Глава 31Любовь и стрелы
Я переворачиваю последнюю страницу тетради, в которой бабушка описывала свои исследования.
– В этой тоже нет ничего нового, – говорю Элайдже, перед которым высится стопка дневников из исторических коллекций и чужих чердаков.
– Исследование – процесс не мгновенный, он должен быть выстроен по кусочкам. Быстро не значит хорошо. Такой подход к делу ухудшит восприятие, и ты что-нибудь пропустишь.
Легче сказать, чем сделать, когда на кону жизнь моего отца.
– Как насчет миссис Мэривезер? Она очень хорошо знала бабушку. Лучше, чем кто-либо. Может, есть какие-то детали, которые бабушка не записала? То, что известно нашей соседке?
– Возможно. Однако разговор с ней принесет свои плоды, только если ты будешь откровенна.
– Ты слышал наш с ней последний разговор?
На лице его неодобрение. Великолепно. Значит, Элайджа слышал и ту беседу с Джексоном. Это смущает. Я и так чувствую себя неловко, узнав, что симпатичный мертвый парень подслушивает каждое мое слово, а теперь мне становится и вовсе не по себе. Наверное, никогда больше не поведусь с парнями. Я листаю дневник, который только что читала, чтобы проверить, ничего ли не упустила.
– Думаешь, рисунки бабушки могут что-нибудь означать? Это лишь наброски на полях, она не говорит о них ничего особенного.
– Возможно. Позволь посмотреть.
Я протягиваю тетрадь Элайдже. Он рассматривает рисунок и хмурит брови.
– Есть другие?
– Есть, но все они похожи на этот: женщина с длинными волнистыми волосами, изображенная со спины.
Он листает страницы тетради.
– Ни на одном нет ее лица?
– Нет, а что?
– Тебе стоит спросить миссис Мэривезер.
– А в этом есть что-то странное?
– Лучше задать слишком много вопросов, чем недостаточно.
С этим я согласна, но Элайджа явно скрывает кое-какие детали.
– Ладно. Тогда я пошла.
Он кивает и продолжает читать. Выходя через тайный ход, я собираю волосы в высокий хвост. Когда оказываюсь в библиотеке, понимаю, что на улице уже темнеет. Нужно успеть отыскать Наследниц до захода солнца.
– Вот ты где. Где была весь день? – спрашивает Вивиан, когда я подхожу к боковой двери.
– Здесь.
– Я искала тебя, но не смогла найти.
– Должно быть, выходила прогуляться. – Я слышала ее крики, но не испытывала никакого желания отвечать.
Вивиан выглядит неуверенно.
– Должно быть.
– Я к соседям.
– Хорошо. – Она смотрит на золотые наручные часы. – Только будь к семи на ужин. Я сделала скандально большой заказ французской еды.
– Ох… – Слово застревает в горле.
В голове проносится картина, как молодая Вивиан фотографирует в парижском кафе. С тех пор как мы с отцом с ней познакомились, французская кухня стала едой, связывающей нас троих чем-то важным и только нашим. Мы всегда заказывали ее особыми вечерами, например, когда папа возвращался из долгих поездок или в первый зимний снегопад.
– Знаю, ты расстроилась, что не смогла сегодня навестить отца. Я подумала, это тебя развеселит. И мы как раз сможем поболтать. Ты в обморок упадешь, когда увидишь, сколько десертов я заказала.
После найденных утром документов по страховке мне больно видеть, как она пытается быть милой.
– Надо идти, – говорю я, заглушив в душе печаль.
Я выхожу на улицу и направляюсь к крыльцу дома миссис Мэривезер, стараясь выкинуть из головы мысли о Вивиан. Заношу руку, чтобы постучать, но из дверей как раз выходит Джексон.
– Хай. Не думал, что ты дома. Я забегал чуть раньше, но никто не отвечал на стук.
– Правда? Наверное, я не услышала. Твоя мама дома?
– А я-то обрадовался, что ты ищешь меня.
Я улыбаюсь:
– Хотела спросить ее о кое-чем, найденном в бабушкиных вещах.
– Как раз к ней собираюсь. Она на ярмарке в честь Дня памяти в историческом районе Салема. У ее пекарни там палатка. Сходишь со мной?
– Даже не знаю. – Я смотрю на почти скрывшееся солнце. Нужно найти Наследниц.
– Сэм, это твоя первая осень в Салеме. Следующая такая ярмарка будет только через год.
– Ох… я думала как-нибудь поговорить с Сюзанной.
– Она сейчас там. Явилась в тот момент, когда я побежал домой за бечевкой для упаковки коробок с выпечкой. Идем. Там собрался весь город. Будет весело.
Я немного расслабляюсь. Это избавит меня от похода по домам Наследниц. Кто знает, что после прошлого вечера думают обо мне их родители.
– Ладно, идем.
Мы направляемся к дороге.
– Если будешь мила со мной, я, может быть, даже угощу тебя маминым знаменитым пенсильванским хворостом[6].
– А если ты будешь со мной мил, то я, может быть, задумаюсь и не стану снова насылать эту зомби-сыпь.
Мы обменялись веселыми взглядами.
– Рад, что твои мрачность и уныние разбавляет чувство юмора.
На самом деле в мыслях у меня все те же мрачность и уныние. Но просто нечестно вываливать их на Джексона.
– А ты симпатичная для ведьмы.
Конечно же он смеется, но эта шутка такая же странная, как и все, что со мной происходит в последнее время.
– Как думаешь, может ли эта эпидемия сыпи быть результатом колдовства?
– Определенно. Неоспоримая теория. – Джексон смеется. – Из одной серии с призраками и феями.
Худший ответ на свете.
– Надеюсь, не возражаешь, если я спрошу, почему Лиззи сказала, что твоя мама «свихнутая»?
Челюсть Джексона напряглась.
– У мамы был тяжелый период после смерти отца. Она была очень подавлена и какое-то время еще продолжала с ним разговаривать. Не беспокоилась, что кто-то может услышать. И не только это… Суть в том, что многие в городе решили, будто она потеряла рассудок. Даже перестали приходить в ее пекарню. Лишь через пару лет все стало по-прежнему. За это время мы едва не потеряли дом. А Лиззи… скажем, она была зачинщицей этих слухов. К слову, она не была ярой фанаткой твоей бабушки.
Подозреваю, что не только она.
– Ох, Джексон. Не знаю, что и сказать. – Неудивительно, что он так добр ко мне, даже когда вся школа ополчилась против. Он знает, каково это, когда о твоей семье распускают ужасные слухи. – Я готова убить Лиззи за то, что она так тебе сказала.
Ухмылка вновь возвращается на его губы.
– Не позволяй мне вставать у тебя на пути.
Мы подходим к историческому району Салем-Коммон – большому парку в центре города, сейчас полному людей и света. Играет музыка, в воздухе витают ароматы ярмарочной еды. Слуха касается отдаленный гул оживленных разговоров. Джексон проводит меня через толпу к палатке матери.
– Эй, мам. Смотри, кого я нашел на крыльце. Она пришла поговорить с тобой.
– Ох, Саманта! Какой чудесный сюрприз. Угощайся пенсильванским хворостом.
Я не отказываюсь, когда она протягивает мне тарелку вкуснейших полосок жареного теста, посыпанных сахарной пудрой.
– Мам, ты разрушила весь мой грандиозный план.
Она переводит взгляд с меня на сына:
– Саманта не дурочка, Джексон. Нужно было придумать что-нибудь получше, а не обещать мою выпечку.
Я смеюсь: как же хорошо она его знает!
– А теперь, моя дорогая, – говорит миссис Мэривезер, – рассказывай, зачем хотела меня видеть.
Она правильно понимает сомнение на моем лице.
– Джексон, будь хоть немножко полезен и помоги в палатке, пока мы с Самантой перекинемся парой слов.
Джексон заходит в палатку, а я стряхиваю с рубашки сахарную пудру, прежде чем начать.
– Знаю, вопрос странный. Но я разбирала вещи бабушки и заметила, что во всех ее тетрадях есть рисунки женщины с темными волнистыми волосами. Вы что-нибудь знаете об этом?
Улыбка миссис Мэривезер гаснет.
– Шарлотта часто видела кошмары, бедняжка. Особенно ближе к концу. В большинстве из них была эта женщина. Шарлотта не могла разглядеть лица, но звала свое видение «вороньей женщиной», потому что рядом с ней во сне обязательно были вороны.
Я замираю, так и не поднеся руку с хворостом ко рту. Сегодня мне тоже снилась ворона.
– Она полагала, что женщина как-то связана с проклятием Мэзеров, о котором, думаю, тебе уже все известно, раз ты читаешь дневники Шарлотты.
Она поднимает брови. И спасает меня от очередного неловкого вопроса.
– Вы верите, что проклятие существует?
– Не уверена. – Миссис Мэривезер поджимает губы. – Но Шарлотта верила, хоть так и не смогла выяснить, в чем его суть. А Шарлотта была для меня особенной, как я уже говорила. Иногда ты делаешь что-то, потому что веришь в человека, а не во все его убеждения.
Полагаю, сама идея существования проклятия немного сумасшедшая. Я рада, что у бабушки была миссис Мэривезер.
– В этом есть смысл. Спасибо.
– Всегда пожалуйста. Теперь же я сделаю вид, будто ты просто хотела насладиться этой прекрасной ярмаркой. Джексон!
Джексона не нужно звать дважды. Он сразу же спешит обратно.
– Выяснила все, что хотела?
Я киваю и позволяю Джексону утянуть себя в толпу. Может ли существовать какая-то связь между моим сном и вороньей женщиной? Вот бы спросить Элайджу. Я осматриваю толпу в поисках Наследниц, но безуспешно. Зато парочку злобных взглядов в свою сторону заметить удается.
– Баскетбол? – спрашивает Джексон, когда мы оказываемся у площадки одной из ярмарочных игр, в которой нужно забросить мяч в кольцо всего на дюйм шире самого мяча.
Мимо нас проходит пожилая женщина, держащаяся за руку мужа.
– У меня плохое предчувствие. Последнее время в городе было столько несчастных случаев и смертей. Это неестественно, – говорит она.
Пара проходит дальше, и голоса их растворяются в шуме ярмарки.
– Может, сначала найдем Сюзанну? – спрашиваю я, еще больше, чем раньше, ощущая необходимость поторопиться.
– Сэм, если у тебя нет какой-то совершенно неотложной проблемы, я настаиваю, чтобы ты немного повеселилась.
Нужно срочно что-то придумать, чтобы не пришлось объясняться.