огурец вышел.
Отнес обратно на грядку — огуречик так и вцепился в стебель.
Пришла мама и ничего не заметила…
Первый день жизни
Сверху сидела курица-мама и обогревала их, а они съежились в скорлупке и никак не могли выбраться.
Стали они перестукиваться:
— Эй, ты, — стучит один.
— Эй, ты, — стучит второй.
— Мы скоро вылезем?
— Мы скоро вылезем?
— Что ты мои слова повторяешь? — стучит первый. — Ты свои скажи… Ты вот скажи, чего ты хочешь?
— Я хочу, — стучит второй, — чтобы, когда я вылезу, мне было бы не тесно, чтобы я расправил свои крылья и никого не задел…
— Эх, ты! — стучит первый. — А я хочу, чтобы мы вдвоем расправили крылья и никого не задели… И друг друга не задели…
Тут им курица-мама говорит: «Вылезайте!» И они стукнули клювами о стенку и вылезли.
— Ох, широко! — закричал первый. — Смотри, как широко!
И побежал, растопырив крылья, чтобы узнать, как широко. Бежит, бежит — никого не задевает, еще бежит — все равно никого не задевает. А другой в обратную сторону побежал и тоже никого не задел.
Целый день так бежали.
А вечером откуда-то появилась мама, усадила их рядом и сказала: «Спите».
В инкубаторе
Разломал наконец цыпленок скорлупу и вылез наружу.
Но увидел перед собой белые стены и белый потолок комнаты.
— Как?! — воскликнул он. — Еще раз родиться? Но я так устал!..
Из жизни гусениц
Гусеница вытягивала, вытягивала из себя длинную шелковую нить, а муж ее ткал из этой нити блестящие сверкающие покрывала. И набрасывал их на траву, на кусты и деревья — получалось красиво.
Как-то гусеница заметила, что муж сидит неподвижно.
— Что с тобой? — спросила она.
— Все искусство да искусство! — сказал он. — А жить когда?
«Клонилась рожь в поле ночью…»
Клонилась рожь в поле ночью
То в одну сторону — вся, то в другую — вся.
А сверху луна смотрела.
То из-за облака выглянет, а то и так — прямо…
…Ехали утром по полю всадники,
видят — лежит во ржи младенец:
светловолосый — как рожь,
круглолицый — как луна.
Женщина
Царица проснулась утром и увидела, что ничего вокруг нет: ни дворцов, ни садов, ни людей — одна голая земля, и большой камень лежит невдалеке. Вздохнула царица, но ничего не изменилось.
Тогда встала царица, подошла к камню и спросила: — Любишь меня?
Камень тут же превратился в царя и сказал:
— Люблю!
Коромысло
Женщина шла и держала на плечах коромысло — ведра с водой несла. Вдруг тяжело-тяжело стало — сбросила коромысло. И правильно сделала: из одного ведра один человек вылез, а из другого — другой.
И одного она узнала.
Улитка
Иногда улитка высовывалась из раковины и видела солнце в небе, похожее на лицо человеческого детеныша, облака, рвущиеся по небу в беспредельность, слышала грохот океанского прибоя. И, пугаясь, уползала обратно в раковину. Но потом опять высовывалась и смотрела. Так она и жила в расщелине скалы, на одном месте, почти не двигаясь, почти сто лет…
«Большой коричневый медведь…»
Большой коричневый медведь, почему сидишь, когда кругом все спят, зачем смотришь на белую ночную бабочку, что припала к тебе — не шелохнется?..
И на светлячка, который застрял внизу, перед твоей лапой, на его свет, точечный и зеленый?..
Ты сгони, смахни их прочь, встань, иди в свою зеленую берлогу и, пока спят и посапывают во сне твои коричневые медвежата и твоя большая коричневая медведица, подумай, как завтра обманешь, эх — как обманешь! — того, эх — хитрого охотника с его, эх — верными собаками, что давно уж приметил тебя, ждет…
«Белый ягненок…»
Белый ягненок, зачем ты влез в шкуру убитого тигра и расхаживаешь в ней?
Пусть ты не блеешь, пусть не бегаешь вприпрыжку, мелко-мелко перебирая ножками, пусть не подходишь ласкаться, и пусть все собаки шарахаются от тебя в стороны…
Разве не твой овечий плач слышен по ночам из шкуры убитого тигра?
Слепой
Каждый день он приходил на берег моря, садился на песок, слушал крики чаек и вспоминал, что ему рассказывали: впереди — море, позади — берег, а наверху — небо. В море — рыбы, в небе — птицы, на земле — люди.
Наконец он сказал:
— Не так это. И небо, и земля, и море — во мне. Я — и птица, и рыба, и человек.
«Однажды лунная дорожка…»
Однажды лунная дорожка на воде будто ножом разрезала реку на две половины.
И рыбы одной половины никогда уже не встретились с рыбами из другой половины.
Солнце — луна, солнце — луна…
Утром облака раздвигаются и показывается солнце — так начинается день.
Вечером облака раздвигаются и показывается луна — так начинается ночь.
Однажды утром все смотрели на небо: облака раздвинулись, а там — старик: высунулся и пальцем погрозил. Все насторожились.
Вечером все смотрели на небо: облака раздвинулись, а там — мальчик спящий с круглым лицом; открыл глаза, посмотрел и закрыл.
Все облегченно вздохнули. И ночь была тихая, теплая, все хорошо спали.
А в следующие дни опять: солнце — луна, солнце — луна…
«Лес, а за лесом — лес…»
Лес, а за лесом — лес, и за лесом — лес… А между лесами — большие солнечные поляны, никто не бродит по тем полянам.
Человек идет по лесу, ничего не видит, ничего не слышит.
И если выходит на опушку и видит поляну — только смотрит, не ступает…
Потому что помнит: как свет ударит, как тишина отнимет. Никто не бродит по тем полянам…
Медведь и луна
Как-то в лес опустилась луна, спряталась за деревом и вышла оттуда девушкой, красивой, но обыкновенной, поверх платья надет фартук, руки она держала под ним.
В это время шел по лесу медведь, самый черный. Увидел он девушку и говорит:
— Покажи, что в руках держишь?
Она молчит.
Подошел он ближе:
— Покажи, что в руках держишь?
Она опять молчит.
Упал он около нее и говорит:
— Покажи!
Она показала: в руках у нее — луна.
И девушка говорит:
— Смотри. Какая линия на ней тебе больше нравится?
— Вот эта, — ответил медведь.
— Ладно, — говорит девушка, — это будет тебе дорога. — А какой бугор тебе на ней больше нравится?
— Вот этот, — говорит медведь.
— Ладно, — говорит она, — это будет тебе лес. — И опять закрыла фартуком руки.
Медведь не успел ничего больше сказать, стал зеленым, как хвоя осенью, и синим — как ель синяя, и сизым — как дым над лесом. И — вовсе пропал…
Теперь у него другой лес…
Пожарник
Вот сидит пожарник, железный, на своей каланче, железной… А внизу — город: дома каменные, деревянные, в них — люди, лица белые, розовые… Совсем не железные — пожаров боятся. И что у них там: выйдет человек из дома — пойдет в другой… И обратно… И у всех так. Выйдут из дома — и в другой, потом обратно.
Все, больше ничего.
Только иногда какой-нибудь дом, какой-нибудь деревянный дом вспыхнет в небе букетом красных и желтых цветов. И налетит ветер, и треплет букет, и раскидывает цветы в стороны… Внизу кричат: «Пожар, пожар!» — и зовут его. Он спускается, садится в машину, красную, пожарную, и едет тушить, и тушит…
Но это — иногда. А обычно — нет никаких букетов. И тогда закрывается он дома, закрывает все двери и окна, сидит и ждет… А когда долго ничего нет, открывает окошечко и смотрит — он знает: у него такие глаза, если посмотрит, выберет себе какой-нибудь дом и посмотрит — то там… вспыхнет. Большой букет красных и желтых цветов… И налетит ветер, и треплет букет. «Пожар… Пожар!»
Все бы так и было, но раз на полу, где-то на черном, обугленном полу, после пожара, увидел: такой же! То есть лежит такой же, как он, железный, и такая же каска железная… Только маленький-маленький… и глаза закрыл…
Ах, пошел-пошел пожарный домой! Ах, скорее-скорее пожарный домой! Ах, побежал пожарный домой!
И все видели, как он закрылся, как он поднялся на свою каланчу, и зашел, и закрылся, и окна закрыл, и двери, и лестницу убрал…
Подходили к каланче, стучали, стучались в двери, в окна. А окна не открывались, двери не открывались… крепко заперся…
Купание
В одном городе не было речек, а имелись только бочки с водой. В один день решили устроить в них купание. Не то чтобы мытье с мылом, с мочалкой — это иди в баню! — а именно — купание.
По сигналу все бросились в бочки с водой. Один мальчик вынырнул, кричит: «Я — гусь…»
Одна девушка нырнула, а обратно не вылезает… Хорошо, кто-то вспомнил, что она так любит, любит так пугать людей: бросится в воду и не показывается…
Двое в одну бочку залезли, кричат: «Как хорошо!» А увидели друг друга — вылезли и молча разошлись — враги были.
«Помиритесь, — закричали им, — все равно ведь в одной бочке сидели, все равно мокрые…» А они не мирятся…
Трое бросились в одну бочку, вынырнули, кричат: «Как тесно», а увидели друг друга, обнялись и опять в бочку полезли. Долго не вылезали — друзья были…
Один толстый человек подкрался к бочке, прыгнул в нее и — расколол. Вся вода растеклась… «Мы же говорили, — сказали ему, — не подходите близко!..»
К вечеру еще одиннадцать расколотых бочек принесли. Двенадцатая была крепко обвязана веревками, проволокой и мохнатым китайским полотенцем с двумя китайскими птицами. Все равно развалилась.
Все остальные бочки собрали, сосчитали, в склад уложили.
До следующего купания, сказали…
Погоня
Какой-то человек увидел, что за ним другой человек гонится. И побежал от него.
Вбежал в дом — человек за ним.
Выпрыгнул из окна — человек за ним.