– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я.
– Когда человек боится собак, он может избить животное палкой, если увидит его. И, как заложено в природе всех созданий, собака покусает его в ответ. Человек же потом может рассказать всем, что был прав насчет собак: они злые. Но спрошу тебя, кто виноват в случившемся: человек или собака?
– Человек, – отвечаю я.
– Теперь представь эту историю вновь, но с двумя людьми.
– Самое забавное, – говорю я, – что собаки гораздо дружелюбней и преданней, чем люди.
Коттон улыбается:
– Ты станешь могущественной женщиной, Саманта. Тебе еще многое предстоит преодолеть. И много будет случаев, когда взять власть в свои руки покажется легким и заманчивым путем. Не используй свои силы так, как пользовался ими я, клеймя и порицая других.
– Не буду, – соглашаюсь я, кивая ему. – Обещаю.
Тело на руках Коттона издает тихое жужжание. От него отделяется дух Вивиан – девушка, еще подросток. Она спрыгивает с рук Коттона и приземляется на пол с грациозностью и живостью танцовщицы. Едва кидает взгляд на безжизненное тело и идет прямо к Элайдже. Она поводит ногой, стирая линию из красного порошка и размыкая круг. Раздается громкий треск, кровь и кости отделяются от духа Элайджи, кучей падая на пол. Теперь Элайджа с легкостью поднимается и подходит к ней.
– Да, – говорит дух, кивая.
Он не выглядит злым. Должно быть, Вивиан что-то сказала, но я не слышала ее слов. Она возвращается ко мне и Коттону, целует бывшую себя в щеку и улыбается, отчего глаза ее кажутся еще более раскосыми. Ярость покинула ее, и юное лицо приобрело нежное сияние. Лица Коттона и обвиненных ведьм тоже светятся. Мы с Наследницами щуримся, спасая глаза от света, теперь заполняющего всю комнату. А потом в одно мгновение свет меркнет, и все они исчезают в небытие.
– Элайджа! – Голос застревает в саднящем горле.
Я поворачиваюсь, осматриваясь, но его нигде нет. Останавливаю взгляд на круге, в котором дух был заточен, слишком испуганная, чтобы двинуться или даже подумать, что он ушел вместе с ними. Я почти не дышу. Он появляется в воздухе прямо передо мной, и я втягиваю воздух сквозь зубы, дрожащий вздох близок к всхлипу. Элайджа раскрывает ладонь, показывая полосы ткани. В тусклом свете камина взгляд его блуждает по моим многочисленным ссадинам.
– Нужно остановить кровотечение, – говорит он, осторожно поднимая мою порезанную руку.
Он нежно надавливает на ткань, накладывая ее на рану на моей ладони. Несколько секунд мы оба молчим. Он туго накладывает повязку и завязывает аккуратный узелок.
– Она назвала твое прозвище. Прямо перед смертью. – Мой голос едва ли громче шепота.
Он кивает.
– Она сказала правду?
Элайджа нежно баюкает перевязанную руку в своей ладони, а мое сердце готово в любую секунд взорваться.
– Что я люблю тебя… Да. Несомненно. Ты сильная и упрямая. Ты рискуешь всем ради любимых людей. И что главнее, добра к тем, кого не любишь. – Он кивает в сторону Лиззи, которая как раз пытается восстановить дыхание.
Я не могу найти правильных слов, а потому просто поднимаю здоровую руку. Касаюсь пальцами губ Элайджи, и он целует самые их кончики. Перекладывает мою ладонь себе на грудь и подается вперед. Его лицо так близко, и он так нежно приподнимает мой подбородок.
Губы Элайджи приближаются к моим, и весь мой мир сужается до прикосновения к его твердой груди… Губы дразняще касаются друг друга и сливаются воедино. Он проводит ладонью по моей щеке, а потом ниже, по шее. Наши языки сплетаются, и я подаюсь вперед, растворяясь в глубоком поцелуе. Элайджа притягивает меня за поясницу, вжимая в свое тело, оплетает руками. Он отстраняется, но в глазах его я вижу тоску и желание.
– Если бы я только был жив!..
– Мне не важно, что ты дух.
– Ты должна жить своей жизнью, Саманта, – говорит он, но все равно не выпускает меня из объятий.
Страх разливается по телу. Запретные слова все же срываются с моих губ:
– Ты не можешь уйти.
– Думаю, тебе так будет лучше.
Сердце мечется в груди, как пойманная в клетку птица. Я качаю головой, не зная, как сдержаться, как не затопить нас обоих волной своих эмоций.
– Я не хочу справляться со всем этим без тебя.
– Ты уже это сделала.
– Но я люблю тебя. – Голос мой неуверенный, словно маленький слепой котенок.
Передняя дверь распахивается, и я испуганно отскакиваю, разрывая наши объятия. На пороге стоит Джексон, задыхаясь от долгого бега по лесу. Он пришел на помощь после всего, что я сделала? Взгляд его ударяется о меня, как топор о дерево.
– Сэм!
Джексон кидается ко мне, но останавливается как вкопанный, когда замечает кровь, покрывающую мою одежду и кожу. Он обхватывает меня руками. Сердце с силой стучит у моего плеча.
Элайджа с улыбкой смотрит на нас. «Нет!» – хочется закричать мне. Знаю, что он сейчас думает. Что я в безопасности, что теперь все именно так, как должно быть.
– Я в порядке. – Голос скрежещет.
Джексон отстраняется.
– Судя по виду, ты совсем не в порядке. – Он осматривает меня.
– Джексон, не дашь мне минутку? – спрашиваю я, не отрывая взгляда от Элайджи. – И может, позовешь помощь?
Джексон кивает, но отступает неохотно. Он идет к Наследницам, растирающим запястья и проверяющим раны.
Я изо всех сил хватаюсь за Элайджу.
– Прошу, не уходи, – шепчу я. – Мы же так мало были вместе. У нас был лишь один маленький комнатный пикник.
Он касается ладонью моей щеки и щекочет дыханием ухо:
– И я бесконечно им наслаждался.
Я прижимаюсь к его щеке. Это не может быть прощанием. Как передать, как много он значит для меня? Я не знаю даже, с чего начать. Воздух рядом с нами мерцает. От призрачного ветра вздымается пепел, дрожат язычки пламени в камине, и в зале появляется прекрасная девушка с длинными темными волосами. У нее на лице та же довольная улыбка, что и на картине.
– Эбигейл… – шепчу я, и руки мои соскальзывают с тела Элайджи.
Он оборачивается к ней, и все напряжение исчезает с его лица. Я даже не замечала некоторых мест, в которых оно таилось. В одно мгновение Элайджа словно становится легче, свободней. Я не могу забрать у него это. Не могу умолять остаться. Тогда я буду самым эгоистичным человеком на свете. Я прижимаю обе ладони к груди, стараясь защитить себя от зарождающейся в ней боли.
– Мой милый братец, – говорит Эбигейл. У нее неземной и удивительно игривый голос.
– Как долго я ждал встречи с тобой. – Элайджа ловит ее маленькую ручку в свою ладонь.
– Да, триста лет и ни разу не стригся, – смеется она.
Он улыбается, искренне, с этими ямочками…
– Я не был рожден красавцем от природы, как ты. Буду больше стараться.
– Не был? Ты был прелестней половины девушек в городе, – отзывается она, и теперь я просто уверена, что эти двое повторяют какую-то привычную добрую шутку.
Их взгляд друг на друга одурманивает. Я и не ожидала, что их связь так прочна. Эбигейл смотрит на меня. У нее такие же насыщенно-серые глаза, как у Элайджи. Без предупреждения она протягивает ко мне свою изысканную ручку. Когда ее пальцы касаются плеча, меня наполняет тепло.
– Салемская ведьма. – На долгое мгновение повисает тишина. Она подается к моему уху и шепчет: – Твой отец проснулся, Саманта.
Расколотое сердце, кажется, пытается выскочить из груди, проламывая тонкую преграду моих рук. Сразу же принимаюсь всхлипывать. Напряжение и сердечная боль последних четырех месяцев потоком выливаются на меня. Больше всего на свете я хотела, чтобы отец очнулся. А теперь, когда это случилось, я не могу дышать.
Элайджа нежно касается моего лица, смазывая дорожки слез. Он шепчет: «Я всегда буду любить тебя» – и исчезает вместе с Эбигейл. А я начинаю рыдать еще яростней. Я не знаю, то ли убиваться от горя, то ли прыгать от радости, и тело, наверное, тоже этого не выдерживает.
– Сэм?! – взволнованно спрашивает Джексон, пряча телефон в карман.
– Мой папа очнулся, – выдавливаю я сквозь прерывистое дыхание.
Джексон подходит ко мне. Расстройство из-за Элайджи и счастье, что отец проснулся, смешиваются, сбивая с толку. Я вытираю слезы с лица.
– Я сожалею, что усыпила вас заклинанием. Честно.
Джексон качает головой:
– Ты всегда грозилась меня вырубить. Пожалуй, стоило этого ожидать.
– Как ты смог проснуться? – спрашиваю я, когда к нам подходит Сюзанна.
Он достает из кармана защитный кулон моей бабушки.
– Когда я проснулся, это лежало у меня на груди.
Элайджа! Он знал, что Джексон примчится сюда, чтобы помочь. Эта мысль почти невыносима.
– Радуйся, что все проспал, – заявляет Мэри, вставая. Элис кивает, не изображая привычную холодность.
– Твоя судьба, Джексон, – победно явиться в самом конце и просто выглядеть круто, так как именно ты нас нашел.
– Мне бы больше хотелось быть здесь и помогать вам, – говорит Джексон.
– Нет, лучше было дать девчонкам самим с этим справиться, – хриплым голосом уверяет Сюзанна, и все Наследницы смеются. Она сжимает мою ладонь своей изящной ручкой.
Джексон окидывает взглядом зал и замечает кости, расплескавшуюся по полу кровь и петлю, свисающую с балки.
– Кого-то повесили?
Ему отвечает Лиззи:
– Всех нас. Если бы не Сэм, мы бы были уже мертвы.
– Воронья женщина? – спрашивает меня Джексон. – Где она?
– Далеко. Очень далеко. – «Она умерла у меня на руках», – думаю я, но не говорю ни слова.
Глава 47Черноглазая Сьюзен
Последние несколько ступеней я преодолеваю медленно, еле волоча ноги. Перевязанное тело противится каждому движению, но запах французского тоста и яиц подгоняет идти быстрей. На кухне гремят кастрюли.
Когда я прохожу через арочную дверь, Джексон с мамой оборачиваются с одинаковыми мэривезеровскими улыбками на лице. Джексон отодвигает тарелку бисквитов и подходит ко мне:
– Сэм, ты не должна вставать с кровати.