Щелчок, скрип.
Я смотрю на бьющихся в петле Сюзанну и Мэри, и страх с беспомощностью окутывают меня, подобно черному туману. Я пытаюсь перебороть собственное тело, но оно не движется.
– Но они умрут! – умоляю Коттона.
– Тогда останови эту женщину, – отвечает он моими губами.
Глаза Вивиан искрятся любопытством.
– Ты не позволяешь мне, – говорю с такой тяжестью, что почти уступаю своему горю. – Разве ты не понимаешь? Она хочет, чтобы я повторила случившееся на судах. Доказала, что мы с тобой одинаковые.
– Они не могут дышать, Сэм. – Голос Элис удивительно спокоен. Она медленно подвигает свой табурет к Сюзанне, чтобы та могла поставить на него ногу. Элис действительно делает что-то. По крайней мере, пока табурет не вылетает у нее из-под ног. Щелчок, крик.
Вивиан сглатывает и отрывает голову от пола. Кровь сочится на волны ее каштановых волос.
– Убей ее, Сэм! – визжит Лиззи. – Она причинила боль моему брату и твоему отцу. Брату, единственному человеку, на которого я могла положиться! – Голос ее дрожит, глубокая печаль вырывается наружу, как вода из разбитой вазы.
Вивиан пожимает плечами, и табурет Лиззи тоже отлетает в сторону. Щелчок. Четыре повешенные девушки, смерть бесчисленного множества других людей и безопасность отца давят на меня, зависнув над головой, словно далекая буря.
– Я спасу их, – уверяю Вивиан, собирая каждую крупицу храбрости, чтобы исполнить эти слова. Веревка Сюзанны закручивается, и девушка поворачивается ко мне, волосы падают ей на лицо. По ярко-красным щекам текут слезы. Ты верила в меня, Сюзанна. Элайджа верил в меня. Я зажмуриваюсь, на ресницах выступают капельки слез.
Когда вновь открываю глаза, я концентрируюсь на деревянной балке, к которой привязаны веревки. Нужно сломать ее. Это единственный способ освободить всех четверых сразу. Я встаю прямее, борясь с порывами поддаться слепящей панике и удушливым хрипам, заполняющим комнату. Представляю, как балка раскалывается по центру, как трескается дерево. Я собираю в душе весь ужас и разочарование, мысленно ударяя по балке. Собираю каждую крупицу оставшейся силы и направляю на этот старый кусок дерева. Слышится слабый треск. Сердце сжимается, делая оглушительный удар. Сработало?
Вивиан поворачивается к Наследницам, затем смотрит на меня, словно кошка на мышь. Я концентрируюсь. Сильнее, быстрее. Ударяю балку силой мысли. По залу разносится треск, словно балка не справляется с тяжестью давящего на нее веса. Она слегка прогибается. Невидимая сила отбрасывает меня на несколько футов назад. Вивиан поднимается с пола.
– Пожалуй, в чем-то ты все же моя дочь.
Слова ее впиваются мне в душу, разрывая изнутри. Я использую эти боль и горе, чтобы агрессивней бросить в балку всю имеющуюся энергию. Слышится громкий треск, и девочки кубарем падают на пол, кашляя и задыхаясь. Вивиан хмурится. Я с большей уверенностью смотрю на нее.
– Коттон виноват, три столетия назад он не остановил тебя. Я не повторю его ошибок. Но и не стану убивать тебя ради этого, – говорю я нашим с Коттоном смешанным голосом, чувствуя, что предок раздумывает над этими словами.
Вивиан сжимает пальцы, и все мое тело будто пронзает тысяча острых игл. От этой боли хочется заживо содрать с себя кожу.
– Убивать меня? Я была обычной девушкой. Он ушел и жил своей жизнью, писал о ней книги. У меня жизни не было. У меня отняли все. – Ее слова звучат так трогательно и ново, словно Вивиан никогда раньше не желала их признавать.
Я пытаюсь сохранять трезвость мыслей, несмотря на голос Коттона в голове.
– Власть и значимость, которые давали тебе повешения ведьм, были иллюзией. Ты не искореняла зло. Вы с Коттоном заблуждались, издеваясь над окружающими людьми, круша их жизни и мечты, – говорю я.
Коттон перестает бороться за власть надо мной. Он ослабляет напор, и онемение покидает мое тело.
– И это после всего, что я для тебя сделала… В тебе нет ни капли верности!
После всего, что она для меня сделала? Вот как ей это видится? К моему удивлению, отвечает ей Коттон:
– Я искренне прошу прощения за твою боль. Но не я больше ее причина, а ты сама.
Теперь я размышляю над его словами.
Из горла Вивиан вырывается тонкий визг, и над моей головой нависает кочерга. Я выбрасываю руку ей навстречу, и кочерга останавливается, не достигнув цели. Мы с Вивиан смотрим друг на друга, решительные, жаждущие завладеть смертоносным куском металла.
– Посмотри на нас. Мы в ловушке, вновь и вновь повторяем одни и те же ошибки. Ты была права – мы не особо отличаемся. Я не столь хорош, как думал когда-то. А ты – не чистое зло. – Впервые мы с Коттоном отвечаем в унисон.
Кочерга со звоном падает на пол. Вивиан выбрасывает руку в сторону Наследниц, все еще связанных и пытающихся восстановить дыхание.
– Они вырвали у тебя волосы, и я отправила предупреждение – ту коробку с выпечкой. Они написали «психопатка» на шкафчике, бросили камень в окно и настроили против тебя весь этот чертов город. Я в ответ наслала сыпь. Показала, что за каждый поступок придется платить.
Что? Она пытается сказать, что делала все эти ужасные вещи ради меня?
– Ты убивала людей.
– Я единственная тебя защищала! Дала тебе выбор не умирать, помочь мне. Убить вместо этого их. Но после всего, что я для тебя сделала, ты по-прежнему от меня отворачиваешься. Ты, Чарльз, Элайджа! Никто не выбирает меня!
Так дело в «избранности»? Сердце колотится в груди. Из-за этого она убила Эбигейл. Она не могла вынести, что занимает не главенствующее место в жизни Элайджи. Мир кружится перед глазами. Вивиан набрасывается на меня, сбивая с ног. Мы вместе падаем на пол, она – сверху. От сильного удара спину пронзает боль. Я успеваю перехватить запястья Вивиан до того, как ногти ее добираются до моего лица. Она дергается, пытаясь вырваться из захвата, но, кажется, слишком слаба для этого. Лицо осунулось, а тело скорчилось от утомления.
Она поворачивается к Элайдже:
– У меня больше ничего не осталось. Никого не осталось. – На лице ее слезы смешиваются с кровью.
Вивиан никогда не показывала ни толики слабости, ни единого признака ранимости. И сейчас я не знаю, как на это реагировать.
– Ты забрала последнего человека, которому я была важна, – утверждает она с болью желания, длившегося три сотни лет. Локти впиваются мне в ребра, но я все еще сжимаю ее запястья.
От удара у меня вырывается стон, а измученное тело умоляет, чтобы все это скорее закончилось.
– Анна… ничего не изменится, пока ты не начнешь поступать иначе, – говорит Элайджа, называя ее настоящим именем.
Вивиан всхлипывает и роняет голову мне на грудь. Она тяжело дышит, плечи слегка подрагивают. Я лежу неподвижно, не зная, как поступить. Отпускаю ее запястья. Пальцы Вивиан впиваются в мою толстовку по обе стороны от ее лица. Она даже не пытается поднять голову, так и рыдая в окровавленную кофту.
По коже пробегают мурашки, воздух вокруг меня приходит в движение. Руки Коттона отрываются от моих, и он отталкивается от земли, вырывается из моего тела, встает, обращая взгляд на нас. Коттон облачен в старинные одежды, как в моих видениях, а осанка его идеально пряма. На лице его видна гордость, напоминающая мне отца.
Вивиан этого, кажется, не замечает, она лишь откидывает каштановые локоны с заплаканных щек. А у меня что-то шевелится глубоко в груди, словно маленький огонек свечки загорается в конце длинного темного коридора, и я прикусываю губу. Осторожно обнимаю хрупкое тельце. Она такая маленькая. Все это время я думала, что Вивиан большая и сильная. Я никогда не задумывалась, что она может быть так ранима. Грудь моя слегка вздымается.
– Всю мою жизнь с окружающими людьми происходили страшные вещи. – Не знаю, как задать желаемый вопрос, но надеюсь, она и так понимает.
– Они этого заслуживали, – заявляет она. Прямо как моя Вивиан. Никаких извинений.
У меня дрожат губы. Она убила Джона, когда он напал на меня, и планировала уничтожить остальных. Кто знает, о чем она думала все мое детство, все те дни рождения, заканчивающиеся несчастными случаями. Теперь даже девочка, запнувшаяся по пути на сцену во время выпускного из пятого класса, предстает передо мной в ином свете. Так странно и неправильно. А ведь в какой-то степени Вивиан делала все это для меня. Или чтобы изолировать от всех остальных, чтобы я нуждалась в ней еще больше. Наши отношения никуда не годятся. Возможно, так было всегда. Но какая-то частичка моего сердца все еще разбита.
Прижимаюсь щекой к ее голове, и слезы мои теряются в ее окровавленных волосах. Вивиан удушливо вздыхает.
– Мой птенчик, – еле слышно шепчет она.
Ее пальцы отпускают ткань толстовки, а с губ срывается последний вздох. Тело в моих руках замирает мертвым весом. Медленно сажусь, придерживая Вивиан. Руки ее безвольно опадают, но я продолжаю держать безжизненную голову на согнутой руке.
– Все кончено, – мягко говорит Коттон. – Ты разрушила проклятие.
– Но как? Я не знаю. – Я качаю головой.
Он опускается рядом со мной, подсовывая руки под колени и спину Вивиан.
– Проклятье – всего лишь повторяющийся круг, который существует, пока люди сами того желают. Мы все сыграли в этом свою роль. Веками мы делали тот же выбор, что и во время судов, обвиняя друг друга и раня. Но в том, чтобы вредить другому, нет истинной силы.
Коттон забирает тело Вивиан, а мне… так странно ее отпускать. Я поднимаюсь и нетвердо стою на ногах. Над Наследницами возвышаются четыре женщины. Первые обвиненные салемские ведьмы. Они опускают взгляд на юных Наследниц и помогают им развязать стянутые за спиной руки. От пожилых женщин исходит слабое свечение. Коттон переводит взгляд с них на меня.
– Все эти годы я думал, что знаю ведьм лучше, чем кто-либо. Можешь представить мое удивление, когда ведьма обнаружилась среди потомков моей семьи? Не презренное создание, описанное в книгах, а прекрасная юная дама. Понимаешь, «ведьма» – всего лишь титул. Но не сам он несет в себе зло, а люди, которые решают, что этот титул означает.