Как построить машину. Автобиография величайшего конструктора «Формулы - 1» — страница 45 из 69

то задумали в Ferrari.

Но на 13-м круге Мике удался ослепительный обгон – он превосходно перетормозил Ирвайна в шикане и вышел вперед. Шумахер к этому моменту оторвался на 8,5 секунды, но Мика стал штамповать круги в квалификационном темпе, каждый круг – десятая в десятую. Другими словами, он ехал на пределе.

К 24-му кругу Мика сократил отрыв с 8,5 с до 3,5 с.

Шумахер заехал на пит-стоп, но мы оставили Мику на трассе, полагая, что наш шанс – остаться на старых шинах с низким количеством топлива, надеясь приблизиться к Шумахеру и опередить его во время вторых остановок. В итоге за счет отличного темпа Мики и скорости наших ребят на пит-стопе со второй дозаправки Хаккинен выехал вперед и выиграл гонку. Я помню, как сидел на упаковочной коробке за гаражами после гонки и дрожал от эмоций – с этой победой мы снова были в игре.

Результаты Гран-при Люксембурга означали, что Мика вновь лидирует в чемпионате и на четыре очка опережает Шумахера, а мы лидируем в Кубке конструкторов с преимуществом в 15 очков. Это значило, что все должно решиться на финальном этапе в Японии на трассе «Сузука».

В квалификации Шумахер проехал великолепный круг и завоевал поул, опередив Мику на 0,2 секунды. Это стало ударом – я ожидал, что быстрые повороты «Сузуки» подойдут нашей машине. Тем не менее у нас было преимущество в 4 очка, так что даже если бы Шумахер выиграл, Мика мог финишировать вторым, и этого было бы достаточно для его победы в чемпионате, не говоря уже о нашем триумфе в Кубке конструкторов.

В итоге Шумахер заглох уже на стартовой решетке и вынужден был начинать гонку последним. С замиранием сердца я смотрел, как он прорывается сквозь весь пелотон и к 22-му кругу вырывается на третье место. Это было нормально, и если бы все так и финишировали, мы бы выиграли, но давление было колоссальным. Однако надо добраться до финиша, так что все нервно грызли ногти, пока на 31-м круге у Шумахера не лопнула шина. Он сошел, а мы стали чемпионами мира.

Потрясающее событие! Учитывая, что в последние годы у McLaren все шло не очень здорово, с 1991 года и победы Айртона Сенны команда не выигрывала чемпионатов, так что для Уокинга это было большое событие. Мне тоже было приятно выиграть чемпионат в первый же сезон с новой командой, а для Мики Хаккинена и Марио Иллиена, конструктора двигателей Ilmor-Mercedes, это были первые титулы в Формуле-1. Вечером после той гонки мы неоднократно спели ту самую песню Queen.

Трасса «Сузука» находится на краю парка отдыха с колесом обозрения, аттракционами и так далее, и той ночью там была настоящая вечеринка. Мы все завалились в караоке. Норберт Хауг, спортивный директор Mercedes, который порой воображал себя блюзовым певцом, исполнил Mustang Sally. Рон, как обычно, развлекался своими забавными/пьяными/раздражающими приколами – отдирал у всех задние карманы с брюк. Если вам не везло по-настоящему, то он мог оторвать весь зад ваших штанов. Так что где-то есть масса фотографий, где мы с Марио ходим в брюках с заклеенным изолентой задом.

Хуже всего в той гонке было то, что совсем не удалось выспаться. Ты ложишься в районе четырех утра, а в пять уже пора вставать и ехать в аэропорт. Так что у тебя есть всего один час, прежде чем очнуться в состоянии адского похмелья от саке. Хотя я точно могу сказать, что оно того стоило.

Глава 55

25 июля 1998 года, когда сезон был в самом разгаре, Мэриголд родила нашего второго общего ребенка – и уже четвертого для меня. Мы назвали его Харрисон Уильям Иннес Ньюи. Уильям – дань уважения моему деду Биллу, убитому на Второй мировой войне, отец всегда его воспевал. Правда, когда я позвонил ему, чтобы рассказать ему о появлении Харри и его отчестве, он сказал: «Сынок, его звали не Уильям, а Уилфред».

Я повесил трубку и сказал: «Мэриголд, у нас проблема…»

«У нас нет проблем, – ответила она. – Это у тебя проблема».

Мне пришлось перезвонить отцу и сказать, что имя уже зарегистрировано.

Это было увлекательное время, хотя я совру, если скажу, что впадаю в восторг, стоит ребенку похлопать глазами. Я не то чтобы большой любитель детей, но было удивительно смотреть, как он растет, как развивается его личность. Когда в восемь лет Харри сказал: «Папа, я бы хотел прокатиться на карте», я подумал, что не такая уж и плохая идея. С годами я заметил, что гонщики, с которыми я работал, как правило, были очень яркими ребятами, интересными и разносторонними людьми. Я думаю, гонки учат полезным вещам. Они учат, что если хочешь чего-то достичь, ты должен упорно для этого работать. Быть гонщиком это не просто ходить в гоночном комбинезоне с важным видом. Требуется психологическая и физическая подготовка, тренировки, работа с инженерами, умение преподнести и продать себя, умение справиться с неудачей и оставить плохую гонку позади, нужно уметь анализировать самого себя – а это именно те навыки, которые необходимы для успеха почти в любой области.

Исходя из этого, я сказал: «Хорошо, здорово, пойдем на картинг». Я не заставлял его работать так, как заставлял меня мой отец, но в свою защиту скажу, что Харри было восемь, а не четырнадцать. Много лет спустя он сказал мне, что хочет серьезно заниматься картингом – как некоторые из его школьных друзей. Он бы сэкономил мне прорву денег, если бы сказал это сразу!

Я взял его на местный картодром Blackboosh в Кэмберли – так же, как мой отец возил меня все эти годы. Мы посмотрели, как другие гоняются на картах, и Харри оказался настолько увлечен, что в течение нескольких недель мы купили подержанный карт и небольшой прицеп к моему Land Rover Discovery, чтобы ездить на трассу для тренировок.

Я хорошо поладил с другими отцами. Многие из них знали, кто я такой, но им было все равно, и это было здорово – я так и хотел. Я никогда не ходил на школьные футбольные матчи, когда ты следишь за собственным ребенком и одновременно общаешься с другими родителями на бровке. Они меня не считали своим. Неудивительно, что здесь мне было куда проще.

Мы начали участвовать в гонках, Харри стал ездить лучше. Помню гонку на Уилтон-Милл рядом с Милтон-Кинсом, когда к нам пришел Марк Уэббер. Марк сидел на корточках рядом с картом Харри и общался с ним. Я услышал, как проходящий мимо ребенок сказал отцу: «Папа, у нас нет шансов. Посмотри на него: у него инженер – Эдриан Ньюи, а тренирует его Марк Уэббер».

По мере того как Харри работал над собой, я чувствовал себя все более виноватым, поскольку моя работа мешала ходить на картинг. Тогда я позвонил Ди-Си: «Нужно, чтобы кто-то помог Харри с картингом, – сказал я. – У меня нет времени на это».

«Забавно, что ты сказал. Парень, который помогал мне, Дэйв Бойс, сейчас, возможно, свободен. Он может взять Харри к себе».

Несмотря на то что Дэйв жил неподалеку от Глазго, он согласился и стал очень близким другом семьи, тренером и наставником для Харри. Временами Харри переживал из-за того, что Дэйв работал с ним одним, в то время как другие команды выставляли по четыре-пять картов, и все они ехали плотной группой, прикрывая друг друга. Победить их было очень трудно.

Вместе с этим за надпись «Ньюи» на спине Харри время от времени задирали. Дети спрашивали его: «Почему твой отец такой жадный? Почему не купит тебе экипировку получше?» Некоторые отцы тратили целое состояние на картинг для своих детей. Рассказы о залоге дома – тоже не редкость.

Тем временем Мэриголд и я были солидарны в том, что образование у Харри должно быть на первом месте. Это порой мешало ему, поскольку пилоты новой волны уделяют минимум времени образованию и максимум – трассе. По отношению к своему ребенку я считал эту стратегию слишком рискованной. Льюис Хэмилтон – яркий пример такого пути, но есть масса примеров, когда ребятам исполняется 20 лет, а у них ни карьеры, ни образования. Не говоря уже о том, что у них не было нормального детства и игр со сверстниками.

Наш подход действительно мешал карьере Харри в картинге, однако он пробился в немецкую ADAC Формулу-4, где стал партнером по команде сына Михаэля Шумахера Мика, а совсем недавно стал чемпионом MRF Challenge в классе Формула-2000.

Имоджин тоже любит вызовы. Во время академического отпуска она отправилась в Австралию, чтобы окончить курс яхтсменов, а потом уехала в трехмесячное путешествие – и это в 19 лет. У нее, очевидно, есть страсть к приключениям: она взбиралась на Килиманджаро; участвовала в 7-дневной поездке на собачьих упряжках в Арктике и даже провела 7 недель, ночуя в палатке в Гималаях на высоте более 4300 метров.

Тем не менее эта жажда приключений – лишь одна из черт Имоджин. Она всегда была творческой личностью – талант и страсть, я полагаю, она унаследовала от нас с матерью. Она полюбила рисовать и раскрашивать, как только научилась держать карандаш. Много часов она наблюдала, как я делаю чертежи, ее работой было их потом раскрасить. За годы она довела свои художественные навыки до исключительного уровня и выпустила несколько замечательных работ. И я очень рад, что наряду с артистическим мастерством она проявила решимость характера и организационные навыки, сделав карьеру в области дизайна интерьеров.

Ханна тоже очень артистичная личность. На самом деле, Харри, кажется, является единственным из моих детей, кого этот ген обошел. Ханна – любящая, добродушная девушка с причудливым чувством юмора и истинной любовью к животным. Ханна именно такая, какой кажется. Когда она была маленькой, то во все погружалась с головой – будь то школьная постановка, грязная лужа или танцы. Усердно занимаясь учебой, она получила множество высочайших оценок и дипломов об окончании с отличием, а затем посвятила себя медицине в брайтонской и сассекской медицинских школах. Какие-то дисциплины – анатомия, например – ей нравились больше, какие-то – меньше, но она поняла, что быть врачом – не для нее. Это осознание в итоге сподвигло ее на степень магистра в области медицинских иллюстраций в университете Данди. Идеальный предмет, учитывая ее любовь к искусству и анатомии.