Но, может, не за это ее унесло, может, совсем за другое. Кто знает!..
Звездочка
Стоял дом в лесу. Хороший дом. Стены есть, крыша, труба. Хороший дом, а только — без сверчка. В доме хозяин жил — человек. Хороший человек. Руки у него есть, голова, борода. Хороший человек, а только молчит. Спит — молчит. Ест — молчит.
У человека котелок был глиняный. Хороший котелок. Суп варишь — супом пахнет. Кашу варишь — кашей пахнет. Хороший котелок, но не звенит. Стукнешь по нему ложкой, а он не звенит.
И все-то вокруг такое. Вот дождь за окном — хороший дождь, летний. Ш-ш-ш — по крышам, по стенам. Хороший дождь, а без грома. И ночь за окном — хорошая ночь, летняя. Все травы пахнут, которым надо ночью пахнуть, все птицы поют, которым надо ночью петь. Хорошая ночь, а без звезд.
— Эх, если бы хоть одна звездочка в небе засветилась, — сказал человек, — я бы хозяйку в дом привел!..
Вдруг — звезда! Откуда-то выпала. И засветила тихонечко…
Арбуз
Разрезали арбуз — а там тыква,
Разрезали тыкву — а там дыня,
Разрезали дыню — а там огурец,
Разрезали огурец — а там морковь,
Разрезали морковь — а там карандаш,
Разрезали карандаш — а там игла,
Разрезали иглу — а там «ой»! Страшно даже сказать!
Обратно все сложили.
Закрыли! Будто не разрезали!
Одна японская девушка
…Одна японская девушка была очень красивая и иногда могла превратиться в журавля, а из журавлиных перьев могла выткать ковер.
Всем очень нравились эти ковры.
Один человек полюбил девушку и ее ковры полюбил.
Однажды ковров долго не было.
— Как бы я хотел иметь красивый белый ковер! — сказал человек девушке.
Так появился ковер, а девушки не стало.
…Одна девушка была очень красивая и иногда могла стать луной или маленькой звездочкой.
Всем очень нравилась красивая желтая луна на небе или маленькая звездочка.
Один человек полюбил девушку, и луну, и звездочку полюбил.
Однажды луны долго не было.
— Как бы я хотел сейчас увидеть на небе луну или хотя бы маленькую звездочку! — сказал человек девушке.
Так на небе появилась луна, а девушки не стало.
…Одна девушка могла иногда сочинять сказки.
Всем очень нравились ее сказки.
Один человек полюбил девушку и сказки ее полюбил.
Однажды сказок долго не было.
— Как бы я хотел сейчас услышать сказку, длинную, красивую! — сказал человек.
Так появилась сказка, а девушки не стало…
«Разрезали арбуз…»
Разрезали арбуз, а там кто-то сидит, красит…
Семечки арбуза — в черную краску,
мякоть арбуза — в розовую.
Половину уже выкрасил. Половину не успел.
Черепаха
— Ты уродлива, — сказал человек черепахе, — и голова твоя уродлива, и спина, и лапы…
— Да, — сказала черепаха и умерла.
И стала пылью, дождем, цветком, тяжелой луной на небе, тяжелым камнем на дне… Но никогда-никогда не стала человеком. Не захотела…
Гусеница
Одну гусеницу спросили, кем она раньше была.
— Поездом, — сказала гусеница. — Я была поездом. Однажды навстречу мне — тоже поезд. Испугалась я, сжалась и гусеницей стала. Я думала, он тоже испугается, тоже гусеницей станет, а он так поездом мимо меня и проехал.
Полосатые
— Гусеница-гусеница, зачем тебе полоски, и серые, и зеленые?
— Когда я на деревьях — то зеленая, когда на земле — то серая…
— Тигр-тигр, зачем тебе полоски, красные и черные?
— Два тигра во мне: один красный, другой — черный, один — солнышко любит, а другой — ночь!..
Зернышко
Сидело зернышко в земле. И сидело оно там, ничего не ведая. И вдруг кто-то — р-раз! р-раз! — холодной водой за шиворот. Обиделось зернышко, вверх полезло: кто это там холодной водой за шиворот?..
Лезло, лезло — ой! Что это такое? Что это такое — и светлое, и большое, и теплое? И как это называется, и где это кончается, и неужели опять будет темно?..
Две рыбки
Две рыбки плескались в ведерке: одна рыбка с воображением была, другая без.
Та, которая с воображением, смотрела на зеленое, измазанное краской дно ведерка и думала: «Это дно морское, это водоросли зеленые…» А другая смотрела и думала: «Вот попалась… скоро нож…»
И правда скоро нож появился, острый, блестящий, завертелся, закружился над ними…
— Меч! Рыба-меч! — испугалась первая рыба да как шарахнется, как выпрыгнет из ведерка — прямо на подоконник, прямо вниз с пятого этажа, прямо — в бассейн, который стоял внизу! А посреди бассейна лягушка сидела, каменная, и никак квакнуть не могла. Вот хочет — и никак. И вдруг кто-то — бух! Кто-то с пятого этажа — бух! Прямо рядом — бух!
И лягушка сказала: «Ква!» Она бы хотела сказать длинно, она бы хотела сказать: «Рыба, я вас уважаю, рыба. Я уважаю рыб, которые прыгают с пятого этажа, если им надо в воду…» Но она сказала: «Ква!» И рыба вильнула хвостиком, будто все поняла… А в это время другой рыбе хвост отрубили, голову отрубили, косточки перемыли, съели да еще сказали:
— Разве одной рыбой наешься?
По снегу к проруби
Была зима. Вышел из лесу медведь и пошел по снегу к проруби. Наклонился, посмотрел в воду: «Какой я большой!»
Вдруг выстрел раздался. «Все равно большой», — сказал и упал.
Пришла вторая зима. Вышел из лесу другой медведь и пошел по снегу к проруби. Наклонился, посмотрел в воду: «Какой я большой».
Вдруг выстрел раздался. «Маленький я — не большой», — сказал медведь и упал…
На третью зиму вышел из лесу маленький медвежонок и пошел, играя: «Где здесь рыбки?» Наклонился над прорубью. Выстрел! «Значит, нет рыбок… Обманула мама…» — удивился он и упал.
Наступила четвертая зима. Вышел из леса самый обыкновенный медведь и наклонился над прорубью: «Пить». Выстрел. «Эх, не закрыл берлогу… Выдует тепло…» — пожалел он и умер.
Пятый упал головой в воду: «Рябина. Красная рябина над моей берлогой!»
Шестой долго сидел над водой: «Почему я такой черный?» Вдруг — выстрел, прямо в глаз. «Белый я, все белое!» И упал.
Седьмой не вышел из леса.
Муха
На ладони у меня был мед, на нее села муха, я закрыла ее другой ладонью, на ней были чернильные пятна…
И я слушала, как она жужжала, долго жужжала…
А потом я выпустила ее…
Полетела муха, рассекая комнату — мое пространство — на всякие неровные части…
Потом в форточку вылетела и полетела дальше, от меня, во всякие другие пространства, рассекая и их по пути на всякие неровные части…
Но знаю, будет она умирать, соберутся вокруг нее другие мухи, и она скажет:
— Слушайте, дети, я умираю. Я видела много-много всего, я была в разных-разных странах. Но раз — и этого я никогда не забуду! — я была в одной маленькой стране — там так сладко пахло медом, там были такие огромные фиолетовые звезды!..
Три неба
Эх да голубые большие рыбы закрывают небо. Мы смотрим и видим этих эх да голубых больших рыб.
А за этими эх да голубыми большими рыбами — синее небо, синие запахи, синяя густота, пустота…
А за синим — черное небо: черная вода, черный песок, черная тина…
Мы смотрим и видим эх да голубых больших рыб. Но если раздвинуть этих эх да голубых больших рыб и стряхнуть с себя синие-синие брызги, то попадешь туда, в черное небо, и оно засосет, как черная вода, как черный песок, как черная тина…
Эх да голубые большие рыбы закрывают небо.
Бабочка
Бабочка утром полетела в небо и сделала триста тридцать три виража.
Опустилась вниз. Посмотрела. Следа в небе нет.
В полдень бабочка снова полетела в небо и сделала шестьсот шестьдесят шесть виражей.
Опустилась вниз. Посмотрела. Следа в небе нет.
Вечером бабочка еще раз полетела в небо и сделала девятьсот девяносто девять виражей.
Опустилась вниз. Посмотрела. Следа в небе нет.
Она еще раз, еще один раз хотела полететь в небо, сделать один вираж. Но не смогла — крыло отпало…
Светло — темно
Во всей его комнате было светло, только под кроватью темно. Как ни заглянет под кровать — там все темно. Во всей комнате светло. А под кроватью — темно.
Взял он и передвинул кровать на другое место.
Пусть на другом месте будет темно, а на этом — пусть светло!
Разговор
Увидела мышка белку и говорит:
— Откуда у тебя такой хвост, пушистый и длинный?
— А я им машу, — отвечает белка, — махну раз — он длиннее, махну раз — он пушистее, вечером еще раз махну — и он вот такой!..
Подняла она хвост, махнула и запахнулась в него, как в шубку, по самые глазки…
— А я, — говорит мышка, — машу, машу своим хвостом, а он такой же. Махну раз — он такой же, махну другой — он такой же. И вечером еще раз махну, а он все такой же!..
«Один очень деревянный человечек…»
Один очень деревянный человечек делал очень бумажные цветы. И это у него хорошо получалось.
Просто он знал, в какой день какой цветок сделать. Если день был серый, такой серый, что лучше закрыть глаза и не видеть, он делал голубой цветок и выставлял в окошке…
Шли прохожие по длинной улице и еще издали видели его, говорили: «Есть хоть на что посмотреть в такой серый-серый день…» Подходили и уносили цветок…
А человек еще делал и опять выставлял. И опять подходили люди и уносили…
Но думал деревянный человечек, делая свои бумажные цветы: «Ах, если б хоть раз живой цветок у меня получился!»
Огурец
Мама уходила и говорила:
— Только не рви тот огурец. Он еще маленький. Ему еще расти надо.
Он пошел и сорвал тот огурец, принес домой. Разрезал на две половинки. Потом — на четыре. Потом — на восемь. Семечки вынул. Поиграл. А потом думает: «И правда маленький. Пусть растет». И вложил семечки обратно, и сложил восемь огуречинок, потом — четыре, потом — две, опять целый