Элайджа прерывает меня:
– Где твоя копия «Удивительных знамений колдовства и одержимости» Коттона Мэзера?
– Здесь. – Я роюсь в сумке. – А что?
Элайджа листает страницы и указывает на один из абзацев. Я читаю строчки, и по спине пробегает холодок.
– Это слова из моего сна. Но я еще не читала эту часть текста. Никогда даже не видела этот абзац. – Во сне был молодой Коттон. Я просто его не узнала. – Получается, это был не совсем сон?
– Полагаю, что нет. Расскажи, что в нем случилось.
– Мы были в церкви, в простом зале с деревянными скамьями. Я испугалась и попыталась уйти. Плеча коснулась веревка. Я посмотрела наверх и увидела над головой петлю, а потом проснулась. – Понимание, что это не просто плод моего воображения, делает пересказ особо ужасным.
– И как это связано со смертью Джона?
– Джон схватил меня, мы были за сценой, и я упала на веревки. – Выражение лица Элайджи ожесточается. Очевидно, этой части истории он не знал. – В глазах потемнело, я не видела ничего, кроме веревки, за которую держалась. А потом я заметила над головой петлю, прямо как во сне, только теперь в ней висела девушка. Не знаю, кто именно, волосы закрывали ее лицо.
– Нужно выяснить это. – Тон Элайджи подтверждает мои страхи.
– Если нам удастся предотвратить новую смерть, возможно, это станет первым шагом, чтобы разрушить проклятие.
Элайджа кивает.
– Коттон пытался меня предупредить или запугать? – Мысль о том, чтобы поспать, становится совершенно ужасающей. – Если б только я могла поговорить с ним, как с тобой, без всяких ужасных кошмаров.
– Уверен, его дух присутствует в этом мире не так, как мой. Ни при каких обстоятельствах мое лицо не смогло бы слиться с вашими, как это было во время ритуала. Он – часть тебя или связан с тобой.
Меня мутит.
– И что теперь? Попытаться заснуть и надеяться, что он… Черт, я должна сама его позвать, да? – Это не вопрос. Как я до такого докатилась? Бодрствуя, вижу то, чего не существует в реальном мире, во сне вижу события, которые могут произойти.
– Не думаю, что на этот раз Наследницы тебе помогут. Весь город гудит из-за смерти Джона. Произошло слишком много фатальных несчастных случаев с тех пор, как ты приехала, люди ищут объяснений. Повсюду звучит слово «убийство», семьи Наследниц подозревают тебя. Они не выпустят детей из виду.
Понимание проникает в душу. Я бы тоже не спускала глаз со своих детей. Я необъяснимо и явно связана с появлением сыпи, со смертью Джона и, теперь я понимаю, с петлями на столах в кофейне.
– Ладно. Видимо, придется попытаться без них. Как считаешь, можно ли попробовать провести ритуал где-нибудь не в лесу?
Элайджа задумывается.
– Прав ли я, что каждый раз, когда он являлся, ты была напугана?
Меня не радует направление его мыслей.
– Да.
– Также ты была в лесу, в месте, где вешали ведьм, в месте, которое напрямую относится к нему, – продолжает Элайджа.
– То есть мне нужно отправиться в какое-то жуткое место, которое связано с Коттоном?
– Иногда экстремальные условия или эмоции могут разрушить барьер между живыми и мертвыми.
Я вспоминаю рассказ Джексона о том, как его мать разговаривала с мертвым отцом. В этом есть смысл. Все время, проведенное в Салеме, я так или иначе ощущала давление.
– На Старом кладбище есть могила его брата Натаниэля. – Стоит словам сорваться с губ, и я уже о них сожалею.
– Интересно. Натаниэль был его младшим братом. А ты знаешь, как для Коттона был важен авторитет. Натаниэль был лучше Коттона в учебе и в более раннем возрасте поступил в Гарвард. Осмелюсь предположить, что у Коттона к брату были смешанные чувства. Через год после его смерти Коттон написал «Удивительные знамения».
– И что? Я должна его разозлить, чтобы заставить появиться? – Идея нравится мне все меньше и меньше.
– Со мной это сработало, когда ты села читать письма Эбигейл.
– Чудненько. Нужно взять фонарик. – И вот снова я совершаю ту же ошибку.
Глава 36Сарказм по умолчанию
– А мертвецы обычно зависают на кладбищах? – интересуюсь я у Элайджи, проходя за металлические ворота Старого кладбища.
– Ты спрашиваешь меня, тратят ли духи свое свободное время, бродя по кладбищам в надежде случайно кого-нибудь напугать?
– Ладно, намек понят. – Свечу фонариком под ноги, стараясь не наступать на памятные ведьминские плиты. – Где тебя похоронили?
Несколько секунд он молчит.
– Мое тело пропало.
– Как так пропало? – Я распахиваю глаза.
– Не стоило рассказывать. Сейчас тебе нужно думать не об этом. Но, полагаю, его выкопали. – Элайджа ведет себя гораздо спокойней, чем я, а ведь это его тело.
– Выкопали? Кто мог это сделать?
– Возможно, расхитители могил.
Я вздрагиваю, представив эту картину. Фонарик высвечивает могильную плиту Натаниэля Мэзера в дальнем углу кладбища, под большим деревом. Я уже готова предпочесть нашей беседе разговор с Коттоном.
– Итак, это тот самый необыкновенный брат Коттона.
Элайджа кивает. Я достаю из сумки маленькое одеяло и сажусь рядом с могильной плитой. Кожа покрывается мурашками. Я зажигаю свечу, и маленький огонек отбрасывает блики на могилу Натаниэля – на камне имеется изображение черепа. Если б меня сейчас похлопали по плечу, я бы взмыла в воздух, как персонажи мультфильмов.
– Если помнишь слова, стоило бы попробовать заклинание, которое вы читали с Наследницами.
На самом деле я больше боюсь положительного исхода заклинания, чем провала. Я закрываю глаза.
– Коттон… не знаю, слышишь ли ты меня. Или связан ли со мной. Но мне необходимо узнать некоторые ответы. Кто именно была та повешенная девушка? – медленно говорю я, не уверенная, какие слова лучше использовать. Приоткрываю глаза, отыскивая Элайджу.
Он кивает. Я делаю глубокий вдох. Я смогу. Я должна. Люди и дальше будут умирать. И папа может стать одним из них.
– Коттон, прошу тебя показать мне лицо повешенной девушки. Покажи то, что я смогу предотвратить. То, что я смогу понять. – Я жду ответа. – Покажи, что тебе известно об этом проклятии. Я думаю то, что говорю, и говорю то, что намереваюсь. Знай мое желание и даруй прозрение.
Несколько секунд ничего не происходит. Потом шум ветра в кронах деревьев замолкает, тело мое вибрирует. А затем… ничего. Черт!
– Слушай, святоша. Знаю, что ты пытался заслужить одобрение папочки. Должно быть, тебя просто вынесло, когда младший братик оказался умней. Сразу после его смерти ты написал книгу. А потом сидел на заднице, сложив ручки, пока народ Салема кидался ложными обвинениями, и радовался обретенной славе. Просто отвратительно.
По телу моему вновь разносится вибрация, а из легких вышибает весь воздух. Неведомая сила отбрасывает меня назад, глаза распахиваются сами собой. Кладбища больше нет, я в лесу. Он выглядит иначе, чем в те дни, когда мы были здесь с Наследницами. Деревья большие, дикие. На просеке стоит толпа народу. Я бегу к ним, спотыкаясь о ветки.
Мужской голос зачитывает молитву. Сейчас, почти достигнув края просеки, я вижу, что голос этот принадлежит человеку с накинутой на шею петлей. Перед толпой на лошади восседает молодой Коттон. Я расталкиваю людей, пробираясь вперед, но они ничего не замечают. Коттон кричит собравшимся зевакам:
– Даже злейшие из созданий могут изобразить подобие добра. Не позволяйте словам этого мужчины обмануть вас. Лишь по содеянному им мы должны судить. Я спрашиваю вас: виновен ли он?
Толпа согласно гудит, и повозка выезжает из-под ног мужчины. Он падает, трепыхаясь в петле. Я яростней начинаю проталкиваться между зрителей. В то мгновение, когда я достигаю края, толпа исчезает. Не остается никого, кроме Коттона и повешенного мужчины.
Не могу оторвать глаз от веревки. И пока я смотрю, мужчина в петле превращается в девушку, которая померещилась мне в школе. Девушка обращает ко мне выпученные глаза, и волосы спадают с ее лица. Это Сюзанна. Коттон спрыгивает с лошади и приземляется рядом со мной. Пытаюсь проскочить мимо него, к девушке, но он перекрывает путь.
– Сюзанна! – кричу я. Она задыхается.
Коттон хватает меня за шею, его сильные пальцы сжимают горло, не позволяя мне говорить.
– Ты не поспеваешь за лошадью. Сосредотачиваешься на неправильном, – выплевывает он. Хватка на шее становится крепче.
Я начинаю терять сознание, не могу удержать видение. Пытаюсь оттолкнуть руку Коттона, но все бесполезно. Распахиваю глаза и чувствую, что Элайджа трясет меня.
– Дыши, Саманта!
Я делаю первый тяжелый вдох.
– Сюзанна, – выдавливаю с трудом. – Повешенной была Сюзанна. – Я поднимаюсь, пытаясь отдышаться. – Нужно идти к ней домой. Знаешь, где это?
– Да. Что именно ты видела?
Хочется скорее уйти с кладбища. Я собираю вещи и шагаю так быстро, как только могу. Когда мы с Элайджей выходим на улицу, я рассказываю о мужчине, который читал молитву, и о толпе. Описываю каждую увиденную деталь и каждое услышанное слово, которые смогла запомнить. Особенно Элайджу интересует лицо мужчины в повозке.
– Джордж Берроуз, – заключает он, пока мы шагаем по улицам. – Он был единственным священником, осужденным за колдовство. Его обвинили, назвав предводителем всех ведьм в Салеме. Люди говорили, что перед повешением он читал молитвы. Считалось, что ведьмы на такое не способны.
Я запинаюсь на расшатанных кирпичах тротуара.
– Казалось, народ впечатлен его словами. Ну, пока Коттон не убедил их, что мужчина в любом случае виновен. Так, значит, то, что я увидела сейчас, действительно происходило на судах?
– Не знаю. Нужно отыскать первоисточник этой истории.
– Как думаешь, что он имел в виду, говоря, будто я сосредотачиваюсь на неправильном? – спрашиваю я.
– Возможно, то и имел. Но тогда возникает вопрос, а что именно есть правильное? – Элайджа останавливается. – Дом Сюзанны. – Он указывает на узкую каменную дорожку, ведущую к темно-зеленой двери.