Это нехорошо.
– Беги, Саманта. Выбирайся отсюда, – умоляет Элайджа.
Он не понимает. Одними губами произношу: «Я не могу». Вивиан опускает руку мне на спину, и боль от ее прикосновения скользит вниз, к ногам. Я кричу и отскакиваю от нее.
– Руки! – повторяет она.
На этот раз я подчиняюсь. Она дергает за веревку, обматывая ее вокруг моих запястий, связывая руки за спиной. От давления веревки ладонь начинает кровоточить слабее, и теплые ручейки крови больше не бегут по моим пальцам.
– Вставай на табурет. – Взгляд ее задерживается на круге, а потом Вивиан вновь отходит к столу.
Сердце стучит так сильно, словно сейчас проломит грудную клетку. Я захожу в круг и встаю на первую ступеньку табурета, пытаясь балансировать без помощи рук. Вивиан наклоняется над столом и хватает край старого серого шерстяного одеяла. Элайджа помогает мне удерживать равновесие.
– В левом кармане, – шепчу я, пока Вивиан тащит одеяло к кругу.
Он достает из толстовки маленький пузырек с зельем. Я переставляю правую ногу на сам табурет, и Элайджа вновь поддерживает меня, помогая сделать последний шаг. Вивиан поворачивается к нам. Она бормочет что-то себе под нос, и петля сама по себе перекидывается через мою голову. Веревка грубо царапает кожу шеи. Волосы прилипают к вспотевшему лицу, я отплевываюсь от них. Смотрю на свернутое одеяло, в котором явно что-то лежит, и у меня сводит желудок.
– Полностью повернись в ее сторону, – говорит Элайджа. – Не позволяй видеть свои руки.
Я перетаптываюсь так, чтобы скрыть руки. Теперь только Элайджа и Наследницы могут их видеть.
– Я поймаю тебя, – обещает он.
Сглатываю. Повешение – один из худших вариантов развития событий, которые я представляла.
Она помешивает ингредиенты в большой миске, пока Элайджа ослабляет веревки на моих руках. Не так сильно, чтобы они сразу спали, но достаточно, чтобы в любой момент можно было освободить руки. Зелье «истины наизнанку» он вкладывает в мою здоровую ладонь. Вивиан в последний раз смотрит на меня, проверяя, рискну ли я передумать. Теперь представляю, как чувствовали себя на судах все те люди три сотни лет назад, когда стояли и смотрели, как их обвиняют друзья. Люди, которых они знали всю жизнь.
– Как ты могла? – спрашиваю я, и голос мой дрожит.
Она щелкает пальцами, и табурет вылетает у меня из-под ног, вырываясь из круга. Тело мое с головокружительной скоростью падает вниз, веревка скребет шею, сдирает кожу. Но руки Элайджи обвиваются вокруг моих бедер до того, как петля примет весь вес. Я кашляю и задыхаюсь.
– Расслабься, Саманта, иначе не сможешь дышать! Если я подниму тебя выше, она поймет, что я тебя поддерживаю, и сделает тебе больно иначе. Прошу, перестань бороться. Прошу!
Я хватаю ртом воздух, но вздох больше напоминает хрип.
– Саманта! – раздается из-за спины крик Сюзанны.
Вивиан смотрит на одеяло и принимается монотонно начитывать заклинание:
– Жизнь и смерть смыкают круг. Пусть иссохнет плоть живая, смерти унося недуг.
Элайджа мерцает. Захват его рук слегка ослабевает, а петля затягивается на моей шее. Вивиан повторяет слова. Когда они звучат в третий раз, я начинаю понимать смысл. Обратить вспять жизнь и смерть? Секундочку. Значит ли это, что заклинание должно сработать и на ней? Если удастся, я смогу обратить его против нее.
Вивиан делает порез на пальце и смешивает свою кровь с моей. Затем выплескивает кровь в большую чашу с остальными ингредиентами ритуала. Элайджа начинает мерцать яростней.
– Боюсь, скоро я не смогу тебя удержать, – говорит он, напрягаясь.
Шерстяное одеяло, лежащее неподалеку, начинает дрожать, а затем уголки его распахиваются. Спрятанный внутри скелет садится. Мне хочется закрыть глаза, но они отказываются подчиняться, продолжая наблюдать за разворачивающейся перед нами жуткой картиной. К горлу подступает рвотный позыв, а веревка сильнее врезается в кожу. За спиной раздаются удивленные вздохи Наследниц.
– Как смела ты! – возмущается Элайджа.
Скелет движется к Элайдже, словно Вивиан управляет им невидимыми нитями. Он вливается в тело и обвивает костлявые руки вокруг моих бедер вместо хватки духа, не позволяющей мне упасть. Улыбка Вивиан исчезает, когда она осознает, где на самом деле находится Элайджа. Ногти ее впиваются в стол.
Времени больше не остается. Я снимаю веревку с запястий, жесткие волокна царапают по открытой ране, и открываю пузырек зелья истины. Вивиан возносит чашу с кровавым зельем над дневником Элайджи и позволяет трем каплям упасть на обложку. Ничего не происходит.
– Сейчас, – шепчу я, откидывая веревку.
Элайджа и его скелет поднимают меня, помогая вытащить голову из петли.
Вивиан отставляет чашу и смотрит на дневник так, словно он предал ее. Одним быстрым движением я оказываюсь на полу и мчусь к ней с открытым пузырьком зелья. Девушка открывает первую страницу, и защитный амулет выпадает из дневника. Рот ее распахивается.
– Ты! – визжит она, выбрасывая руку в воздух и сжимая пальцы в кулак.
Какое бы заклинание она ни использовала, от него сердце мое сжимается и наполняется болью, словно его вырывают прямо из груди. Я кричу и из последних сил заставляю себя двигаться дальше.
– Перед смертью ты будешь страдать! – кричит Вивиан.
Мне приходится собрать все оставшиеся крупицы силы, чтобы рвануть вперед и выплеснуть зелье. Движения мои резкие и рваные, и пузырек, вылетев из рук, вертится в воздухе, забрызгивая нас обеих. Вивиан ахает, когда зелье касается ее кожи, и опускает руки. Боль в сердце постепенно стихает. Я втягиваю воздух в горящие легкие.
Она принимается бормотать заклинания с безумной скоростью, волосы ее белеют, а кожа покрывается морщинами. Всего за несколько секунд зелье истины полностью лишает девушку молодости, обнажая бесконечность. Она становится семидесятилетней старухой. Я сосредотачиваю все внимание на чаше с кровавым зельем и в два шага оказываюсь у стола. Тянусь к чаше, но Вивиан оказывается быстрей и успевает ее отодвинуть.
– Нет! – кричу я, пытаясь найти хоть какое-нибудь оружие против нее.
Одной рукой я хватаю дневник Элайджи вместе с защитным амулетом, а другой – зажженную свечу. Подношу ее к дневнику так, что кончик пламени почти касается старых страниц. Все это происходит так быстро, что на пару секунд, пока мы оцениваем друг друга, в зале воцаряется абсолютная тишина.
Одной ладонью Вивиан закрывает лицо. У нее появляются каштановые пряди волос, а кожа местами молодеет. Но трансформация эта лишь частична, словно наши заклинания борются друг с другом.
– Не думала, что тебе подвластно творить подобные заклинания, – говорит она. – Полагаю, благодарить нужно этих ничтожных дур. – Она замирает в замешательстве. Морщинистая рука взлетает вверх, закрывая рот. – Почему я сказала это? Что случилось? Что ты сделала со мной? – Голос звучит глухо.
– Что я сделала с тобой? Это ты – гребаная мачеха, которая хотела меня повесить!
Произнесенные вслух, эти слова кажутся еще хуже, словно они внезапно становятся реальными. Пытаюсь сосредоточиться на мысли, что эта женщина не выглядит как моя Вивиан. И какая-то часть меня хочет верить, что это действительно не так. Мы смотрим друг на друга с противоположных концов стола. Она – с зельем, я – с дневником и свечой. У каждой есть то, чего жаждет другая. Глаза ее пронзительные и непокорные. Впервые с момента трансформации она напоминает мне родную Вивиан.
– И ты хочешь меня убить моим собственным заклинанием.
Правда ее слов достигает меня.
– Да, хочу. – О, черт возьми! Почему я сказала это вслух? Нет! Зелье истины действует и на меня.
– Так или иначе, но ты отдашь мне дневник.
Она указывает на меня пальцем, и рука с дневником начинает двигаться прочь от свечи. Я крепче сжимаю защитный амулет и концентрируюсь.
– Нет, пока я могу воспользоваться защитным амулетом. – Я отступаю и останавливаю руку. – Что за дерьмовое заклинание. Оно должно было заставить тебя рассказать мне о своих планах, а не наоборот.
В зале воцаряется тишина. Даже Наследницы молчат. Я кидаю на них взгляд.
– Вот так, рядком, вы напоминаете мне ведьм во время групповых повешений на салемских судах. Секундочку. – Я вновь обращаю взгляд на Вивиан. – Ты привела четверых. Почему не одну, не двух? – Прикусываю язык, чтобы воздержаться от болтовни, и понимаю, что проглядела. – Это ты несколько веков убивала потомков ведьм, да? Так же, как когда-то в тысяча шестисотых.
– Да.
– Зачем? – выпаливаю я. – Они ведь просто жертвы.
– Эти жертвы необходимы. Суды убили моего Элайджу. Я уничтожаю причастных к этому. – Она топает по полу босой ногой и бормочет что-то себе под нос.
Мысли мои мечутся в голове и вылетают изо рта:
– Система. Узор смертей. Ты пыталась уничтожить нас всех каждый раз, когда считала, что сможешь сотворить заклинание, которое вернет его к жизни, я права? Возможно, смерти даже часть заклинания. Неудивительно, что все мои родственники мертвы. Но как ты узнала, что Элайджа будет в Салеме? – спрашиваю я, частично злясь на нее, а частично на себя за то, что не могу вовремя заткнуться.
– Когда ты нашла письма Эбигейл, я уже знала: он придет, чтобы прогнать тебя.
Глаза мои расширяются.
– Ты использовала меня как приманку.
Она в отчаянии скрежещет зубами:
– Я знала, что, если вышвырнуть одежду из шкафа, ты в итоге отыщешь письма. Знала я и то, что он возненавидит тебя только за то, что ты Мэзер. Мрачная тень, нависшая над старой комнатой его сестры.
– Сработало. Он возненавидел меня. – Я презрительно сужаю глаза – выражение, которому научилась у нее. – Но тебя он тоже ненавидит.
Низкий крик вырывается из ее горла:
– Хватит! – Вивиан указывает пальцем в мою сторону. – Гори!
Пламя свечи изгибается, устремляясь ко мне. Оно облизывает порезанную руку, заставляя выронить свечу. Она падает на пол и гаснет. Я прижимаю дневник к груди.