— Поехали за "Зеркало"!…
И тут же оказалась в состоянии тёплого, густого покоя зона протопракрити[4].
Я продолжала "ездить" на шее Хуан-Ди снова и снова, прося Его "катать" меня по зонам, пока не услышала очень чётко:
— Лентяйка!
Сказано это было так нежно, что я даже не огорчилась, а продолжала радоваться ещё одному удивительному опыту познания реального Бога — Живого, Нежного, Весёлого — при всём Его Вселенском Могуществе!
Впрочем, потом, когда я вспоминала об этом, то от собственной наглости становилось "не по себе". Как это? — вот так запросто "приставать" к Богу, к Которому в моих ещё совсем недавних представлениях следовало лишь молиться, стоя на коленях? Но ведь куда денешься?! Вот Он — Хуан-Ди — Живой, Настоящий! И бухаться перед Ним на колени… — нет никакого смысла: не нужно вовсе Ему это! Да и колени у духовного сердца попробуй ещё найди: ведь у него есть только руки любви!…
* * *
Время летело каким-то непостижимым образом. С одной стороны, в материальном мире у меня продолжалась обычная жизнь с работой, семьей, прочими родственниками, которые всё ждали: ну когда же эта "дурь" у меня закончится, сколько можно?! А в другое время я жила в том мире, где существовал только Бог. И в нём Владимир вёл нас очень быстро, не давая передышки. Прошло ведь всего несколько месяцев после начала занятий!
… Владимир повёз нас теперь встречать весенний рассвет на тетеревином току. Ехали с вечера, без палаток.
… Выйдя из автобуса, мы быстро погрузились в безмолвие ночного леса. Звёздное небо, казалось, опустилось и легло на Землю уютным, наполненным звёздами одеялом. Было ощущение, что касаешься неба руками уже в некоторой мере подросшего сознания, что просто рядом с собой можно трогать пронизанную светом звёзд небесную толщу. А глядя из бесконечности, можно было ощущать, как маленькая планета Земля плывёт в мягком вселенском просторе.
Пришёл Хуан-Ди — и вся бесконечность наполнилась Его присутствием. Прохлада ночи вдруг исчезла, и всё вокруг заполнил тёплый, насыщенный Его Любовью покой.
Счастье переполняло до краев и готово было выплеснуться из меня! Но покой Хуан-Ди был сильнее, и поэтому моему счастью приходилось гореть крошечной звёздочкой в Океане Вселенского Хуан-Ди.
… Мы пришли к месту ночёвки. В полной темноте собирали дрова для костра. Когда, наконец, разгорелся огонь, Владимир предложил всем улечься поудобнее и поспать часа три до рассвета, когда пойдём поближе к тетеревам.
Спать я не могла: "Кто я? Где я? Что я делаю на этой Земле? Зачем я здесь? Что я должна здесь делать?" — сколько раз Владимир предлагал нам не забывать эти вопросы! Но вот сейчас — надо было не только задавать их себе, но и ответить Богу — напрямую, с полным осознанием и с полной ответственностью: "Я — частичка Абсолюта, крошечная живая капелька сознания, которая воплощена для того, чтобы расти и осознавать свою Единосущность Тому Единственному, к Которому должны стремиться все". И я прямо сейчас должна заявить Ему о своей готовности идти к Нему без колебаний. Ибо нет ничего в жизни важнее этой главной Цели!
Хуан-Ди подключился к моим переживаниям и напомнил мысль, которую я читала в одной из книг Владимира: Бог никогда не задаёт человеку непосильных для него в данный момент испытаний; но и продолжать жить в мечтах о чём-то большем[5], не делая всего, что от меня зависит, — нельзя; нужно не просто сделать выбор в пользу Бога, а ежедневно, ежечасно отметать всё то из своей жизни, что мешает идти на пределе своих возможностей…
… Продолжая держаться за руку Хуан-Ди, я заснула совсем ненадолго.
… Мы встали, когда ещё не рассвело и, бесшумно собрав вещи, двинулись туда, где должны были токовать тетерева. В предутреннем тумане, плавно взмахивая крыльями над нашими головами, пролетали вальдшнепы. Затем свою восхитительную токовую песню начали петь бекасы, поднимаясь ввысь, а затем падая вниз и рассекая густой утренний воздух растопыренными перьями хвостов, издающих неподражаемый блеющий звук.
Наслушались мы и тетеревов…
… Солнце поднималось всё выше и освещало поля. Птицы наполняли своими голосами пространство. Каждый их вид включался в общий хор при определённой яркости света. Самцы всех видов старались изо всех сил своими песнями привлечь к себе самочек — чтобы от их любви родились дети и потом научились бы у своих пап песням своего вида.
Владимир рассказывал нам обо всём этом, учил различать голоса птиц.
А затем он изобразил, уплотняя сознание в новую форму, как токует тетерев: чтоб мы рассмотрели поближе.
… Если кто-то из вас видел актёра Лебедева, изображающего очень пожилую лошадь в спектакле "Холстомер", то он знает, что человек может изобразить лошадь так, как ни одна лошадь не способна это сделать.
А теперь попробуем представить на небольшом холмике среди полей человека, который медленно превращается в огромного токующего тетерева. Он наклоняет туловище и голову, растопыривает крылья, которые почти касаются земли, расправляет веером большие чёрные с синим отливом роскошные хвостовые перья — и начинает сначала "раскочегариваться", покачивая туловищем и издавая тетеревиные "чуфыканья", затем перерастающие в ликующую песню…
Потом Владимир выпрямляется, принимая вновь человеческий облик, и хохочет — и мы тоже хохочем вместе с ним.
… А восход Солнца мы встречали на холме внутри Махадубля Сатья Саи, исходящего из глубины бескрайнего Океана Творца.
… Потом мы купались в ледяной воде едва сбросившей лёд реки и загорали под уже по-летнему тёплым солнышком. Все переживания, напряжения и восторги этой ночи смывались новым днём, который нужно было прожить для Бога, здесь и сейчас.
Птицы
"Ты можешь познать, что все существа — малые дети Мои!"
Владимир всегда учил и учит не только искусству медитации. Он учит всему! В том числе — видеть гармонию и красоту природы, бережному, нежному взаимодействию с каждой воплощённой душой. Каждое живое существо — травинки, деревья, маленькие паучки, муравьи — становились для нас теми, кого следует искренне любить. Недопустимо было, например, "не заметить" муравья на лесной дорожке и наступить случайно на него. Или пройти мимо листа ржавой жести, придавившей молодую травку. Он сам всегда замечал, если кому-то из живых существ нужна помощь, например, освобождал молодое деревце от повисшей на нём сухой ветви, срезал со стволов деревьев мешающие их росту кем-то когда-то привязанные и оставленные верёвки.
Владимир не только объясняет нам словами, как следует поступать. Он всегда сам так поступает, так живёт: по законам любви к каждому существу. И мы учились у него, видя, как это делает он.
А ещё он учил нас узнавать птиц по голосам.
Очень не просто мне это давалось… В первую весну моего ученичества голоса птичек естественно вливались в единую гармонию счастья первых прикосновений к Богу, не оставляя в памяти их имена и песни. Мои умения в орнитологии[6] ограничивались способностью на слух отличить ворону от кукушки. Если мне удавалось увидеть птичку, то я ещё была в состоянии отличить дрозда от дятла, а зарянку от зяблика… Но вот на слух…, да ещё когда они поют все вместе…
Хорошо ещё, если Владимир спрашивал: "Кто это кекает?" Тогда мы знали ответ: "Кек-кек" говорит пёстрый дятел, это было записано в наших шпаргалках. А дятел желна говорит: "я сел", когда садится на дерево, и свистит, как в милицейский свисток, объявляя всем, что полетел. "Рюмит" — это значит зяблик. Соечка — она нежно "крякает". А дрозды, когда просто разговаривают между собой или отгоняют других птиц от своих гнёзд, — трещат.
А вот если те же дрозды запоют — тут совсем трудно: чёрный дрозд, дрозд-белобровик, певчий, рябинник… Тут ни за что не угадаешь! А в шпаргалки их куплеты ведь не запишешь!
И только со временем нам стало понятно, что не может полюбить Бога тот, кто не вместил в себя любовь ко всем живым существам — Его детям. А по настоящему полюбить можно — только зная их: зная по именам, узнавая по голосам…
Владимиру не просто удалось преодолеть такое наше сопротивление. Но он не только дал увидеть рядом с нашим огромным городом тетеревов и бекасов, вальдшнепов и кроншнепов, лис, зайцев, бобров… Мы стали свидетелями и участниками преображающего чуда: когда мы научаемся жить в тонкой гармонии с природой, то звери и птицы перестают бояться наших тел и подходят, подлетают близко. Лесные, а не парковые синички и сойки угощаются бутербродами с сыром прямо из наших рук. Ящерки позволяют погладить их нагретые солнышком спинки. Зарянки огромными для их маленьких пушистых тел глазками разглядывают: что это здесь за большие существа, которые излучают любовь? Они подлетают и садятся на ветки совсем близко — и дарят нам свои прекрасные песенки.
Потом, снимая птиц для наших видеофильмов, я по настоящему узнала их жизнь — и полюбила их так, как хотел Владимир! И выучила их песенки, предлагая зарянкам и зябликам, дроздам и пеночкам спеть свои арии в микрофон — для тех людей, кто, может быть, впервые услышат в наших фильмах их голоса.
Монашество
"…Прозрение одного человека не простирает свои крылья на другого. И каждый из вас стоит в одиночку перед Ним…"
"Только в истинном монашестве познаваем Бог!"
Я уже рассказывала, что течение моей жизни с какого-то момента ярко разделилось на два потока. И теперь тот, что тёк в мире физическом, — резко замедлялся, прекращая ненужную гонку за иллюзорными, преходящими ценностями. А другой, который нёс меня к полноте познания Творца, — ускорялся невероятно интенсивно. С определённого момента привычное течение событий перестало существовать. Остались только