Питер, Боб и Тодд были настолько едины в своем видении будущего и настоящего, что всех троих стали часто называть одним именем – «Питербобтодд». К тому же все трое были одинакового роста; правда, у Питера были каштановые волосы с пробором, у Тодда – светло-каштановые волосы и круглые очки в проволочной оправе, а Боб был кудрявым блондином с небольшой рыжиной и с лицом херувима. Тодд считал, что космос может устранить все различия. Боб рассматривал покорение космоса как следующий этап эволюции человечества. Питера же интересовала космическая техника, и, кроме того, он просто был очарован космосом как таковым.
Питер и Боб нашли себе дешевые билеты австрийской авиакомпании Arista Air, а Тодд отдельно от них отправился в Вену с подружкой Мэри Энн. Примерно через девять часов полета Питер и Боб были разбужены лаконичным голосовым сообщением, что садиться они будут не в Вене, а в Будапеште. После посадки в Венгрии, которая тогда была еще частью социалистического восточного блока, на борт самолета поднялась военная полиция с оружием и собаками. Боб сразу же решил, что их самолет угнали. Питер достал камеру и собрался фотографировать, но офицер приказал ему убрать ее. Самолет торчал на взлетной полосе, и Питер и Боб ждали, волновались и изнемогали от жары. В конце концов им объявили, что все находящиеся на борту граждане Австрии должны выйти из самолета и сесть в автобус. По-видимому, авиакомпания не уплатила сборы за посадку в Австрии. Питер и Боб остались в своих креслах, и самолет в конце концов вылетел в Вену. Оба они задавались вопросом, не будет ли и остальная часть их поездки столь же необычной.
На следующий день Питер и Боб встретились с Тоддом и Мэри Энн, и все вчетвером отправились на конференцию ООН. У фасада величественного здания, украшенного флагами десятков стран, рядом с грузовиками со спутниковыми тарелками были припаркованы конные кареты. Питер сфотографировал один такой грузовик с надписью «Москва, СССР». Он присутствовал на тематических заседаниях «Завтрашние миротворцы», «Центры дистанционного зондирования» и «Получение информации о землепользовании из космоса». Он сидел за одним столом с человеком, который рассказал ему, что оставил свою научную работу в рамках рейгановской программы «Звездных войн», поскольку считал, что она представляет опасность. Он также сказал Питеру, что у него украли паспорт и что с ним пытается подружиться женщина – агент КГБ.
На второй день пребывания в Вене Питер, Боб и Тодд стояли утром в вестибюле и изучали список ораторов. На следующий день должны были выступать трое. Внезапно Боб взволнованно прошептал: «Смотри, это Артур Кларк!» Тодд не поверил своим ушам. А Питер, не знавший о богоподобном статусе Кларка, спросил: «И что?» Кларк был автором «Космической одиссеи 2001 года», автором идеи геостационарных спутников и футурологом, заслужившим титул «пророка космической эры».
Пока Боб и Тодд глазели на Кларка, Питер сказал: «Давайте подойдем и поговорим с ним». Прежде чем остолбеневшие Боб и Тодд смогли среагировать, Питер уже направился к Кларку, окруженному людьми. Питер пробился к Кларку на расстояние вытянутой руки и показал на Боба и Тодда:
– Мы из SEDS, и…
Кларк просто повернулся и ушел. Питер помотал головой. Он не мог с этим смириться. Боб был смущен нахальством Питера. По мере того как толпа медленно заполняла аудиторию, чтобы послушать Кларка, Питер быстро продвигался вперед и захватил места в переднем ряду сидений. Кларк говорил о будущем телекоммуникационной отрасли. Несколько десятилетий назад он написал известную статью в Wireless World, в которой ввел понятие геостационарной орбиты и предложил использовать космические спутники для глобальной системы связи.
Концепция геостационарных спутников совершенно очаровала Питера, и он решил, что нужно обязательно встретиться с Кларком. Он шепнул Бобу: «Надо с ним поужинать». Боб в ответ только закатил глаза.
По окончании беседы Питер снова перехватил Кларка:
– Мистер Кларк, мы из общества «Студенты за исследование и освоение космоса», и мы бы хотели пригласить вас на ужин, – начал Питер, как только Кларк освободился от интервьюеров. – Вот наш телефон и номер комнаты в отеле. Мы должны рассказать вам о том, что мы делаем.
Кларк посмотрел на трех героев и сказал со своим глубоким британским акцентом:
– Я вам позвоню.
Теперь Питер и Боб сидели в номере на кроватях и смотрели на телефон. Они даже решили поспорить, позвонит Кларк вообще или нет. Питер был уверен, что позвонит, а Боб был настроен скептически. То и дело они посматривали на часы: 17:30… 17:35… 17:50. И вдруг: «дзззинннь». Питер схватил телефон, Боб затаил дыхание. Питер сказал: «Угу, да, хорошо, “Интерконтиненталь”, конечно». И вернул трубку на базу.
– Ну же! – взмолился Боб.
– Это Артур, – бесстрастно сказал Питер. – Он сказал, что не может позволить нам пригласить его на ужин…
Боб вздохнул.
– Он сам приглашает нас на ужин!
Боб даже не мог решить, что делать – обнять Питера или хорошенько врезать ему.
Тем же вечером Питер, Боб и Тодд встретились с Кларком в вестибюле отеля «Интерконтиненталь». Они сели за столик и дальше уже увлеченно слушали рассказы Кларка, юность которого пришлась на 1940-е, о чтении тогдашней фантастики и первых днях его пребывания в Планетарном обществе. Он рассказал о том, как пришел к идеям о геостационарных спутниках связи, и с воодушевлением представил свою концепцию налаживания объединяющих связей на основе общего интереса к космосу. Он встречался со всеми крупными учеными-ракетчиками, реализовавшими космические программы в Советском Союзе, Китае и Японии. «У всех у них одинаковые представления о космосе», – сказал Кларк, призывая Питера, Боба и Тодда думать обо всех студентах, независимо от языка, национальности, гражданства и идеологии, объединяя их на основе общей любви к космосу. «Ориентируйтесь на молодежь», – советовал он. При этом он использовал формулировку, которая нравилась всем: любая достаточно продвинутая технология неотличима от волшебства. Ближе к концу ужина Питер спросил: «Вы не возражаете, если мы будем называть вас “дядя Артур”?» И провозвестник космической эры «дядя Артур» согласился стать консультантом SEDS.
Вернувшись в лабораторию MVL в МТИ, где он работал под руководством профессора Чака Омана, Питер поместил электродные накладки на лицо человека, к которому он относился как к принцу крови. Это был Байрон Лихтенберг, летчик-испытатель, воевавший во Вьетнаме в качестве летчика-истребителя, выпускник МТИ с дипломами инженера-механика и инженера-биомедика и представитель нового поколения охотников до космических путешествий.
Приглашенный в роли специалиста по полезной нагрузке в 1978 году, Лихтенберг испытывал энтузиазм в отношении «Шаттлов», которые, как ожидалось, будут выполнять около 48 полетов в год для проведения научных исследований, размещения спутников и попутно для строительства космической станции. Но прошло уже втрое больше времени, чем планировалось, а «Шаттл» так пока и не летел, и астронавты ожидали, что рейсов тоже будет втрое меньше. Шла зима 1983-го, и в конце года Лихтенберг должен был принять участие в первом полете «Шаттла» к станции «Спейслэб».
Одно из ключевых направлений исследований для специалистов по полезной нагрузке – это так называемая космическая болезнь, а попросту говоря – укачивание, чего крутым парням-астронавтам с «Меркьюри», «Джемини» и «Аполлонов», которые в прошлом все были военными летчиками-испытателями, признавать совсем не хотелось. Первый в мире космонавт, Юрий Гагарин, сообщил, что укачивания в космосе нет. Второй советский космонавт Герман Титов, облетевший Землю 17 раз, заслужил честь стать первым человеком, которого стошнило в космосе. Астронавт с «Аполлона-9» Расти Швейкарт страдал космической болезнью в первый день пребывания на орбите, а Базз Олдрин говорил своим друзьям в MVL, что его, наоборот, очень сильно тошнило при возвращении на Землю.
Итак, Лихтенберг сидел у Питера во вращающемся кресле с электродами, прикрепленными к голове и животу. Его крутили в одном направлении, причем его голова была повернута в другом направлении, пока он не начинал ощущать тошноту. Все данные записывались, и реакции организма сравнивались. Сам Питер и его преподаватели тоже проводили много времени в этом кресле.
Появлялись интересные результаты (например, обнаружилось, что полное восстановление после начала приступа тошноты занимает 35 минут) и новые вопросы. В ходе полета на «Шаттле» Лихтенберг планировал использовать закрепляемый на голове акселерометр, изготовленный специалистами из MVL, с тем чтобы потом представить еще и подробные записи о своих ощущениях. Цель этой работы для MVL состояла в том, чтобы «космическая болезнь протекала, по возможности, вне туалета».
В свободное от экспериментов время Питер и Лихтенберг беседовали о жизни астронавтов. Питер хотел знать, о чем спрашивают на собеседованиях, потому что хотел быть готовым к ним. Лихтенберг сказал ему, что в основном задают вопросы, касающиеся аппаратного и программного обеспечения космических полетов, подготовки, а также влияния выбранной профессии на семейную жизнь. Но иногда задают странные и вроде бы даже глупые вопросы, например: «Каково среднее время жизни красных кровяных телец в вашей крови?», «Не думаете ли вы, что мы фальсифицировали посадки на Луну?» или «Мы слышали, что на “Шаттле” побывали инопланетяне и танцевали с вами на борту, – что вы об этом думаете?»
Питер спросил о шансах стать космонавтом. Лихтенберг ответил, что при каждом наборе НАСА получает заявки примерно от 6000 претендентов, из которых астронавтами, как правило, становятся не более десяти человек, то есть менее 0,17 %. При этом выбор может оказаться «случайным или политическим», хотя процесс отбора все равно чрезвычайно строгий.
Питер вдруг вспомнил, что у него имеется небольшой разрыв сетчатки – последствие давнего удара коленом в глаз во время игры в футбол.
– Так что же, из-за этого меня отсеют? – спросил он.