– Лунный модуль сел на Луну! – с восхищением произнес Кронкайт. – Мы дома. Человек на Луне.
Более 500 миллионов человек, от толп, собравшихся перед экранами в Диснейленде, до американских солдат во Вьетнаме, наблюдали, как Армстронг в белом скафандре и с «кастрюлей» на голове, похожий на привидение, но при этом с весьма внушительной фигурой, вышел из модуля спиной вперед и спустился по ступенькам. Тула смотрела на Питера, тихо надеясь, что сын снова вспомнит, что нужно дышать. «Я у подножия лестницы, – сказал Армстронг. – На поверхности грунт очень мелкозернистый, если смотреть на него с близкого расстояния, почти как порошок. Я собираюсь отойти от лунного модуля».
Часы дома у Диамандисов показывали, что до одиннадцати вечера остается несколько минут. Если смотреть с Земли, Луна выглядела как серп и находилась в фазе роста. Армстронг, ставший первым человеком, коснувшимся поверхности другого небесного тела, медленно поставил ногу с глубоким протектором на поверхность, как бы посыпанную тальком. «Это один маленький шаг для человека, – сказал он, – но гигантский скачок для всего человечества». Пейзаж был безлюдным, но завораживающим, причем пустыня выглядела чистой. Звезд в поле зрения камеры не было, только небо, которое казалось плотным, как черный бархат.
Питер прекратил съемку. Это ощущалось как разница между верой в Бога и присутствием Бога. Сразу и вопрос, и ответ, новая граница старушки-Земли. НАСА сказало – НАСА сделало. А астронавты – это современные Магелланы.
Кронкайт снял очки в черной оправе, потер руки друг о друга и оставил свои отеческие манеры. «Вот след ноги на Луне, – сказал он, – и все сенсации меркнут по сравнению с этой. Армстронг на Луне. Нил Армстронг, 38-летний американец, стоит на поверхности Луны! Посмотрите на эти фотографии – до Луны 386 000 км. У меня нет слов. Вот это действительно событие! Способен ли кто-нибудь еще в мире на что-либо подобное?»
Только к полуночи Тула наконец смогла отправить детей спать. Шестилетняя Марселла уснула раньше, чем ее голова коснулась подушки. Пока Тула укладывала Питера, он в очередной раз сообщил ей, что, когда вырастет, станет астронавтом. Она тоже ответила как обычно: «Это прекрасно, милый. Прекрасно, что ты собираешься стать врачом». Медицина – занятие давнее, известное, а в космосе сплошь эксперименты. Кроме того, в греческой семье первенец всегда шел по стопам отца. Друзья дома уже называли Питера «будущий доктор Диамандис». Тула подарила Питеру детский набор врача, и он иногда просил ее сесть поудобнее, чтобы он мог проверить ей пульс и послушать ее сердце. Врач – весьма достойная профессия для ее сына.
Как только мать вышла из комнаты, Питер включил фонарик, нырнул под покрывало и стал делать записи в своем секретном дневнике. В тени Луна мерзлая, а на солнце горячая. Ему понадобится костюм и подходящая обувь (возможно, подойдут его лыжные ботинки). На Луне нет воздуха для дыхания, значит, ему понадобится кислород. Кроме того, нужны еда, вода и конечно же ракета. Он рисовал новые и новые изображения «Сатурна-5» и астронавтов. Заснул он глубокой ночью среди разбросанных вокруг рисунков и заметок, удивляясь, как же он сможет стать врачом, когда ему необходимо добраться до Луны.
Спустя годы после высадки американцев на Луну Питер наряду с другими машинами начал делать собственные луноходы. У него появилось прямо-таки хищническое отношение к двигателям. Например, как-то исчез двигатель газонокосилки, который позже обнаружился на его машинке для картинга. Потом без вести пропало постельное белье, в конце концов появившееся вновь уже в виде парашютов для карта. Семья Диамандис жила тогда на северной стороне Маунт-Вернона, Нью-Йорк, примерно в получасе езды от самого Нью-Йорка и границы Бронкса, в середине квартала, на улице для среднего класса, в белом двухэтажном доме в голландском колониальном стиле, с синими ставнями, с большим передним двором и узкой гравийной подъездной дорожкой, на которой Питер любил устраивать трамплины для велосипеда. При доме имелись боковой двор и задний двор с вишневыми деревьями и детским игровым комплексом, который с большим трудом удалось собрать отцу и дяде Питера.
Питер вел свой карт (с мотором от газонокосилки, помните?) вдоль по улице от родительского дома, свернул на Примроуз-авеню и направился к вершине огромного холма. Оттуда он, не надев шлем, рванул вниз по Ист-Линкольн, совсем как младший Джон Степп[8], полковник ВВС, который изучал гравитационные силы, катаясь на санях с ракетным двигателем на максимальной скорости 1028 км/ч. «Парашют» карта Питер раскрыл только тогда, когда оказался совсем недалеко от оживленного перекрестка.
Особое наслаждение Питеру доставляли игрушки младшей сестренки: он смотрел на них, наверное, как ворон смотрит на мясистую тушу животного. Когда Марселла получила в подарок новый «Дом мечты Барби», Питер обнаружил, что имеющийся в нем двигатель идеально подходит для одного из его проектов, а в конструкции оконных штор для Барби имеется цепь, которая тоже идеально подходит для автоматизации манипулятора одного из его роботов. Марселлу и родителей это уже не забавляло, а раздражало. Кроме того, Питер вынашивал планы, связанные с разнообразным оружием, например рассматривая устройство для чистки труб как основу для пневматического ружья. Как-то Питер заглянул в это устройство, чтобы выяснить, почему заряды не выстреливаются, и, как на грех, получил комок для прочистки труб прямо в рот. Его отвезли в больницу, и вернуться к своим экспериментам он смог лишь с наступлением ночи. Оценки у мальчугана были хорошие, но учителя писали ему в табелях успеваемости «Питер слишком много говорит» или «Он мог бы работать усерднее, если бы был поспокойнее».
Каждое воскресенье Питер со всей семьей ездил в греческую православную церковь Архангела Михаила около Рослина, где Питер служил алтарником, обязанности которого состоят в том, чтобы подносить ладан, свечи и большой золотой крест, а также помогать при евхаристии. Исповедь от него не требовалась, но он откровенно говорил с добродушным преподобным отцом Алексом Карлуцосом, в частности рассказывал ему, что он регулярно берет игрушки сестры и слишком часто причиняет беспокойство родителям. Рассказал ему Питер и о своей любви к космосу, о том, что это его «путеводная звезда».
Питер рассказал отцу Алексу о своей убежденности в том, что все люди живут в биосфере, представляющей собой некий террариум, жизнь в котором «посеяли» пришельцы. Пришельцы вернулись, по секрету сообщил Питер, чтобы отбирать людей в качестве образцов или рассады, но только в сельской местности, например где-нибудь в Небраске, где они сами будут не так заметны. Отец Алекс любил слушать Питера и понимал, что он не из тех мальчиков, которые довольствуются высказываниями типа «Бог есть любовь». Отец Алекс говорил Питеру, что величие Вселенной является отражением присутствия Всевышнего в нашей жизни.
Как-то в начале весны, объезжая свой золотой Schwinn Stingray, велосипед с бананообразным сиденьем, недалеко от дома Питер наткнулся на мальчика, продававшего пиротехнические устройства. Вскоре после этого Тула и Питер прорабатывали план вечеринки по случаю приближавшегося дня рождения Питера. Естественно, Питер хотел запустить свои новые «фейерверки». Тула, беспокоившаяся по поводу шума, решила, что она может приглушить звук, установив M-80 (Питер продолжал настаивать на ежедневных фейерверках) в куче гравия на узкой подъездной дорожке. Она сказала, что сама зажжет все, что нужно. При этом присутствовал приятель Питера Уэйн Рут с камерой в руках. Тула сказала детям, чтобы они отошли назад, с трепетом привела в действие красные запалы и сама тоже отбежала подальше. Наступила долгая пауза. Их пригородный район числился спокойным. И вдруг раздались звуки выстрелов: боп! боп! Тула крикнула: «Пригнитесь! Все пригнитесь!» Полетел гравий, посыпались стекла, и женщина с детьми нырнули в укрытие.
Когда Тула наконец подняла голову, она увидела клубы дыма и детей с широко раскрытыми глазами. Уэйн так и держал в руках камеру. Каким-то чудом никто не пострадал, и разбито было только небольшое боковое окно их дома. Тула, сердце которой бешено колотилось, ощущала себя так, как будто по всем по ним действительно только что стреляли, и смотрела на Питера взглядом, не обещавшим ему ничего хорошего. Питер постарался по максимуму изобразить печаль и раскаяние, но сам между тем взволнованно думал о силе и возможностях ракеты, приводимой в действие с помощью динамитного патрона.
Летом 1974 года, когда Питер перешел в восьмой класс, семья Диамандис переехала из Маунт-Вернона на Лонг-Айленд. Медицинская практика Гарри Диамандиса в Бронксе процветала. Они перебрались на Лонг-Айленд из-за школы, а также потому, что Тула влюбилась в один столетний дом, рекламировавшийся в New York Times и предлагавшийся уже в течение трех лет. Этот дом площадью 740 м2 располагался у подножия холма и имел выход к местному теннисному корту, бассейну и причалу для яхт. Там, где другие видели невыгодную сделку с последующими крупномасштабными работами по реконструкции, Тула увидела широкие возможности и быстро, комнату за комнатой, привела дом в порядок.
Грейт-Нек – полчаса езды до Манхэттена. Именно здесь Фрэнсис Скотт Фицджеральд поселил своего Великого Гэтсби. Тут и там зеленые газоны, длинные подъездные дорожки, ведущие к собственным домам, и километров пятнадцать береговой линии вдоль пролива Лонг-Айленд и залива Манхассет. Дом Диамандисов находился в Кингс-Пойнте, поселке на северной оконечности полуострова Лонг-Айленд, в округе Нассау.
Питер объявил, что третий этаж дома занимает он, и поместил на самом верху лестницы бело-зеленый знак «Взрослым вход воспрещен!», напечатанный на его новом матричном принтере. Его владения включали в себя три комнаты: одна для сна и учебы, другая для научных разработок (роботы, ракеты, железная дорога, химия плюс эксперименты общего характера), третья для игры в пинг-понг, здесь же пульт изменения маршрутов электрической железной дороги, телевизор, музыка и опять же учеба.