатюрные боевые пистолеты – ПСМ, и мы носили это оружие. Это был 1993 год.
Среди моих друзей был генерал Асламбек Аслаханов – известный человек. Как-то мы с ним пошли в баню, и, пока я раздевался, он увидел кобуру и спрашивает: «Что это у тебя такое? Пистолет?» Я отвечаю: «Вот, нам выдали». Он посмотрел и говорит: «А почему он у тебя чищеный? А почему патрон не в патроннике?» – и начал мне задавать вопросы. Потом говорит: «Володь, время у нас очень страшное, пока ты будешь заходить в подъезд, тебя убьют за 5 секунд. Я тебе советую: когда заходишь в подъезд, у тебя должен патрон стоять в патроннике, пистолет снят с предохранителя и быть у тебя в правой руке. Если на тебя пошел кто-то с оружием, ты его сразу застрелил. Иначе ты не выживешь. Ты получил 16 патронов, у тебя пистолет чищеный, ты должен найти еще 1, 2, 3 патрона, пострелять их и не чистить, вот как я тебе говорю. Если на тебя нападает человек где-то в темном месте – сразу же стреляй на поражение, а второй выстрел вверх. А не чистить, чтобы потом, когда прокурор изымет из трупа пулю, то увидит, что пуля в саже. А ты и скажешь: мол, он пошел на меня, а я ему говорю, стой, стрелять буду, стреляю вверх, а он все равно идет. Тогда я вынужден был предупредительный вверх выстрелить, а потом уже выстрелил в него. Они посмотрят: да, было 16 патронов, у тебя пистолет должен быть чистым, два патрона выстрелил, значит, первый патрон улетел свежий со смазкой, а второй уже был в саже. И прокурор тебе поверит».
Мы долго ходили с пистолетами, и однажды при встрече я пересказал этот наш разговор своему окружному прокурору. Он выслушал, ушел, потом подходит ко мне и говорит: «Ну и дурак же твой Аслаханов! Так ты всех перестреляешь, забудь его рекомендации».
Резюме: Когда у нас было оружие, в любой драке или скандале я знал, что достаточного его достать и сказать: «Прекратить!», чтобы конфликт закончился. Хотя я и борец, и мастер спорта, меня так и тянуло во все эти разборки, чтобы погасить их. И все заканчивалось на словах, народ разбегался. Но я понял, почему оружие позволяет быть более смелым, более нахальным и более решительным, – потому что в крайнем случае ты действительно можешь его применить.
Собянин: «Всегда отвечай “Отлично!”»
Как-то поздно вечером ко мне в кабинет по видеосвязи позвонил Сергей Семенович Собянин и спросил: «Как дела?» Своим оптимистичным тоном он спровоцировал меня на шутку. «Добрый день, Сергей Семенович! – отвечаю я ему. – Ну как вам ответить, есть такая загадка: кто самый большой зануда? Так вот, это тот человек, который на вопрос “Как дела?” начинает подробно рассказывать, как у него дела». Я очень рисковал, потому что это профессиональный вопрос начальника к подчиненному. Понятно, что надо было отвечать по тем проблемам, которые мы сейчас решаем. А Собянин говорит: «Тогда, чтобы не быть занудой, всегда отвечай: “Отлично!”». Звонил он с определенной целью – попросил посмотреть объект, который они планировали посетить с президентом.
С тех пор, кто бы меня ни спросил, как у меня дела, я говорю: «Отлично». И поясняю, что так отвечать приказал Собянин.
Резюме: Вопрос «Как дела?», как правило, дежурный, и не стоит в ответ рассказывать о чем-то, не касающемся собеседника; в сегодняшних условиях сильной и интенсивной загрузки уже через минуту это начинает раздражать. Лучше всего отвечать: «Хорошо» или «Отлично», если не последует конкретный вопрос.
У меня это уже вошло в привычку. Такой ответ очень позитивно, как триггер, действует и на меня самого, и на моих собеседников, как бы переключая на оптимистический лад.
Как «геморрой» испортил аппетит Лужкову
На моем жизненном пути бывало всякое. Случались и такие истории, о которых я до сих пор не писал ни в книгах, ни в учебниках. Но мне хотелось бы сохранить их, несмотря на некоторую, скажем так, «пикантность».
Однажды мы с мэром Москвы Юрием Михайловичем Лужковым по приглашению главного врача 13-й больницы Леонида Семеновича Аронова приехали посмотреть на процедуру лапароскопии. Подобная процедура проводилась впервые – манипуляторы делали операцию без разрезания. Я взял с собой Эмму Васильевну, начальника управления здравоохранения нашего округа. И вот мы все вместе с интересом следили за происходящим в операционной через стекло.
После завершения операции главврач пригласил нас к себе в кабинет на чай. Мы прошли практически через всю территорию больницы в административный корпус. По пути Юрий Михайлович заметил беспорядок и незавершенные ремонтностроительные работы, на что и не преминул указать Леониду Семеновичу. Леонид Семенович стал оправдываться: мол, строители такой геморрой устроили. Юрий Михайлович по-хозяйски велел ему навести порядок.
Тем временем мы пришли в кабинет главврача. Сели за красиво убранный стол: блинчики, сметана, оладьи, мед, чай, кофе. Я положил себе на тарелку всей этой вкуснятины, аж слюнки потекли. Но тут Эмме Васильевне захотелось поддержать мужской разговор. Она говорит: «Ой, вы знаете, вот вы сказали это слово – “геморрой”. У меня муж полковник, он со мной больше не ходит ни на какие мероприятия медицинские, застолья, праздники. Мы за столом говорим спокойно о геморрое, еще о чем-то, а его от этого мутит. А для нас, медиков, слово “геморрой” обычное».
И они начали с Леонидом Семеновичем обсуждать это слово, раза три или четыре упомянув, что оно и на мероприятиях, и в докладах, и везде звучит, и всем нормально.