К этому времени Эрик налетал на «Лансэйр-300» три сотни часов и знал все его капризы и особенности управления. Это был скоростной самолет с неубирающимся шасси и с управлением, мягким на малых скоростях и жестким на больших. Эрик выполнял на нем маршрутные полеты, обходил грозу, боролся с обледенением и турбулентностью. Современным высокотехнологичным Центром управления полетами, организованным в планетарии Научного центра Сент-Луиса, руководил Грег. Он должен был находиться там от взлета до посадки. Самолет Эрика был оборудован спутниковым телефоном «Иридиум» и GPS, которая информировала его о местонахождении самолета, его скорости и предполагаемом времени полета. Данные о местонахождении «Лансэйр» обновлялись каждые пять минут.
Эрику предстояло взлететь из аэропорта Рипаблик-Филд в Фармингдейле, Нью-Йорк. Аэропорт Рузвельт-Филд, откуда взлетал его дед и где когда-то Питер запускал ракеты, к тому времени был превращен в торгово-развлекательный центр.
На взлетной полосе Рипаблик-Филда Эрик остановился, чтобы обнять Питера, который должен был прибыть в Париж раньше, коммерческим рейсом, с багажом Эрика. Когда Питер впервые прочитал книгу «Дух Сент-Луиса», он и представить себе не мог, что Эрик Линдберг настолько серьезно отнесется к реализации своей мечты. В тяжелые времена Эрик выручил фонд XPRIZE. Внешний вид Эрика тоже приятно поразил Питера по сравнению с тем временем, когда они первый раз встретились в ресторане в Киркленде. Сейчас Эрик выглядел сильным и здоровым (что само по себе было чудом) и был готов повторить исторический подвиг деда, связанный с большими физическими нагрузками. Питер еще раз обнял Эрика и сказал: «До встречи в Париже».
Эрик, облаченный в оранжевый морской спасательный костюм, расстегнутый до пояса, забрался в кабину «Лансэйр». В отличие от деда, почти не спавшего перед полетом (его разбудил в 2:15 ночи тот самый человек, который дежурил у двери и следил, чтобы никто Чарльза не беспокоил), Эрик спал великолепно – семь часов беспробудного сна. Также в отличие от деда, взлетевшего холодным туманным утром (колеса самолета «Дух Сент-Луиса» специально смазали, чтобы на них не налипала грязь со взлетно-посадочной полосы), Эрик отправлялся в полет прекрасным ясным днем.
Через несколько минут Эрик вырулил на взлетную полосу, и вскоре «Новый Дух Сент-Луиса» поднялся в воздух. Так же как и его дед, Эрик на прощание покачал крыльями, что вызвало восторг у сотен зрителей внизу.
Эрик сразу установил связь с ЦУПом. Всем заправлял Грег: руководил полетом, вел переговоры и анализировал данные. Метеорологи отслеживали погодные условия. Группа специалистов из компании Lancair осуществляла наблюдение за самолетом. Операторами по связи с экипажем были Байрон Лихтенберг, Марк Арнольд и Джо Добронски, они могли разговаривать с Эриком во время полета. В распоряжении Грега были поисково-спасательные группы, находящиеся в полной готовности. Каждые 30 минут Эрик выполнял проверку всех систем: давления масла, подачи топлива, температуры головок цилиндров и так далее.
Примерно через час Эрик наконец успокоился. Он помнил слова деда из его книги: «Моя кабина мала, у нее тонкие стенки, но вопреки разного рода мыслям, приходящим мне в голову, внутри этого кокона я чувствую себя в безопасности… Здесь я ощущаю все элементы погоды, я погружен в них, я зависим от них. За окном мне открывается планета Земля, и достаточно одного взгляда, чтобы увидеть ее красоту и простор. Здесь нет ничего лишнего, только самое необходимое для жизни и полета. Кабина летит сквозь воздух, и в ней я сейчас живу. Я несколько месяцев тщательно планировал оборудование кабины и очень аккуратно устанавливал его. Сейчас я могу расслабиться в этом уединении, обеспечивающем великолепный обзор, и пусть сияет солнце, пусть дует западный ветер, а с наступлением ночи пусть придет буря».
В промежутках между переговорами, контрольными проверками, связью через спутник и разговорами по телефону «Иридиум» Эрик испытал нечто неожиданное и приятное – ощущение одиночества. Тишины не было, работающий двигатель непрерывно гудел. Однако осознание того, что он находится в воздухе один и по своей воле, вызывало чувство покоя. Это было похоже на ликование, охватывающее в конце марафона оставшегося почти без сил спортсмена.
Маршрут Эрика примерно повторял маршрут его деда. Чтобы вычислить кратчайший путь от Нью-Йорка до Парижа, Чарльз приложил к глобусу шнурок. Выяснилось, что на более высоких широтах самый короткий путь от Нью-Йорка до Ливерпуля не пролегает строго с запада на восток, а – с учетом выпуклости Земли – идет по дуге между Новой Англией и Канадой, западнее Новой Шотландии и далее через Ньюфаундленд[58].
Эрик очень обрадовался, когда покинул побережье Северной Америки и начал путешествие через океан. За время, проведенное в воздухе, он видел и грозовые облака, и чистое небо. Эрик наблюдал тончайшие монохромные картины матери-природы с ее изменчивой палитрой голубых и серых тонов. Вместе с ночью пришло утомительное однообразие, которое иногда неожиданно нарушалось проблесками юмора. Эрик вышел на частоту «воздух – воздух», на которой общались коммерческие пилоты, летевшие примерно на 6000 м выше его, и слушал их разговоры. Вскоре они стали расспрашивать Эрика о том, как проходит полет, и о его самолете. Узнав о том, что Эрик – внук Чарльза Линдберга, они еще более оживились. Эрик спросил: «Ребята, попробуйте узнать, есть ли у кого-нибудь на борту парень по имени Питер Диамандис? Он летит из Нью-Йорка, из аэропорта Джона Кеннеди, в Париж, в аэропорт Шарля де Голля».
Летчики компании Delta сообщили, что они попробуют выяснить. Затем в разговор вступили пилоты Air France и тоже пообещали поискать. Наконец летчик компании American Airlines сказал: «Мы нашли его. Что с ним нужно сделать?» – «Разбудить!» – быстро ответил Эрик. Через несколько минут по радио сообщили: «Мы его разбудили, но это кто-то другой». Эрик рассмеялся. Питер, скорее всего, летел бизнес-классом. Вскоре Питера все-таки разыскали, разбудили и сказали, что тут по соседству с ними в небе его друг Эрик Линдберг, с которым он должен встретиться в Париже.
Ночью, летя над открытым океаном, Эрик видел внизу плавучие ледяные горы и вспомнил слова деда о «белых пирамидах – айсбергах, ослепительно снежных на фоне воды». Дед писал: «Я еще никогда не видел такой белизны. Они были как привидения, отвлекали мое внимание от приборов; я видел внизу какое-то новое, незнакомое мне море». Эрик видел облака, по форме напоминающие Большой каньон и производящие такое же сильное впечатление, и, подобно деду, увидел в Луне сходство с потерянным алебастровым шариком от детской игры.
Эрик знал, что его деда одолевал сон, а глаза ему сушил воздух. У Чарльза не было спутниковой связи, и ему не с кем было разговаривать. С дремотой он боролся сам, ну и мысли о друзьях в Сент-Луисе не давали заснуть. Дед писал: «Ну как я смогу посмотреть в глаза товарищам и сказать, что не смог долететь до Парижа, потому что заснул?» И продолжал: «Я потерял контроль над веками – они закрываются, и удержать их не получается. Когда веки закрывались, я встряхивался и поднимал их пальцами». Чтобы взбодрить себя, дед бросал самолет резко вниз и снова взмывал вверх. Наступил момент, когда больше всего на свете ему хотелось спать. Время от захода солнца до рассвета, казалось, будет тянуться бесконечно. Дед Эрика с удовлетворением отметил, что в воздухе его самолет был не очень устойчивым[59]. Эрик тоже устал – предрассветные часы оказались самыми трудными, однако он постоянно разговаривал, то и дело выполнял проверку систем и отвечал на вопросы друзей из Центра управления полетами.
Во время полета связь у Эрика обрывалась только один раз, когда он попал в грозовой фронт. Пока в Центре управления полетами гадали, не случилось ли что-либо ужасное, Эрик наслаждался одиночеством. В эти редкие моменты покоя Эрик ощущал, как его покачивает и баюкает то же небо, которое баюкало его деда. Воздух как субстанция приводил его в восхищение: невидимый, но вполне материальный, обладающий весом и поддерживающий крылья самолета. Он представил себе, что забирается все выше и выше, видит все великолепие Земли из космоса. Эрик летел на современном надежном самолете, в кабине сухо и тепло, а связь скоро восстановится. И он понял, что его дед, лишь слегка защищенный от могучих сил природы, в полете должен был испытывать какое-то прекрасное чувство, которое он, Эрик, может ощутить только мельком.
«“Дух Сент-Луиса” – чудесный самолет, – писал его дед. – Он, как живое существо, весело и плавно скользит вперед… Это не я и не он, а мы вместе совершили перелет через океан».
Когда Эрик увидел побережье Франции, он обрадовался, и в этом, как оказалось, тоже повторил опыт деда. Дело в том, что его дед в свое время крайне удивился, поняв, что он держал и держит верный курс. И сейчас Эрик тоже был на верном курсе. «Ирландия, Англия, Франция, Париж! – писал дед. – Ночь в Париже! Эту ночь я проведу в Париже! Вчера я шел по аэропорту Рузвельт-Филд, а сегодня буду идти по Ле-Бурже. Какими безграничными возможностями обладает авиация, если самолеты могут совершать беспосадочные перелеты из Нью-Йорка в Париж!»
На шестнадцатом часу полета Эрик оказался уже над побережьем Франции. Дед писал, что земля приближалась к нему «как приветственно протянутая рука». Эрику оставалось лететь около часа. Он не выспался и чувствовал себя неважно. ЭЙРРРИК (AIIRRRIK) – так звали его друзья в детстве, потому что он всегда был в движении – катался на лыжах, прыгал, куда-то карабкался. В то время для него имело значение лишь физическое покорение мира, когда он выигрывал разные соревнования и турниры, а в старших классах был единственным, кто мог подняться по гимнастическому канату до потолка на одних руках, без помощи ног. А затем в его жизни была гора Рейнир. И жизнь раскололась на «до покорения вершины» и «после». Его тело стало чужим для него. Исчезло все, что он умел, – так торнадо сметает любимый дом. Надежда оставила его в убогом номере отеля в Миннесоте. Колени ему просто заменили, а в ступню вставили титановую пластину. Он стал стариком, пугающимся собственной тени. Его голубые глаза наполнились слезами. Жизнь в виде этого самолета, этого дня, этого тела, этого момента была просто подарком. Он снова ЭЙРРРИК, и во многом даже лучше прежнего.