Как прекрасно светит сегодня луна
Вечером медведь вышел из своей берлоги, постоял, послушал, что говорят кругом.
Все говорили про луну.
«Как прекрасно светит сегодня луна», — говорили вокруг.
«Ладно, я могу и закрыть», — сказал медведь и поднял вверх лапу. Луны не стало видно. Он постоял с поднятой лапой, послушал, что говорят теперь, и ему показалось, что никто не заметил, что луны нет, что она закрыта.
Все вели себя так, будто они видят луну, а он, медведь, не видит.
«Ладно», — сказал он и пошел по лесу. Проходил мимо заячьей норы, заглянул: зайчиха и шестеро зайчат уже лежат, моргают сонно, пошевеливают длинными ушками, она им что-то рассказывает… Нагнулся он.
«Видите, детки, — шепелявила зайчиха сонным голосом, — как прекрасно светит сегодня луна».
«Да», — ответил кто-то.
«А сейчас вы увидите, детки…» — сказал медведь, подкрался, встал и закрыл собой все, что можно было закрыть, встав у входа в нору.
«Видите, детки, — так же сонно прошептала зайчиха, — а это медведь встал у нашей двери и заслонил нам луну, но когда он отойдет, нам опять будет видно, как прекрасно светит сегодня луна».
Медведь отошел: «Ладно, мы еще увидим…» И пошел дальше. Дальше он увидел лужу. В мутной воде плескалась луна, а вокруг ее хороводом сидели лягушки и квакали.
«Как прекрасно светит сегодня луна», — начинал чей-то один голос.
«Прекрасно светит! Прекрасно!» — повторяли остальные.
«Она всегда прекрасна, наша луна, но сегодня еще прекраснее».
«Прекраснее, ах, прекраснее…»
«Ну да, — сказал медведь, — когда у вас есть лужа, а когда ее нет?» И, наклонившись, стал пить.
Выпил, поднялся, посмотрел вниз — лягушки молчали. Их было много, они все вылезли, когда он выпил их лужу…
«Где песни?» — спросил медведь будто у воздуха. Повернулся и пошел прочь.
Но не успел он отойти и на десять шагов…
«Как прекрасно светит сегодня луна», — произнес ему в спину чей-то тихий голос.
«Прекрасно светит, прекрасно», — тихо ответил второй.
«Как прекрасно светит сегодня луна», — громко и с переливами произнес первый голос.
«Прекрасно светит, прекрасно!» — громко и с переливами ответил второй.
Медведь плюнул. Он плюнул и выплюнул всю их лужу, вместе с их луной. Отплевываясь, пошел дальше.
«Кого слушал? — плевался он. — Зайчиков слушал, лягушек… Где свои, где волки?» И остановился, соображая, где волк. Волк и его волчата. Семь крепких волчат с острыми клыками.
…Когда он подкрался к волчьей норе, там разговаривали. Говорила старая волчица.
«И когда вы увидите близко своего врага, — говорила волчица медленным хриплым голосом, — вы приседаете вот так, видите…
И не в хвост, не в ноги, не в спину, нет! Не кусать, как какие-нибудь собаки — нет! — голос ее зазвенел. — В шею! В кровь! Насмерть!»
Голос ее сорвался.
«Вот это разговор, — лизнул свою лапу медведь и лег поудобнее, — это разговор!»
«Мам, — спросил густой, еще не окрепший голос, — мам, а что делать, если их больше? Если их вдвое больше?»
«Я их разорву всех!» — пискнул третий голос.
«Мам, смотри, какая сегодня луна», — сказал еще один голос.
Медленным низким голосом волчица сказала:
«Да, сынок, сегодня прекрасно светит луна!..»
Мгновения
Если когда-нибудь я насовсем уйду в край голубого неба и зеленой травы, я возьму с собой одну монетку, чтобы по ней догадываться о том, что есть у людей что-то еще кроме голубого неба и зеленой травы.
В той пустынности, в которой я жил, одна душа явилась ко мне цветком. Но я вспомнил, что теперь я должен буду поливать его, — и отвернулся.
Ночью тигр явился ко мне, его глаза в темноте я принял за кроткие свечи.
«Я покаюсь», — сказал я и почувствовал на себе лапы тигра.
Она спала, и дыхание ее обозначалось животом, белым и атласным, он вздымался и опускался.
«Что может быть прекраснее этого?» — подумал я и взглянул на свой живот, узкий и впалый.
«А как же я дышу?»
Завтра начнется день,
и я обязательно встану
и поеду в те пять городов,
в которые хочу.
Почему еще за два часа до рассвета птицы начинают петь, приветствуя зарю?..
Почему они так уверены, что солнце встанет?..
Была ночь, и черная пантера не спала: «Где кончается мое черное тело и начинается черная ночь?»
В глухую полночь я проснулся и выглянул в окно: в небе была звезда. Она дышала и все время делала движение вниз, будто ее с земли кто-то за веревку тянет. Тянет-потянет — вытянуть не может.
Потом я заснул и сам во сне тянул… Только с другой стороны, чтобы она не упала.
В холодный зимний день я съел ложку меда: стены в моей комнате потекли медом, свет из моей лампочки закапал медом, и сам я закружился по комнате с тихим жужжанием…
Большая черная медведица думала, лежа в берлоге: «Ах, если бы родить мне маленького белого ягненочка…»
Когда это дерево состарится и умрет, я хочу встать на его место: наверное, оно счастливое, если на нем выросло такое счастливое дерево…
Небо не падает на меня, пока я стою на ногах. Но когда лягу…
Я огромный, как море, говорил он, ясный, как солнце, нежный, как утренний ветер, легкий, как тополиный пух на ветру!
И умер.
Она смотрит: море есть, солнце есть, ветер есть, и пух тополиный есть. А его нет.
Или есть?
По небу, все время ударяясь и ударяясь, летала муха.
Кто выпустит ее отсюда?