Прыгнул в трамвай — человек за ним.
Вбежал в лес — человек за ним.
Перебежал поле — человек за ним.
Но тут перед ним оказалась стена — не перелезть.
Достал он из кармана воздушный шарик, хотел надуть, перелететь — лопнул шарик.
Тогда он сел возле стены и больше уже не двигался. Стал смотреть на лес.
Из леса выбежал человек, который за ним гнался, сел рядом и стал смотреть на лес.
Потом из леса выбежал третий, сел рядом и тоже стал смотреть на лес.
И четвертый, пятый, шестой… Они подбегали, садились и смотрели на лес. Оттуда все время кто-нибудь выбегал. А потом выбежал человек, после которого никого не было. И когда его спросили, почему за ним никого нет, он ответил: больше некому — все уже здесь…
Что носить на голове
Однажды, когда все на земле перемешалось и люди позабыли, где чему быть, повстречались два человека: у одного на голове птица в гнезде птенцов выводит, у другого на голове дерево растет.
— Что это у тебя на голове птица гнездо свила? — спрашивает один.
— А у тебя почему дерево? — спрашивает второй.
Только заспорили, видят, идет еще один, у этого на голове — гора.
— Что это у тебя на голове гора? — спрашивают его.
— Я тоже удивляюсь, — говорит третий. — Как можно на голове дерево носить или гнездо с птицами?
А кругом, если приглядеться, у всех людей на голове что-нибудь есть. И ходят как ни в чем не бывало.
Тут эти трое заспорили, так раскричались, что драться начали. Пока они дрались, у одного — гора с головы свалилась, у второго — дерево, у третьего — птицы куда-то улетели.
Наконец очнулись они, огляделись — стоит недалеко гора, на вершине ее — дерево растет, на дереве птицы гнездо свили. И у всех людей на головах — ничего нет.
Вздохнули с облегчением — как хорошо стало!
Вдруг видят: идет мимо какой-то человек, а на голове у него что-то есть.
— Что бы это могло быть? — гадает первый.
— Это что-то совсем непонятное! — говорит второй.
— По-моему, никто не знает, что это такое! — восклицает третий.
На голове у незнакомца была шляпа…
Вверх — вниз, вверх — вниз
Это сейчас у нас солнце большое, лучи у него длинные, неизмеримые, а раньше оно было не такое большое и висело низко над домом, как дым из трубы, и все лучи у него были одинаковые. Только один луч длинный — как желтая доска с солнцем посередине: сначала один конец в небо торчит, а другой — в землю упирается, а потом — наоборот, как желтая доска с солнцем посередине, даже можно на ней качаться.
На ней и качались двое, что в том доме жили.
Качаются, качаются — солнце посередине.
— Как высоко! — сказал он.
— Как низко! — сказала она.
— Как низко! — крикнул он.
— Как высоко! — крикнула она.
Испугались они, говорят:
— Давай ближе сядем, рядом…
И пересели…
Качается доска — солнце посередине.
Больше никого.
След
Мы с другом нашли море и долго плавали. Иногда сидели на песке, иногда бегали по берегу.
— Я большой, — сказал друг, — смотри, какой у меня след…
Я показал на свой след.
— Да, — согласился друг, — у тебя больше…
— Нет, у тебя больше, — сказал я, показывая на его новый след.
Разглядывая свои следы, мы ушли далеко от того места, где начался разговор.
Наконец мы остановились, обернулись и посмотрели на цепочки своих следов. Вода, теплая и приятная, набегала на берег, нам на ноги.
И вот мы увидели чужой след. Какой прекрасный!
Мы сели и посмотрели на свои следы.
— Мы как мухи, — сказал друг.
— Мы как курицы, — сказал я.
— Мы как маленькие-маленькие мухи, — сказал друг.
— Как слепые-слепые курицы, — сказал я.
— Как ничто, — сказал он.
— Как ничто, — сказал я.
Тут мы услышали плеск. Из воды выходил человек. Он посмотрел на нас, ничего не сказал и пошел прочь.
— Он такой же, как мы! — сказал я.
— Да, такой же! — согласился друг. — Только как он море переплыл?!..
В пустыне
Два верблюда лежали в пустыне.
Вокруг пусто, только у маленького водоема бились в воздухе две стрекозы.
Они чертили воздух синими черточками крыльев, то взмывали вверх, то опускались, но наконец разлетелись в разные стороны. Было тихо, садилось солнце.
— А не кажется ли тебе, — нарушил тишину один из верблюдов, — не кажется ли тебе, что они обменялись крыльями… Они обменялись, разлетелись в разные стороны и больше никогда не встретятся?..
— Да, — сказал второй. — Больше никогда не встретятся.
Солнце скрылось за краем пустыни. Наступили сумерки. В песке, по всей пустыне зашевелились, выползая, маленькие юркие существа. Одно из них вынырнуло из песка совсем рядом с верблюдами, посмотрело на горбы и сказало:
— Горы!.. Я вижу горы! — и уползло.
Прошло еще некоторое время, и наступила ночь. Один из верблюдов опять нарушил тишину.
— А мы с тобой не расстанемся никогда, — сказал он.
— Да, — ответил второй, — никогда.
Миражи
Один верблюд любил миражи. Покончив с работой, он покидал двор хозяина и отправлялся один в пески. Там, за одним из барханов, начинались миражи. Это были зеленые цветущие оазисы, города с голубыми куполами и минаретами, шахские дворцы со стражниками, охраняющими ворота, луноликие красавицы, ковровые базары. Миражи являли то Бактрию, то Хорезм, то Согдиану, то Маргиану… Потом являлась яростная конница — и миражи исчезали, в огне и пожарах. Пропадали! Но через некоторое время появлялись опять…
Но вот в один из дней пропали совсем. Как сказал хозяину верблюда его родственник, приехавший из соседнего кишлака, это вертолет опылил хлопковое поле, ветер дул не в сторону селения, а в сторону песков, так что люди и скот не пострадали. Кроме чабана, который заблудился в песках, отыскивая какой-то редкостный цветок для своей любимой… «Так что все обошлось, — сказал родственник, — вот только миражи исчезли!.. Но, если честно, кому они нужны? Разве только твоему верблюду!..»
Красавица со шрамом на лице
В семнадцать лет она еще не считалась красавицей. У ней были стриженные до плеч волосы, короткие платья, как у ее сверстниц, ясный открытый взгляд.
Годы шли, круглое личико понемногу становилось все более выразительным. Глаза смотрели более загадочно. Лишь ночью, когда светила луна, ее лицо светилось в глубине комнаты и было по-прежнему детским, открытым и даже немного беспомощным.
Платья девушки становились более изысканными, движения — более плавными, глаза смотрели на окружающих более отрешенно. Она совсем не меняется, говорили ее постаревшие сверстницы. Что она делает с собой?
В тридцать семь лет она превратилась в настоящую красавицу. Лицо ее стало совершенным, законченным. Оно могло выразить нежность, силу, любовь, гнев.
Портил его лишь шрам, едва заметный, пересекающий лицо пополам, наискосок, появившийся недавно. Это было похоже на то, будто ночью мимо Луны пронесся неведомый метеорит и задел ее.
В обычное время шрам был незаметен, он становился отчетливым лишь в минуты ярости или страсти. Тогда он будто рассекал лицо пополам.
Красавица собиралась жить долго…
Шкаф
Он подошел к шкафу, хотел открыть его, но остановился: «Нельзя. Вода там. Доверху. Ка-ак хлынет!»
Он пошел к другому шкафу, открыл его, вынул чашки, чайник, сахар, хлеб и уселся пить чай.
Вошел друг, тоже сел пить чай.
— Слушай, — говорит он другу, — достань мне из шкафа…
— Сейчас, — говорит друг, — сейчас… — Встал, подошел к шкафу, но остановился: — Нельзя. Вода там. Ка-ак хлынет!
Вошла девушка, она все смеялась — такая веселая пришла, и они смеялись.
— Слушай, достань из шкафа… — попросили ее.
— Сейчас, — говорит девушка, — сейчас… — Встала, подошла к шкафу, за ручку уже взялась, но остановилась. — Нельзя. Вода там! — и заплакала.
Наступил вечер. Все разошлись по домам.
Ночью во сне он видит, что находится в воде. Прекрасная такая вода. Лежит где-то на глубине, вытянув пальцы, руки, плечи, весь вытянувшись, а навстречу ему выплывают рыбы. Подплывают, вплывают в вытянутые плечи, руки, пальцы, выскальзывают из пяток и плывут дальше.
И он плывет туда, откуда они приплыли, все вытягиваясь, удлиняясь, если обернуться, то не увидеть конца-края своего тела… И только видно, как плывут сквозь него рыбы.
Утром проснулся, увидел шкаф. «Нельзя открывать, — думает. — А то выскользнут!»
Пошел на работу, рассказал про сон, про рыб.
«Представляете, если бы я открыл шкаф!..»
Ему говорят: «Да, хорошо, что ты не открыл!»
Но через месяц приходят к нему как-то вечером друг и девушка, а он опять грустный.
— А нет там никаких рыбок! Одна вода. Доверху!
— А ты открой, — говорит девушка, — открой и увидишь!
— Нет, нельзя. А то как хлынет!
Мало-помалу стал он забывать про шкаф. Проходил мимо, будто ему ничего в нем не надо. У него и другой шкаф есть, хватает. Только иногда вспомнит ночью и на цыпочках подкрадывается-подкрадывается. Прислонит ухо к дверце: слышно — не слышно? А вода затихает. Сразу же! Как будто чувствует! Не слышно ее…
А потом он и это перестал делать. Спал ночью и видел всякие сны. Или не видел…
Наступил день, когда он должен был уехать из этого города. Насовсем. Пришли к нему вечером друг и девушка.
— Может, откроем? — говорит друг.
— Давайте! — говорит девушка.
— Нет. Нельзя. Вода там. Доверху. Ка-ак хлынет!
Фонтан
Был жаркий летний день. Фонтан в центре городской площади ежесекундно распускался пышным серебряным цветком и звенел, и журчал, и переливался, создавая неумолчный плеск воды, переливающейся из одного резервуара в другой. От фонтана веяло прохладой, и она заполняла собой все вокруг, так что ник