Я чуть было не устроился на работу в МИ-6. Я обихаживал дочку одного из их боссов. Даю подсказку: если человек никогда не рассказывает о своей работе, если он никогда не ноет, какой у него маленький офис, как долго ему добираться до места работы, какой идиот у него начальник, то человек либо служит в разведке, либо служит бухгалтером. Однажды он посмотрел на меня со значением и спросил: «Тебе было бы интересно устроиться на работу?» Я сказал «да». Больше он к этому разговору не возвращался. Может быть, я не прошел какую-то скрытую проверку. Или, может быть, все дело в том, что я попробовал обиходить вторую дочку большого босса. Эх, молодость, молодость…
Я чуть было не устроился на работу в ЦРУ. Или я думаю, что в ЦРУ. Я познакомился в поезде со старым американским пилотом, который участвовал во Второй мировой и был сбит над Тихим океаном. Потом он летал на U-2, когда их еще официально не существовало.
– Вот по ним я скучаю, – сказал он. – Если ты хоть разок полетал на U-2, тебе всегда будет их не хватать. Всегда. Это лучше всего на свете. То есть в прямом смысле слова: всего.
Мы поговорили о войне, поскольку я снимал документалку о Перл-Харбор. Я показал ему Ист-Энд, рассказал о похождениях моего дяди. Мы крепко выпили, он сказал, что работает курьером, посещает посольства США по всему миру. Как я понял, развозит шифровки или ключи шифрования. В конце вечера он предложил мне работу.
– Мы всегда ищем талантливую молодежь. Это опасная работа, но не такая опасная, и если бы она не была опасной, то и не было бы никакого веселья, – сказал он. Я сказал «да» и с тех пор больше его не видел.
Я чуть было не устроился много куда и чуть было не получил много чего.
Я иду к себе в номер и звоню жене. Я много езжу по миру и знаю, что есть семейные пары, которые не расстаются ни на минуту, потому что не только живут под одной крышей, но и вместе работают. Лично мне кажется, что время от времени следует отдыхать друг от друга. У Эллен нормальная, постоянная работа. Она руководит телефонной справочной службой в небольшой страховой компании. Я бы не выдержал на такой работе. Меня пугает сама мысль о том, чтобы работать в одном и том же офисе, день за днем, от звонка до звонка, выполняя одни и те же манипуляции, изо дня в день. Может быть, я продержался бы месяца два или три, но не больше. Единственное, что меня утешает в моем бедламе: я живу той единственной жизнью, которая мне подходит. Жизнью на телике.
– Ты мне приснился сегодня ночью и выбесил меня во сне, – говорит Эллен. В этой борьбе ты всегда проигравший. – Люк не может с тобой разговаривать, он сейчас занят.
Проверяю результаты футбольных матчей. Как я и предсказывал, «Реал Мадрид» выиграл со счетом 2:1. Я совершенно не разбираюсь в футболе. Но попросите меня предсказать результат матча двух руандийских команд, о которых я в жизни не слышал, и я дам верный прогноз. При условии, что я не делаю ставки. И не прошу никого из знакомых сделать ставку от моего имени. Этого не разрешается. Я пытался.
Дозволитель дал мне эту единственную суперспособность, но я не могу ей воспользоваться. Разве что лишь для того, чтобы произвести впечатление. Я пытался устроиться футбольным комментатором, но, разумеется, эта работа всегда достается знаменитым спортсменам и тренерам. Я потом получил очень милую открытку с Карибских островов, от бывшего руководителя спортивной редакции, которому я отсылал свои предсказания, чтобы подтвердить свою профпригодность, и который внезапно уволился с телевидения. Он писал, что ему очень жаль, что он не смог «найти для меня местечко».
Я давно не был на форумах, пора зайти посмотреть, что там нового. Меня умиляет, что телевидение на самом деле это не о производстве программ и фильмов, это о злословии за глаза, о ренегатстве, интригах и подлых ударах в спину.
Бесноватая Букашка пишет: Нынче Князь тьмы обретается в славном городе Иерусалиме, где его наблюдали в компании Fifi la Folle[5]. Значит ли это, что Апокалипсис близок, когда сокрушающий стулья зверь прибывает в Священный град? Я в трудах и заботах, вовсю поливаю свои помидорчики.
Я не злюсь на Бесноватую Букашку. Если человек способен смеяться над собственной незначительностью, это достойно всяческого уважения. Приятно, что на тебя обращают внимание. Лучше пусть поливают помоями, чем игнорируют. Но, если честно, зачем вообще напрягаться? Как говорится, чем меньше мозгов, тем больше ора…
На протяжении многих лет до меня постоянно докапывался некий Я-купил-Закон-Божий. Я выяснил, кто это был: низкопробный телевизионный критик и несостоявшийся драматург Гарри Грант. И вот однажды случилась невероятная встреча. Из тех встреч, которые не устроишь нарочно. Я пришел сдавать кровь в клинику на Харли-стрит и когда, запыхавшись, поднялся на четвертый этаж, мне навстречу на лестницу вышел Грант.
Я не верю в телепатию, но в то мгновение мы оба подумали об одном и том же.
Мы на четвертом этаже. Только вдвоем на пустынной лестнице. На лестнице с очень высокими пролетами и очень низенькими перилами. До низа далеко, внизу – твердый каменный пол, на котором нет даже ковра, чтобы смягчить падение. Грант – низкорослый, тщедушный, с тонкими ручками, похожими на две недоваренные макаронины. Удивительно, как ему вообще хватает сил нажимать на клавиши на клавиатуре. Я, как все отмечают, достаточно крупный мужчина. Ничто не мешает мне поднять Гранта за шкирку и сбросить вниз. В лучшем случае он на всю жизнь останется калекой.
Я мог бы сказать что-то вроде «Далеко падать, да?» или «Ты умеешь летать?». Но в этом не было необходимости. Ситуация была предельно ясна. В этом-то и заключалась вся прелесть момента. И что самое забавное: помимо критики моих фильмов, которые Грант называл полным дерьмом, он постоянно писал о том, какой я жестокий и агрессивный мерзавец, и как я избил двух официантов в ресторане, где я не был ни разу в жизни. Если ты называешь кого-то жестокий и агрессивный скотиной, то не жалуйся, что этот кто-то поступает с тобой по-скотски.
Мне хватило одного взгляда на его лицо. Преклонись предо мною, и этого будет достаточно. Я выждал пару секунд, чтобы еще немного его помучить, и пошел забирать свои результаты.
Князь тьмы? Это прозвище я получил давным-давно. Я тогда работал на Фуада, получившего руководящую должность по этнической квоте, хотя он происходил из очень богатой пакистанской семьи. Настолько богатой, что он не мог даже примерно назвать число слуг у них в доме с точностью до десятка. Меня бесит, когда Пакистан представляют бедной страной. Это богатая страна, просто все ее богатства сосредоточены в руках нескольких особенно жадных жлобов.
Фуад затеял какой-то совместный проект с Циклоном Энни, и они постоянно ругались из-за бюджета: кому достанутся самые лакомые кусочки. Фуаду хватило бы хладнокровия устранить Энни физически, если бы существовала такая кнопка, которую можно нажать и сбросить Энни в бассейн с акулами. Целыми днями он размышлял, где добыть такую кнопку, но у него имелся один недостаток, совершенно убийственный на телевидении: он был категорически не способен вступать в рукопашную схватку. В одной комнате с Циклоном Энни он мгновенно терялся.
Я не знаю, почему он выбрал меня. Наверное, потому, что я случился поблизости, когда Фуад договорил с Энни по телефону и в сердцах грохнул трубкой об аппарат. Он велел мне пойти к ней и заставить ее передумать.
– И что мне ей сказать?
– Я не знаю. Ты у нас парень талантливый, перспективный. Постарайся ее убедить. И не возвращайся, пока не добьешься того, чтобы она вняла голосу разума.
Это было очень странно: я был самым младшим на студии, а Энни тогда пребывала на пике своего могущества. Хотя, может, поэтому меня и выбрали. Потому что меня не жалко. Расходный материал. Корм для Циклона. Или, может быть, у Фуада была сумасшедшая идея, что поскольку я молод и рьян, я сумею разжечь в Бомжихе огонь пламенной страсти и сотворить некое генитальное волшебство.
Я тогда только начал работать на телике, но уже знал, что Энни печально известна не только скверным характером, но и непробиваемым упрямством. Теперь, когда я стал старше, хитрее и беспринципнее, я, может быть, и нашел бы какой-то рычаг воздействия, но тогда я заранее чувствовал себя побежденным.
Раньше на Шарлотт-стрит был итальянский ресторанчик, где подавали изумительную лазанью. Лазанья, она как поэзия: многие ее не любят, и каждый уверен, что запросто сможет ее приготовить. Ее часто готовят с дешевой томатной пастой, утратившей волю к жизни, но вопреки общепринятым принципам общепита, направленным на получение прибыли, в том ресторане делали потрясающую лазанью за какие-то смешные деньги.
Я ел с удовольствием и аппетитом и размышлял, не податься ли мне во французский Иностранный легион, если они еще на закрыли набор новобранцев. Я решил, что не буду тратить зря время, рискуя быть растерзанным Циклоном Энни, а просто тихонечко вернусь в студию, соберу свои вещи и пойду искать счастья где-нибудь в другом месте.
Вот важный урок: успех настигает тебя тогда, когда ты окончательно сдался; но сдаться надо по-честному, притворство здесь не прокатит.
Когда я пришел в студию, Фуад сиял, как медный таз.
– Отлично сработано, Бакс, – сказал он.
Пока я в унынии вкушал лазанью, Циклон Энни позвонила Фуаду, чтобы заключить мир. Я не знаю, что заставило ее смягчиться: явно что-то такое, что можно было бы повернуть к ее выгоде. Как бы там ни было, Фуад связал это чудо с моим отсутствием.
Где-то через неделю Фуад застал меня одного в аппаратной.
– Элла, – сказал он. – Элле надо уйти.
Элла тогда режиссировала большой документальный сериал о Гражданской войне в США, в котором Фуад выступал исполнительным продюсером. По общему мнению, Элла была совершенно не приспособлена к режиссерской работе, но на телике таких полно – в этом смысле она не была исключением, – и непонятно, с чего бы Фуад так напрягся.